Сегодня – позавчера. Испытание огнем
Шрифт:
Я изобразил аплодисменты:
– У, какие вы слова знаете, Николай Николаевич!
Он склонил голову в шутливом поклоне:
– У меня были иногда о-очень занимательные собеседники. Да-с!
Это он мне вернул подколку с «высокоблагородием». А мне он начинал нравиться. Блин, знать бы, он поможет мне и стране или он – враг? Как понять?
– Так вы ответите на этот вопрос или воспользуетесь правом не отвечать?
– Да я бы ответил. Только как? Вы знаете, всё течёт, всё меняется. Иногда медленно, иногда вдруг. Я был убит, я говорил с кем-то… пока был не особо живой. Сны эти странные. В таких случаях говорят: «Я прозрел». Меня как подменили, – я пожал плечами.
Майор ГБ ещё некоторое время ещё подождал, потом
– Ладно, довольствуемся этим. Расскажите мне про ваши изобретения.
– Что за изобретения? – я честно удивился.
– «Доспех».
– А-а. Так жить-то хочется. Не так, чтобы слепо, по-животному. А случайно погибнуть жалко. И ребят жалко. Поживут подольше, побольше их после войны останется. Война-то рано или поздно закончится. Дальше жить надо будет. А кто останется? Старики и дети неразумные?
– Это так, тут вы правы. Мотивация ваша понятна и даже достойна, но как вы пришли к такому решению?
– Толстой. «Война и мир». Кирасиры. Они носили стальные нагрудники. Мне показалось это разумным.
– От этого отказались. И, видимо, не зря.
– Стесняет движение, и вес большой. Но мой-то доспех подвижный. Вес, конечно, немалый, но движения не сильно стесняет. Не больше ватника.
– А спинная конструкция?
– А что с ней не так?
– Наши специалисты в шоке. Вы же на пустом месте создали гибкую защиту позвоночника.
Я рассмеялся:
– Не я создал, а ботаники с завода. Я попросил: чтобы двигалась, вперёд гнулась, назад – нет. И принцип не нов. Так строилась сегментная броня легионеров. Так устроена чешуя рыбы. Надо лишь правильно поставить задачу нужным людям и видеть в голове результат. Я знал, как должно быть, а как сделать – не представлял.
– Теперь понятно. Правильно заданный вопрос – половина ответа.
– Ну, вот. Вижу, вы и сами это знаете. А какие ещё изобретения?
– Тактика боя. Армейские специалисты удивлены не меньше.
– Удивлены они? Долбоёжи! Чем они, интересно, перед войной, гля, занимались? К парадам готовились? Форму отглаживали? Оклады выжимали? Я её придумал? Тактику штурмовых групп применили немцы ещё в Имперскую войну. И наши применяли в Финскую. Надо было не строевой подготовкой заниматься, а учить людей воевать!
Я расходился не на шутку. Прорвало, что называется. Майор украдкой улыбался.
– Я в отступлении капитана встретил. Кадровый. Предложил с нами идти, куда там! Как это он будет какому-то старшине подчиняться? Через несколько часов людей поднял на пулемёты в полный рост за триста метров. Идиот! Ладно, ему его бестолковую башку прострелили, так он людей угробил! Кадровый, гля! К какой он войне готовился? К боям с сипаями? С наполеоновской армией? Он что, не знает, что появилось в этом мире автоматическое оружие? Мы через пару дней такой же мост проходили. Ни одного человека не потеряли, а немцев всех вырезали. А у меня такие же щеглы были, как и у него. Штаны им амбиции жмут, хоть и шаровары носят! И мои «золотопогонники» бунт пытались поднять. Как в сказке, гля, «не хочу быть крестьянкой, хочу столбовою дворянкой»! А люди, дело, Родина? Да по хрен! Лишь бы звание повыше, участок поспокойнее да снабжение посытнее. И немец чтобы не мешал командовать. Ах, как немец им всем помешал! И форму себе пошили красивую, от красноармейцев такую отличную. Всё блестит, переливается. А немецкие снайпера и не нарадуются! К какой они войне готовились? К парадной? Думали, немец их финтифлюшки увидит и в ужасе в подвал забьётся? Ща-а-ас! Наклепали десятки тысяч самоходных самоваров, а тягачей – кот наплакал. Ни одного топливозаправщика, ни одного бронетранспортёра! К какой войне эти теоретики готовились? Немец готовился к войне, а эти долбоёжи к парадам готовились, к бою на карте, в кабинете. Бойцы мои по лесу ходить не умели, а строем – умели. Им это до парада Победы хрен понадобится! А скорее всего, этим не понадобится. А дети, что вчера винтовку взяли, учиться будут не у отцов-командиров, а у противника. Научатся воевать, побеждать. А на параде Победы – как-нибудь!
За время этого моего монолога улыбка сползла с лица Кельша, лицо стало тревожно-сосредоточенное. Эк тебя пробрало!
– Ну, на этом сегодня закончим, Виктор Иванович. Сейчас ужин принесут, газеты свежие. Должен выразить своё удовлетворение началом нашего сотрудничества.
– Посмотрим, – ответил я ему.
Он ушёл, потом был ужин. Почитал пропаганду газет. Тупую, неумелую, не зажигательную. Потренировался. Быстро устал. Это хорошо – уснул быстрее.
На следующий день после завтрака Кельш опять пришёл. Сел на табурет, опять сложил руки на столе. Никаких бумаг с ним не было, писать он ничего не собирался. Об этом я его и спросил. Он пожал плечами:
– Я не Цезарь, говорить, слушать и писать разом не умею. Предпочитаю разговор.
Разговор так разговор. Я сел напротив.
– Тогда поговорим. С бутылочкой коньяка разговор бы лучше пошёл.
– Можно организовать.
– Но не нужно. Я решил больше не пить.
– Почему?
– Я уже потерял счёт полученным мною контузиям. Боюсь, что алкоголя мой мозг не выдержит. Как мычащее неразумное животное пользы я вообще не принесу. А мне танки с крестами жечь надо.
– Достойное решение. Надеетесь, что вернётесь на фронт?
– Надеюсь. Пусть и покалеченный, но я получше буду воевать, чем пороху не нюхавшие и под танком ни разу штаны не маравшие дети.
– Это так. За одного битого двух не битых дают. Сколько танков вами уничтожено?
– Я их не считал. Зачем? Ясно же, что их ещё много осталось, на всех хватит. Вот когда таких, как я, охотников будет больше, чем танков, тогда начнём считать.
– Вы танк за добычу считаете?
– Да. Большой, опасный зверь с толстой шкурой.
– А многие лишь увидев танк – теряют мужество.
– Это болезнь танкобоязни. Она лечится. Я своих бульдозером обкатывал. Под трактором в штаны пускали, а от танков уже не бежали.
– Да, это интересный опыт. Вы дошли до него одним из первых. Теперь часто новобранцев танками обкатывают. Не всех, к сожалению. Фронт сжирает полки и дивизии быстрее, чем мы успеваем сформировать. Так недоученными и идут в бой. А как вы оцениваете те противотанковые средства, что были у вас на вооружении?
– Нормально оцениваю. Всё зависит от человека и выучки. У нас были «сорокапятки», пара трофейных 37-мм орудий, зенитки 37 мм, ружья противотанковые, гранаты, зажигательная смесь. Наш снабженец добыл где-то ампулы с огнесмесью. Шары такие стеклянные. Но стекло очень толстое. Не всегда даже о броню разбивалось. О землю вообще не билось.
– А зачем о землю?
– Я хотел огневую завесу сделать, чтобы от немцев оторваться, когда сменял позиции. Пришлось шары эти из автомата расстреливать. А огнесмесь хорошая. Вспыхивает сама, горит жарко и долго. С гранатами и так всё понятно – далеко не кинешь, тяжёлая. После взрыва самого же глушит. Оружие последнего довода. Когда танк тебя уже давит, хоть отомстить. Зенитки показали себя отлично. По всем целям. И по воздуху, и по земле. Очередь 37-мм гранат в пехотной цепи – сильный аргумент, сразу срывающий атаку. И по танкам. Бронебойное действие слабое, но высокая скорострельность и способность быстро переносить огонь на разные объекты намного перекрывают этот недостаток. По одному танку на моих глазах долбанули разом с двух зениток. Пробили броню или нет, а танк стал не боеспособным – они ему поотбивали всё на свете, только клочья летели – колёса, траки гусениц, ещё что-то. А другому в бок очередь с пробитием – башня отлетела. Немецкая пушка хороша. Снаряды хорошие. Броню прошивают на раз. Я сам из такой танк подбил. «Сорокапятка» имеет те же характеристики – приземистая, лёгкая, меткая, мобильная. Легко маскировать и менять позицию. Снаряды только подкачали – раскалывались о броню.