Сегодня – позавчера
Шрифт:
А что? Социальный статус? Место в обществе себе подобных? Пыль. Я – пыль. Миг между прошлым и будущим. Выживал, старался, учился, терпел. А сейчас что значит всё это, вся моя прошлая жизнь? Чушь.
Что я для людей? Для любимой жены, для того набитного мальчугана – сына моего, для матери? Они мне дороги, я им дорог. Я – муж, отец, сын? Со стыдом и болью я вспомнил, как причинял боль обид, невнимания дорогим мне людям. Стыдно. Больно. Плохой муж, плохой отец, никудышный
А что ещё? Работа? Служба? Не служил. Работу ненавидел. Нет, я – не лентяй. Ну, не больше других. Не было у меня работы, которую можно было бы назвать Делом, заниматься Делом и быть довольным. От всех способов зарабатывания средств к существованию оставался только стойкий осадок Мозгоё…ства. Напрасно потерянное время. Не мог я себя назвать ни экономистом, ни металлургом, ни путейцем. Как один сказал: «Мы поколение коекакеров». Вот это точно. Но тоже – чушь.
– Я не знаю, – ответил, наконец, я. – Я – Никто.
– Никому место в Нигде. Зачем шел ты на Свет, терпишь Мучение?
– Не хочу в Нигде. Не хочу быть Никем. А к Свету всегда надо идти. Иначе нельзя. А Мучение? Бог терпел – и нам велел. Терпимо. Это что-то. Лучше Небытия. И так всю жизнь это – НЕ. Не-жизнь, не-смерть, не-друг, не-враг, а всё только – ТАК… Ни то, ни сё. Небытие. Унылое Ничто. Постоянно.
– Почему шел через Мучение на Свет? Легче же было наоборот?
– Легче, – согласился я. – Легче не значит лучше.
– Почему? – опять прогремел гром.
– По кочану! Не знаю! Так надо!
– Кому надо?
– Мне!
– А ты кто?
– Я? Я – человек! Мужик! Для трудностей я создан!
– Помни об этом. Не забывай!
Раскаты грома катались волнами вокруг. Отдаляясь, приближаясь, схлёстывались друг с другом, дробились друг об друга.
– Жить хочешь? – спросил тот же голос, но тише, без громовых раскатов.
– Не знаю. Особо и нет. Только…
– Только…
– Родные мои. Нужен я им. Жене нужен муж, сыну – отец, матери – сын.
– У них будут они. Может лучше, чем ты.
Если бы у меня была бы голова, я покачал бы ею, были бы губы – поджал бы их.
– Это врят ли. Будет ли он любить их, как я? Заботиться о них? Никому не доверю. Надо жить. Потому и живу. Для них.
– Ой ли?
– Упрёк справедлив, согласен.
Раскаты грома совсем стихли. Но что-то гремело всё равно. Это Боль. Мучение уже гасило Свет.
– Так что же с тобой делать?
– Не мне, видимо, решать.
– Не тебе. А чего хотел бы ты?
– Положи, где взял.
Опять загрохотало, оглушило. Мне становилось всё хуже.
– Может быть… – пророкотало, – и будет по-твоему. Но будет
– Я! Я – человек! Русский человек! А ты кто?
Боль накатывала, как штормовые волны. Боль уже гасила Свет и моё сознание. Кругом темнело. Лишь два светлых пятна осталось.
– Ты – Бог? – спросил я, но голос мой прозвучал так жалко, тихо, как стон.
– Нет, – со смешком ответил громоподобный голос, правда, в этот раз – звеня, как в пустом ведре.
– Я умер? – опять спросил я.
– Пока нет. И я, как врач, постараюсь этого не допустить.
Врач? Какой, на хрен, врач? Это…
Всё исчезло, как будто выключили рубильник.
Привет, Великое Позавчера!
Блин, больно-то как!
– Терпи, боец, генералом будешь, – грохотал болтом в пустом ведре голос.
– Маршалом, гля. Где я?
– В узловой больнице.
– Чё я тут потерял? Чё больно-то так? Чё я не вижу ничего?
– Во, ожил, залопотал. Жить будешь.
– Куда я, на хрен, денусь! Чё за узловая больница?
– А ты что, совсем ничего не помнишь?
– Что я должен помнить?
– Как твоё имя? Звание? Номер части?
– Вы с какого дуба попадали? Какое звание? Часть чего? – спросил я и тут крепко призадумался. Часть вкупе со званием – что-то воинское, а всё воинское меня обошло далёкой-далёкой стороной.
– Имя-то своё помнишь?
– Имя? – я решил подстраховаться и потупить. Тяну время. Авось, куда и вытянет само.
– Амнезия, – другим грохочущим скрежетом донеслось с другой стороны. – Обычное дело при сильных контузиях.
Точно! Амнезия. Удачно. Можно дальше дурачком прикидываться.
– Что ты видишь?
– Ничего я не вижу. Пятна какие-то. И грохочете вы.
– Все симптомы налицо. Вот ещё что проверим. Чувствуешь? Что чувствуешь?
– Бьёте по ноге и колете. Хорош! И так всё болит! Обезболивающего дали лучше бы.
Но просьба моя была проигнорирована.
– Чувствительность нижних конечностей сохранилась, что говорит об обратимости повреждений спинного мозга. Надеюсь зрение и слух также восстановятся.
– Что со мной случилось?
– Контузило тебя при бомбёжке станции. Взрывом отшвырнуло. Ещё и об штабель шпал приложило. Живой – и то чудо.
– Бомбёжке? Какая бомбёжка?
– А ты и это не помнишь? Война, батенька. Немец уже и до нас долетает.
– Ё-о-о! Гля! Твою дивизию! Что за х…ню ты несёшь? Война чёрте-когда кончилась!