Сегодня ты, а завтра
Шрифт:
– Ну что ж, – зловеще произнес Беляк, – предлагаю для разнообразия уменьшить количество следователей. Как ты на это смотришь?
– Отрицательно, Евсей!
Так обычно действуют герои дешевых детективов. Но выбирать мне не приходилось – я схватил со стола пепельницу и запустил ее в лампочку. Внутренности вагончика погрузились в темноту. Снаружи через дверной проем и окошко пробивался свет зажженных фар. Тут же кто-то закричал, кто-то выругался, и до меня донесся голос Беляка:
– Ты, кажется, поиграть со мной решил? Не советую...
Надо сказать, я присел на корточки, забрался под стол и едва не касался его
– Да зажгите же кто-нибудь огонь, мать вашу! – раздраженно воскликнул Беляк.
Он, видимо, так и не успел сообразить, что было дальше. Потому что его нос внезапно пришел в соприкосновение со столиком, за которым он сидел. Судя по стуку, Беляк вместе с табуретом полетел на пол. Я надеялся, что он собьет с ног кого-нибудь еще. Видимо, так и получилось, потому что я услышал грохот и ругань.
Я осторожно подкрался к двери и, примерившись, выпрыгнул наружу. Вслед послышалось два выстрела.
– Стой! – заорал Беляк. – Остановить его!
А я уже несся прочь по поляне. Два желтых глаза машины остались далеко сзади, теперь меня окружала непроглядная тьма. Конечно, я не бросился к автомобилю – в нем могло не оказаться ключа зажигания, мотор мог не завестись, так что рисковать я не мог. Поэтому я рассчитывал укрыться в лесу, а потом выйти к шоссе.
Бандиты больше не стреляли, и я решил, что они опасаются, как бы их не услышали. Значит, где-то рядом есть люди. Значит, у меня есть шансы!
Я бежал по кочкам, не видя вокруг абсолютно ничего. Не знаю, на счастье или на несчастье, луну закрыло большое облако. Я старался ступать как можно тише.
Между тем сзади я не слышал ни шагов, ни беготни, не голосов. Ничего. Хотя, по идее, бандиты должны были меня преследовать. Что бы это значило?
Не останавливаясь, я обернулся. Два желтых пятна фар светили в мою сторону. Может быть, они решили преследовать меня на машине?
Как бы то ни было, я побежал еще быстрее.
Что было дальше, я понял не сразу. Просто под ногами внезапно не оказалось земли, по лицу больно хлестнули ветки, на долю секунды я повис в воздухе, потом что-то хлюпнуло и я почувствовал, что погружаюсь в холодную и мягкую субстанцию. Руки и ноги не находили опоры. Буквально через секунду я провалился по горло. Кричать «Тону!» было бессмысленно. Так что я молча шел ко дну...
– Сэр! Простите, сэр, но, кажется, тревога, сэр!
– Ты кто? – Старший сержант Йовович, разложив на столе многочисленные баночки с ваксой, с упоением полировал свои и без того зеркальные говнодавы. – Кто ты?
– Брикс, сэр! – Новобранец в трусах, майке и незашнурованных мокасинах на толстой каучуковой подошве изо всех сил тянул подбородок и старался не смотреть в сторону старшего сержанта.
– Угу... – Старший сержант энергично орудовал бархаткой.
– Я, сэр! Простите, сэр! Вышел отлить, сэр! И увидел, сэр, как штатский проник через люк на территорию базы, сэр!
– Что, прямо через очко проник?...
– Нет, сэр! Через канализационный люк на плацу, сэр!
– Приснилось, – махнул рукой Йовович.
– Нет, сэр! Тревога, сэр!
Сержант с тоской взглянул на ботинки, которые впору было выставлять на полочку рядом со сверкающими кубками, но все же натянул их и лениво извлек из объятий кресла свою двухсотвосьмидесятифунтовую тушу.
– Если, мать твою, приснилось...
– Так точно, сэр! Драить очко полгода подряд, сэр! – перебил Брикс, уже крепко сожалея о том, что вообще ввязался в эту историю. Мог бы просто лечь себе поспать, пока старший сержант занят наведением на свои ботинки зеркального блеска.
Но отступать было поздно. Разъяренный старший сержант уже шагал к выходу, размахивая мощным фонариком.
На счастье Брикса, ему действительно не приснилось. Крышка люка была сдвинута, а идеально черную поверхность плаца пересекали грязно-зеленые вонючие следы мужских туфель небольшого размера, которые терялись где-то в траве лужайки.
Больше возмутило параноидально аккуратного старшего сержанта то, что следы были нечеткими и неправильной формы, а потому затрудняли идентификацию хозяина обуви. Но через полторы минуты рота Брикса уже торчала на плацу, а разъяренный Йовович расхаживал перед строем, тыча фонариком в заспанные лица новобранцев.
– Пока вы, мать вашу, недоноски, валялись в теплых постельках и трахали во сне баб, какой-то, мать его, гражданский засранец проник на территорию военной базы. Даю вам ровно один час. Через час я хочу увидеть этого сраного гражданского ублюдка вылизывающим собственным сраным, мать его, языком это его сраное дерьмо. Если через час он не найдется, будете вылизывать его сами. Ясно?
– Да, сэр! – хором отгорланил строй, и тут чуткое ухо старшего сержанта уловило что-то необычное, что уже отмечали глаза, но чему он не придавал значения, считая оное невозможным. В строю кого-то не хватало!
– Дзефирелли! – рявкнул старший сержант, проверяя невероятное. Строй безмолвствовал. – Дзефирелли! – Снова тишина.
– Где этот долбаный засранец, мать его?!
Так и не дождавшись ответа, Йовович позволил всем разойтись, решив, что долбаным засранцем-макаронником Дзефирелли он займется лично.
Все еще до конца не проснувшиеся солдатики группками по два-три человека разбрелись по территории базы, ощупывая и обнюхивая (обнюхивая в прямом смысле, ибо от следов на милю вокруг разило канализацией) все подозрительные закоулки. База раскинулась как минимум на две квадратные мили, и искать там одного человека, который вдобавок еще и не хочет, чтобы его нашли, можно до белых мух. Но новобранцы, верные своему долгу и приказу отца командира, не отчаивались и шаг за шагом прочесывали пространство, изредка вступая в препирательство с часовыми у локаторов, ангаров и прочих объектов, которые слыхом не слыхивали о тревоге и на чем свет стоит матерились на желторотых рекрутов.
А Йовович в этот момент разглядывая пятнышко зеленоватой жижи, изуродовавшее-таки безукоризненные ботинки, мучительно соображал, сообщать начальству об инциденте или нет.
Кто вылезал из канализации? Это мог быть просто нажравшийся, как свинья, обычный американский парень – пошел погулять и провалился в люк, мог быть сраный коммунистический шпион – приперся вынюхивать своим коммунистическим шнобелем наши секреты, а мог быть этот долбаный итальянский засранец Дзефирелли – он не дрыхнет, как предполагалось, вместо него на кровати аккуратный муляж из подушек и рюкзаков, – способный обмануть всех, кроме тревоги.