Сёгун

Клавелл Джеймс

Спилберген вглядывался в лица. Он повернулся к Блэксорну. «Почему, почему они не трогают тебя? А? Почему?»

Глаза открылись, они были холодны как лед. «В последний раз, – я не знаю».

– Это нечестно. Нечестно.

Блэксорн возвратился к своим мыслям. «Должен быть способ вырваться отсюда. Должен быть способ попасть на корабль. Этот негодяй убьет нас всех в конце концов, это так же верно, как то, что Полярная звезда существует. Времени немного, и меня оставили потому, что они что-то замышляют против

меня».

Когда закрылся лаз в погреб, все посмотрели на него и кто-то сказал:

– Что мы будем делать?

– Я не знаю.

– Почему оставили вас?

– Не знаю.

– Бог помогает нам, – простонал кто-то.

– Надо навести здесь порядок, – приказал он. – Уберите всю грязь.

– Но нет даже веника и…

– Убирай руками!

Все подчинились его приказу, а он помогал им и как мог почистил адмирала.

– Вот теперь вам будет лучше.

– Как? Как мы должны кого-то выбрать? – спросил Спилберген.

– Не будем выбирать. Мы будем драться с ними.

– Чем драться?

– Ты собираешься идти как овца к мяснику? Ты этого хочешь?

– Не будь дураком – я им не нужен.

– Почему? – спросил Винк.

– Я адмирал.

– Мое почтение, сэр, – сказал Винк с иронией, – может быть, вам следует быть добровольцем. Вот место для добровольца.

– Очень хорошее предложение, – сказал Пьетерсун. – Я буду вторым, ради Бога.

Все сразу согласились, и каждый подумал: «Ради Бога, кто-нибудь, кроме меня».

Спилберген начал их перемешивать и выравнивать соломинки, но увидел безжалостные глаза остальных. Тогда он остановился и стал смотреть вниз, чувствуя тошноту. Потом сказал:

– Нет. Это неправильно по отношению к добровольцу. Это будет потеря шансов. Соломинки, одна короче остальных. Мы отдадим себя в руки Бога. Кормчий, держи соломинки.

– Я не буду. Я не собираюсь в этом участвовать. Я говорю, мы должны бороться.

– Они убьют нас всех. Все слышали, что сказал самурай:

«Наши жизни сохраняются – за исключением одной». – Спилберген вытер пот с лица, согнав рой мух, который потом уселся обратно. – Дайте мне воды. Лучше умереть кому-нибудь одному, чем нам всем.

Ван Некк опустил тыквенную фляжку в бочку и дал ее Спилбергену.

– Нас десять человек. Включая тебя, Паулюс. Хорошие шансы.

– Очень хорошие – если ты не участвуешь, – Винк взглянул на Блэксорна, – Можем мы сражаться с этими мечами?

– Можешь ты кротко идти к этому палачу, если вытащишь?

– Я не знаю.

Ван Некк сказал:

– Мы будем тащить жребий. Пусть нас рассудит Бог.

– Бедный Бог, – сказал Блэксорн. – Глупости, он виноват в этом!

– Как еще мы можем выбрать? – крикнул кто-то.

– Мы не можем!

– Мы сделаем, как говорит Паулюс. Он адмирал, – сказал Ван Некк. – Мы будем тащить соломинхи. Так лучше для большинства. Давайте проголосуем. Мы все «за»?

Все согласились. За исключением Винка.

– Я согласен с кормчим. К дьяволу вас с этими помойными ведьмиными соломинками!

В конце концов Винка убедили. Жан Ропер, кальвинист, прочитал молитвы. Спилберген очень точно отломил десять соломинок. Потом одну из них он разломил надвое.

Ван-Некк, Пьетерсун, Сонк, Маетсуккер, Джинсель, Жан Ропер, Саламон, Максимилиан Круук и Винк.

Он опять сказал:

– Кто хочет тянуть первым?

– Как мы это узнаем – кто первым тянет жребий, – что вышла короткая соломинка? Как мы узнаем это? – Голос Маетсуккера был полон ужаса.

– Мы не узнаем. Не наверняка. Нам бы следовало знать наверняка, – сказал юнга Круук.

– Это легко, – сказал Жан Ропер, – Давайте поклянемся, что мы сделаем это во имя Бога. Его именем. Умереть за других во имя Бога. Тогда не о чем беспокоиться. Избранник Божий заслужил вечную славу.

Все согласились.

– Ну, Винк. Делай как говорит Ропер.

– Хорошо, – губы Винка запеклись. – Если… если это выпадет мне, я клянусь господом Богом, что я пойду с ними, – если… если я вытащу жребий. Именем Бога.

Все последовали его примеру. Маетсуккер был так напуган, что ему пришлось подсказывать, прежде чем он понял всю глубину этого кошмара.

Сонк тащил первым. Пьетерсун был следующим, затем Жан Ропер и после него Саламон и Круук. Спилберген чувствовал, что он скоро умрет, и поэтому все согласились, чтобы он не выбирал, но его соломинка была последней, и теперь жребий становился ужасным.

Джинселю повезло. Остались четверо.

Маетсуккер плакал откровенно, но он оттолкнул Винка, взял соломинку и не мог поверить, что это не он.

Рука Спилбергена дрожала, и Круук поддержал ее. Моча незамеченной стекала по его ногам.

«Какую выбрать? – отчаянно спрашивал себя Ван-Некк. – О, Боже, помоги мне!» При своей близорукости он едва мог видеть соломинки сквозь туман. «Если бы я только мог видеть, я, может быть, понял, какую выбрать. Какую же выбрать?»

Он вытянул и поднес соломинку близко к своим глазам, чтобы ясно видеть свой приговор. Но соломинка была длинной.

Винк смотрел, как его пальцы выбирают предпоследнюю соломинку, он уронил ее, но каждый мог видеть, что она была самая короткая. Спилберген раскрыл свою сжатую в кулак руку, и каждый увидел, что последняя соломинка была длинной. Спилберген потерял сознание.

Все уставились на Винка. Беспомощно глядел он на них, не видя никого. Он чуть пожал плечами и полуулыбнулся, рассеянно отмахиваясь от мух. Потом он сел. Ему освободили место, сторонясь его, как прокаженного.

Блэксорн опустился на колени сбоку от Спилбергена.