Секрет лабиринта Гаусса
Шрифт:
— Погоди, девочка, все растолкую в подробностях. Есть у нас еще время. А сейчас давайте похлебочку соорудим. На сон грядущий покушаете. Ночку переночуете, а завтра с утра и в путь-дорогу пойдете. Я одежонку вам кое-какую посмотрю, еды приготовлю.
Дед попросил насобирать ему для костра сухих веток, шепок, сучков. Ребята сбросили рваные курточки на дедовское крыльцо. Шуркину положили сверху так, чтобы из кармана немного выглядывал милицейский протокол. Когда они вернулись с охапками щепок, старик уже начистил полведра картошки. Петька посмотрел на крыльцо. Шуркина куртка лежала так же. Из кармана высовывался уголок протокола, но только чуточку меньше.
Похлебка казалась необычайно вкусной, потому что ребята давно не ели соленой пищи.
— В милиции-то, поди, совсем не кормили?
— За три дня ломоть хлеба на четверых, — ответил Тимка.
— Ну, ничего, скоро разбогатеем, — Костоедов повернулся к Шурке, — ты как командир смотри там в Гауссе, чтоб ни одна золотая вещица не пропала, чтоб ни один слиточек не ускользнул.
— Куда ему деться, дедуля?
— Верю я, верю! Просто уж беспокоюсь — добро-то государственное. На один слиточек, считай, можно сто пулеметов сделать.
Заря угасала. Наступали сумерки. Уже нельзя было рассмотреть очертания стариковского дома. Слился с землей и кустами сарайчик с маленькой дверкой, обитой ржавой жестью. Откуда-то из темноты, со стороны разрушенной деревни, доносился печальный щебет птиц.
Костоедов постоянно потирал ладони над костром, как будто у него мерзли пальцы. И улыбался.
Ребята чутко вслушивались в наступившую темноту. Они боялись, что там, в полуразрушенном домике, Вислоухий пришел в сознание. Ищет их. И, учуяв запах дыма, может прийти к костру.
Старик вдруг поднял голову. Таня, Петька, Шурка и Тимка тоже услышали какие-то звуки. Будто кто-то шел в темноте, не поднимая ног. В руке Костоедова сверкнул наган с длинным стволом. Но звуки стихли.
— Дедуль, кто это?
— Кто знает? Сколько здесь живу, все по ночам чудится, что люди вокруг ходят, а то вдруг, кажется, что мертвые поднимаются. Одичал я в одиночестве, того и гляди, что умом свихнусь.
Старик еще раз прислушался и, успокоившись, спрятал наган.
— Дедуль, а мертвые этот лабиринт Гаусса не раз грабили? — обнаглев, спросил Шурка. — А то, может, нам и не ходить.
— Командирам тебя выбрали, а ты трусишь, мертвых боишься. Живых опасаться надо, а с мертвецами легче всего.
— Нам, дедуля, завтра идти. Мы не знаем куда, а вы нас еще этими покойниками запугали.
— Узнаете, все узнаете.
Взошла луна. Костоедов встал:
— Время спать. Пойдемте. Я вас в сараюшке устрою. У меня там нары, тулуп.
Пошли за стариком. Встревожились. Поглядывали на яркую луну. Она, как прожектор парохода, освещала разрушенные домики. В сарайчике оказалось очень уютно. Широкие нары, зеленый сундук, кадушка с растением, похожим на целебный женьшень. В углу — деревянные грабли, метелка и лопата.
— Располагайтесь, а я пойду вам на утро приготовлю пищи да одежонку кой-какую посмотрю.
В дверях старик повернулся:
— У кого хорошая память, пойдемте со мной, карту дам и расскажу кое-что.
Идти сейчас должен был Шурка, потому что командиром назвали его. Но он испугался. И едва выдавил из себя:
— Петька, иди ты, у меня опять спина заболела.
Петька ушел с Костоедовьм. Тимка наблюдал за ними в щель. Тихо спросил:
— Испугался Шурка?
— Чего бояться. Просто мне с ним противно быть.
Петька вернулся совсем быстро и бодро сказал:
— Все в порядке!
— Карту дал?
— Дал. До Гаусса, ребята, идти далековато.
Петька показал берестяной ремешок. В полутьме Тимка разглядел на нем узкие глубокие бороздки, сделанные острым ножом.
— На ней план Гаусса есть?
— Только дорога туда. Лабиринт узнаем по зеленой острой скале. Она из нефрита. На скале Костоедов высек стрелку, которая показывает на вход.
— А внутри как искать будем?
— Там шесть коридоров, ползти надо в самый узкий.
Карту-берестянку Петька засунул в пояс брюк.
— Что старик сейчас делает? — спросил Шурка.
— Снаряжение взялся готовить: сумку, веревки…
— Петька, а с Вислоухим как?
— Пусть лежит. Пойдем утром, захватим.
— Возвращаться за ним придется.
— Ничего не поделаешь. Бросать его нельзя, начнет орать. Старик услышит.
Ребята вышли на улицу. Тишина. Далеко, в стороне деревни, блестела крыша опрокинутого костела. У старика в избушке горел свет. Приткнувшись к свече, он что-то чинил, откусывая нитку зубами.
Вернулись в сарайчик. Легли на нары, накрывшись сверху тяжелым тулупом. Ночной ветерок, залетая в открытую дверь, приносил запах степи.
— Петька, почему этого белогвардейца чекисты не взяли? — спросил Шурка.
— Успел скрыться. Фамилию сменил.
— А ловко ты ему насчет самолета наврал и про костры. Он поверил сразу.
— Ничего, разобьем фашистов, их всех соберут, говорил мне капитан Платонов.
Прислонив ухо к щели, за стенкой сарая стоял старик Костоедов.
ТОКИО. АВДЕЕВУ.
Примите все меры посадке дальнеполетного самолета «Юнкерс» в квадрате В-39-И по таблице Центра.
Охрана квадрата обеспечена…
При невозможности этого варианта прошу приложить усилия ликвидации самолета с диверсантами.
Таня проснулась от того, что сильно стучало сердце, как перед большой бедой. Она спрыгнула с нар, пробралась к двери, пощупала руками. Дверь была закрыта наглухо. Кинулась к парам. Разбудила Петьку и Тимку. Втроем налегли на дверь. Бесполезно. Послышались шаги. Ребята прижались к двери.