Секрет механической птицы
Шрифт:
– Ты молодчина, – говорю я. – Я не заметил ни единой детали машины.
– Всё надёжно спрятано внутри.
– Где?
– По всему дому. Осталось пробраться внутрь и забрать всё нужное. Только как ты будешь это вытаскивать?
Я пропускаю его вопрос мимо ушей, потому что мистер Хэддок опять заводит своё.
– А теперь лот номер 271, несравненный дар Востока. Эта изумрудная ткань, этот отрез цвета травы украсит благороднейшую из дам, этот роскошный шёлк из Индии или Японии пойдёт на платье или постельное бельё.
– Я
– Молодой человек, вы ставите шиллинг?
Я поднимаю руку.
– Итак, шиллинг, шиллинг предложил… молодой человек слева от меня.
Все остальные молчат.
Я получу нужную ткань за шиллинг.
– Два. – Аукционщик указывает на женщину с острым лицом.
Я поднимаю руку.
– Три, – говорит мистер Хэддок.
Женщина поспешно поднимает руку. На сей раз мужчина рядом с ней поворачивается, и мы встречаемся взглядами. Его лицо испещрено шрамами и оспинами, бакенбарды затеняют черты, но глаза, льдисто-голубые, пронзительно смотрят на меня.
Он поворачивается к женщине и что-то шутливо ей говорит.
– Четыре, – произносит мистер Хэддок, кланяясь даме.
Та кланяется в ответ.
– Ну же, продолжай, – шепчет Тод. – Пять? – Он поднимает мою руку, чтобы сделать ставку.
Женщина поднимает шесть пальцев. Она смеётся.
– Шесть, – кричит мистер Хэддок.
Я бросаю взгляд на соперницу; та издевательски улыбается. Я вижу, что ей не нужна ткань. Она просто играет со мной – делает ставки, лишь бы я не получил желаемое. Шрамолицый тоже смеётся.
– Семь, – говорю я, начиная всерьёз злиться и сам тому удивляясь.
Женщина машет мистеру Хэддоку рукой, затянутой в перчатку.
– Это значит, что она остановилась? – спрашивает Тод.
– Продано за семь шиллингов вон тому молодому человеку! – Мистер Хэддок бьёт молотком по штабелю ящиков.
Я вспыхиваю. Дело сделано. Я купил для Полли ткань. В этом свёртке её должно быть немало. Моё приобретение окупится, да ещё как.
– Молодчина! – подбадривает меня Тод. – Я никогда не покупал ничего на аукционах.
Я похлопываю себя по карману. Шесть шиллингов Полли и один мой; осталось девятнадцать шиллингов.
– Плати, мальчик, подойди к клерку. – Мистер Хэддок свешивается с телеги и указывает на человека за столом, который корпит над раскрытым гроссбухом.
– Что, не сдрейфил, парень?
Заслышав тихий, шепчущий голос, я вздрагиваю. Я узнаю этот северный акцент – я слышал его вчера утром, рядом с домом мистера Чэня. Именно этот голос сказал про меня «Он всего лишь мальчишка». Я поднимаю голову. Рядом со мной стоит шрамолицый с кошельком в руках.
– На этом аукционе можно купить недурные вещицы, если только знать, что ищешь.
Я застываю на месте.
Он подмигивает.
У меня перехватывает дыхание.
В ушах оглушительно грохочет кровь, так что я принимаю этот звук за барабанный бой.
Потом я швыряю монеты на стол, беру ткань и бегу.
Глава 4
Тод помогает мне отнести шёлк в лавку. Я захлопываю за собой дверь и запираю на замок. В доме пахнет свежим хлебом и вчерашним супом.
– А он страшноватый, да? – замечает Тод.
– Ещё как! – отвечаю я.
Я представляю, как он касается меня, и невольно вздрагиваю, радуясь, что от страшного человека меня отделяет дверь.
– А как ты собираешься вытащить из дома всякие спрятанные штуки, пока миссис Лав не сдала его по новой? – интересуется Тод.
– Есть одна мысль, – бросаю я. – Кажется, я придумал.
– Будешь обедать, Тод? – спрашивает матушка, когда мы вваливаемся в кухню.
Она улыбается моему другу, но смотрит мимо меня. Я не могу точно сказать, она всё ещё злится из-за того, что я карабкался по крышам, или нашла новый повод для ярости.
– На первый взгляд отличная ткань, Атан, – отмечает Полли и тащит зелёный шёлк к окну.
Все остальные садятся за стол, причём мы с Тодом предусмотрительно устраиваемся подальше от мамы.
Бабка произносит молитву:
– За многочисленные проклятья, что сыплются на этот дом, мы просим прощения, Господи Боже. От сомнительного подменыша, что живёт среди нас, просим избавления; для этого дурака просим вразумления; а за свинью, что отдала свою жизнь, дабы мы утолили голод, мы возносим хвалу. Аминь.
Полли разворачивает ткань.
– Красивый цвет, – замечает Битти.
– И её тут полным-полно, – подхватываю я, наливая себе похлёбки.
– Сколько ты заплатил? – спрашивает бабка, ёрзая на стуле.
Я подозреваю, что она пытается скрыть, что пустила ветры, и точно, по комнате плывёт резкий капустный запах.
– Семь шиллингов, – отвечаю я.
– Семь шиллингов? За вещи этого язычника? Ужас! – она кладёт в рот ложку с супом и сосёт её. Зубов у бабки почти не осталось, если не считать длинного жёлтого клыка спереди. – Зелёный цвет приносит несчастье, его одни ирландские феи носят. – Она замолкает и снова пускает ветры. – Святые никогда бы не оделись в зелёное, – с убеждённостью заявляет старуха.
Полли всё ещё сидит на полу, разложив вокруг себя шёлк.
– Роскошная ткань, но это что, Атан? – Сестра показывает мне ткань, из которой торчит тонкая бамбуковая палка.
– Что? – поражаюсь я и тяну палку на себя. Она крепко приделана.
– А вот ещё одна и ещё… – тянет сестра, перебирая складки ткани.
Мама подходит к старшей дочери, и они растягивают ткань во всю длину. Это не цельный кусок, как я думал, а огромный треугольник, к которому приклеено множество палок. И пожалуй, этих палок больше, чем самой ткани.