Секрет обаяния (Секрет благородства)
Шрифт:
Арден прижалась теснее, упиваясь защищающим теплом.
— А во время твоих матчей предвкушаю и… мечтаю… об этом.
Она провела рукой по низу его живота, потом коснулась интимного места. Дрю затаил дыхание, почувствовав требовательный захват ее пальцев.
— Господи Боже, Арден, пытаешься убить меня, чтобы получить страховку? Сегодня я победил в тяжелой игре — пять из семи сетов — и… затем любил тебя… Святые небеса…
— Не похоже, что ты на грани краха. Напротив… — прошептала она, поглаживая твердеющую длину.
— А когда не обдумываешь способы свести
— Пишу.
— Пишешь?.. Нет, не останавливайся… да, так… о, черт… пишешь что?
— Разное. Заметки для романа. Стихи.
— Стихи? Настоящая поэзия — это то, что ты сейчас творишь со мной.
Перевернув жену на спину, он позволил ей поглотить себя жаждущей плотью.
— Напиши тысячу стихов вот про это.
Они были счастливы собраться домой. Хэм спорил и клянчил, и даже пытался принудить Арден оказать ему поддержку.
— Он должен играть на любом подходящем турнире, — убеждал менеджер, подчеркивая каждое слово резкими взмахами сигары.
— Хэм, Дрю хочет вернуться домой хотя бы на несколько недель.
— Вы можете переубедить его.
— Могу, но не буду.
— Я так и понял.
Хэм пихнул сигару в рот, выругался, а затем заявил, что отвезет их в аэропорт.
Мо открыл дом, проветрил и приготовил к их приезду.
Возобновилась обычная ежедневная рутина. Дрю каждый день играл в клубе «Вайали», работая над слабыми местами, которые выявляли они с Хэмом. Арден занималась Мэттом и планировала их следующий тур, на сей раз в Европу. Утомляли одни только размышления о поездке. Как она сможет объяснить не понимающим по-английски официантам, что Мэтт предпочитает арахисовое масло и сэндвичи с конфитюром, а не что-то из их меню с непомерными ценами? Она и англоговорящих-то не всегда могла убедить.
Однажды днем она отдыхала в их шикарных апартаментах, свернувшись в одном из кресел возле широкого окна, когда вошел Дрю. Он опустил теннисную сумку прямо у двери, потом они смотрели друг на друга через комнату, безмолвно телеграфируя любовь, расцветающую между ними последние несколько недель.
— А ты прекрасно выглядишь, сидя там, Арден, — тихо сказал он. — Закат заставляет твои волосы сиять красным отливом.
— Спасибо. Я планировала переодеться к твоему возвращению, но чересчур увлеклась.
Арден захлопнула папку с блокнотами и положила ее на стол возле кресла.
Муж закрыл и запер дверь, потом пересек гостиную. Она надела халатик, к которому он был неравнодушен — длиной до пола, свободно облегающий тело, словно прозрачное синее облако, и щедро обнажающий плечи в овальном вырезе.
— Ты только что из ванной, — отметил Дрю.
Арден пахла цветочной пеной и женщиной. Откровенная женственность так и манила его мужественность. Он встал на колени возле нее и приложил ладони к ее шее, наслаждаясь тем, как учащается пульс под его прикосновениями.
Арден воплощала спокойствие, дом, любовь, то есть, все то, что он никогда уже не надеялся обрести. Каждый раз, встречаясь после коротких разлук, Дрю изумлялся силе своей любви, изначальному единству с женой, чего не мог ни понять, ни объяснить.
— Так чем же ты занималась?
— Ничем особенным, — беспечно отмахнулась она, но Дрю понял, что эта легкость означает прямо противоположное.
Кто внушил ей, что ее поступки не имеют никакого значения? Муж, о котором она так мало рассказывала? Почти ежедневно Дрю мысленно посылал этого придурка в ад. Арден была ранена. Ужасно. И не только смертью Джоуи. Следы страданий все еще заметны, хотя она никогда не говорила о своем прошлом. Даже если понадобится целая жизнь, решил Дрю, он сумеет убедить ее, насколько драгоценна она для него.
— Ты ведь что-то сочинила, правда?
Арден отвела смущенные глаза.
— Понимаю, что получилось ужасно, но именно это я давно хотела выразить на бумаге.
— Можно прочитать?
— Вряд ли писанина того стоит.
— Не верю.
Она облизнула губы.
— Это очень личное.
— Тогда не буду настаивать, если не хочешь.
— Но мне интересно твое мнение, — поспешно уступила Арден.
Муж взял инициативу на себя, подвинул папку и открыл первую страницу блокнота. Наверху было написано «Джоуи». Дрю посмотрел на Арден, но она отвела взгляд, отодвинула кресло и встала напротив окна, ярко выделяясь на фоне алого закатного неба.
Дрю читал поэму на четырех листах, и его горло сжималось все сильней с каждой строчкой. Было очевидно, что слова просочились из сердца и что это был болезненный процесс. Стихи вышли горькими, но не сентиментальными, одухотворенными, но не напыщенными. Строфы передавали безысходное бессильное страдание матери, наблюдающей, как медленно умирает ее ребенок. Но последние строки благословляли подаренную недолгую жизнь любимого дитя и несли завидную и редкую радость.
Глаза Дрю были влажными, когда он встал, почтительно положил рукопись на стол и подошел к жене сзади, обхватил ее руками, крепко прижал к себе и положил голову ей на плечо.
— Это прекрасно, Арден.
— Ты на самом деле так думаешь или просто утешаешь?
— Повторяю: поэма прекрасна. Это ведь слишком личное для тебя, чтобы с кем-то поделиться?
— Имеешь в виду, предоставить на всеобщее рассмотрение и опубликовать?
— Да.
— Действительно ли она достаточно хороша?
— Боже, да. Уверен, что родители, любой отец или мать, перенесли они потерю ребенка или нет, проникнутся твоими стихами. Я отвечаю за свои слова. Думаю, ты должна издать поэму. Может, твои строки помогут кому-то пройти через подобное.
Арден повернулась к нему и уперлась лбом в надежную грудь, наслаждаясь ровным биением его сердца.
— Очень жалею, что не был рядом, когда ты так нуждалась в участии. Ты возилась здесь, со мной, и помогала мне выйти из кризиса, но свой ад прошла в одиночку. Я так сожалею, любовь моя. — Пылкие слова и сильные руки, ласкающие спину, свидетельствовали о его искренности. — Пойдем.
Дрю увлек ее к кровати, сел на постель и поставил жену между бедрами. Она изучала любимое лицо и разглаживала пальцем густую линию бровей.