Секрет Пегаса
Шрифт:
Если же и Гийома де Пуатье посещали подобные мысли, то высказывать их он не намеревался. Вновь поднявшись в стременах, он взмахнул мечом, приказывая нам двигаться вперед.
— Господин, вы не пострадали? — спросил Филипп, как только мы сблизились на расстояние, позволяющее вести нормальный разговор.
Рыцарь лишь рассмеялся в ответ и, рукоятью вперед, протянул свой окровавленный меч Филиппу.
— Благодарение Богу, все в порядке. Как и подобает мужу, который только что отправил это отребье туда, где ему самое место, — в ад. Сейчас нужно отыскать остальных — их берлога должна быть где-то неподалеку.
Я не ведал, откуда он сие узнал, но не мне, тем более в том моем положении, было сомневаться в суждениях рыцаря Господня. Когда же спуск сделался не столь крут, учуяли мы запах дыма, а затем и увидели полосу его, поднимавшуюся в небо, полностью озарившееся утренним светом. Подъехав к краю дороги, Гийом знаком приказал нам сохранять тишину, и следом за ним мы свернули в лес, столь густой, что нам показалось, будто вновь наступили сумерки.
Вскоре достигли мы просторной поляны. Несколько жалких шалашей окружали костер, на коем жарился олень, по праву принадлежавший местному владетелю. Эти негодяи питались куда лучше, чем служители Всевышнего Бога.
Возле огня увидели мы довольно много женщин да ребятишек. Единственный мужчина, там находившийся, был стар и немощен, что, без сомнения, являлось следствием его неправедной жизни. При виде нашего рыцаря все, кто только мог, кинулись прочь, спеша скрыться из виду, словно вспугнутые куропатки. Прочие попрятались в свои лачуги.
Гийом де Пуатье не стал преследовать беглецов. Он наклонился со спины своего рослого боевого коня, извлек из костра пылавшую головню и поджег хижины одну за другой. Когда мы отъезжали, нам вслед неслись жуткие крики тех, кто оказался пойман в этих слишком крепко сплетенных шалашах.
— Господин, — осмелился заговорить я. — Мне понятно, что вы обратили в бегство злодеев, намеревавшихся ограбить нас, но по-христиански ли было предавать огню тех, кто не сделал нам ничего дурного?
Он склонил голову, провел ладонью по бороде и лишь после этого ответил:
— Негодяи, прятавшиеся в лесу и уничтоженные нами, поддерживали тех, кто напал на нас. Они всего лишь дикие твари, рабы, тайком убежавшие от своего хозяина, чтобы досаждать мирным путникам вроде нас. Убивать таких — все равно что истреблять крыс в хлебном амбаре.
Эти слова плохо сочетались с моим представлением об учении Господа нашего о том, что даже низшие среди нас все равно суть наши братья. Но я был молод, ничего еще не знал и находился подле мужа, сражавшегося и проливавшего кровь за Христа, и потому изменил тему своих расспросов.
— Господин, но ведь вы не глядели в глаза тем, кого только что убили, — произнес я, памятуя то, что сказал он мне, говоря о своей ране. — Они умерли в своих лачугах, поджарились, словно хлебы в печи.
Он кивнул, потом улыбнулся и похвалил меня:
— У тебя хорошая память, братец. Но из любого правила есть исключения. Этих людей в их укрытиях убил огонь, одна из четырех Божьих стихий.
Я знал об этих четырех элементах — огне, воде, воздухе и земле, — а вот то, как они соотносятся с убийством, было мне неведомо. Я потворствовал в себе греху гордыни и был пристыжен, вынужден сознаться в незнании.
Через несколько часов мы вошли в город Трапани, название коего произошло от греческого слова, означающего «серп», ибо берег гавани там выгнут в форме сего инструмента или полумесяца. Как я уже сообщал, доселе мне не приходилось уходить от обиталища моего далее чем на день пешего пути. Я, конечно, слышал о море, но услышать — вовсе не то, что узреть своими глазами. Думая об этих водах, подобных тем, по которым Господь ходил яко посуху, а Его апостолы вылавливали в них рыбу, я никак не мог представить себе ничего подобного тому, что открылось перед нами. Со стыдом признаюсь, что вера моя была столь мала, что я помыслить не мог ни о чем столь синем, беспокойном и обширном. Я привык видеть вокруг себя холмы и горы, деревья и ручьи. А здесь ничто не препятствовало моему взору до самого края света.
Не видал я доселе и кораблей — громадин, плававших по воде, подчиняясь огромным белым парусам, столь великим, что любым из них можно было бы накрыть все аббатство, покинутое мною недавно. Мне казалось, что там тысячи этих судов, кои теснились друг к другу, поднимаясь и опускаясь с каждым вздохом великого океана [49] . Сей громадный флот, как мне сказали, принадлежал тамплиерам. Уплатив венецианцам немыслимые деньги, затребованные теми за помощь, без коей тамплиерам трудно было бы покинуть Святую землю, решили они обзавестись собственными кораблями [50] . Члены ордена, пока не совершившие такого приобретения, собирались здесь, дабы продолжить путешествие в те храмы, из коих отправились в поход.
49
Гипербола в тексте принадлежит Пьетро, а не переводчику. (Прим. Найджела Вольффе.)
50
Имеется крайне мало достоверных сведений о составе флота тамплиеров, однако представляется маловероятным, что он весь мог собраться в захолустном сицилийском порту, равно как и то, что все находившиеся в порту корабли могли принадлежать только тамплиерам. (Прим. Найджела Вольффе.)
Не один день пришлось нам ждать здесь ветра, который позволил бы отплыть вдоль побережья на север, туда, где лежала Генуя, а оттуда и к бургундским берегам. Но ни величина кораблей, спорящих с бескрайним морем, ни даже моя вера не помогали мне преодолеть дрожи, овладевшей мною от страха. Я счел ее моей великой слабостью, падением духовным, ибо не желал мириться с тем, что воля Божия всегда свершится.
За время, проведенное в Трапани, я узнал, что не один только Гийом де Пуатье ничуть не похож на тех бедных монахов, которых мне довелось знать доселе. Все братья-тамплиеры вели роскошную жизнь. Человеку не пристало судить о планах и деяниях Господа, но я заметил, что жизнь этих рыцарей отнюдь не посвящена смирению и бедности. Они помногу употребляли не разбавленное водою вино, которое бранили за то, что вкусом оно сильно уступало напиткам из других мест. Расточительность и транжирство были привычны им. В кости они играли не реже, чем молились; истории, героями которых оказывались сами рассказчики, звучали чаще, нежели притчи о праотцах.
Мне предстояло узнать, что к этому ордену неприменимы многие из правил, установленных в Святой земле. Сие вполне могло послужить теми семенами, из коих выросло то, что привело орден к падению с высот его славы. Оно оказалось столь же бедственным, как и низвержение сатаны с Небес, пусть и не так впечатляло очи.
Глава 5
Атланта. В тот же день
Морс, раскачиваясь вместе с креслом, изучал очередной факс, пришедший из сент-луисского архива Министерства обороны.
Сроки службы Рейлли соответствовали тому, что он сам рассказывал о себе. Морс хорошо помнил этот разговор. Подтвердилась даже информация о пуле между седьмым и восьмым шейными позвонками. Насколько Морсу удалось понять из медицинского жаргона, врач тогда принял решение по принципу: «ничего не делай, и, возможно, хуже не станет». Ведь попытка вытащить пулю могла повлечь за собой повреждение нерва с длинным названием. Разумно, пожалуй.
Морс вскочил так резко, что металлические ножки кресла звонко стукнули об пол, и даже серый ковер не слишком приглушил этот звук. Детектив, сидевший в соседнем отсеке, оторвался от компьютера и недовольно взглянул на него.