Секрет Пегаса
Шрифт:
Лэнг открыл запертую дверь и сразу почувствовал, что дом успел приобрести ту атмосферу, которая всегда бывает заметна в обезлюдевших помещениях. Сказав себе, что ему необходимо внимательно осмотреть все, он поднялся наверх, опять спустился. Оказавшись в гостиной Джанет, Рейлли мрачно улыбнулся. Комната казалась намного опрятнее, чем он привык ее видеть. На стенах висели картины: угрюмые святые, суровые мученики и распятия, изобилующие струящейся кровью. Джанет коллекционировала живопись на религиозные сюжеты, и подтолкнул ее к этому занятию
Много лет назад беглец из одной балканской страны привез с собой часть своей художественной коллекции, картины, которые он, вне всякого сомнения, награбил в церквях, закрытых коммунистами, и принялся распродавать ее с таким азартом, который можно увидеть только у людей, впервые приобщившихся к капитализму. На одной картине, насколько помнил Лэнг, была изображена только что отрубленная голова Иоанна Крестителя в луже крови, на другой — истыканное стрелами тело полуголого мужчины, кажется, святого Себастьяна. Потрясающие краски, ранневизантийский стиль, да и цена на лондонском аукционе тоже весьма достойная. Джанет незадолго до того стала католичкой, и Лэнг решил, что подарить ей такую картину будет очень даже кстати. Если нет, то возникнет повод посмеяться.
Подарок пришелся куда более к месту, чем ожидал Лэнг. Он положил начало интересу, сопровождавшему всю последнюю часть жизни Джанет. Даже присоединившись к католической церкви, она не сделалась фанатичкой. А вот портреты изможденных святых и изображения их житийных страданий ей нравились. Его сестра объясняла свою привязанность тем, что это единственный жанр искусства, произведения которого она может приобрести. Картины импрессионистов и их современных последователей настолько дороги, что о них нечего было и мечтать. Зато церковной живописи на рынке так много, что цены на нее держатся на приемлемом уровне, и Джанет могла иной раз покупать даже древние произведения.
Еще ее развлекали не всегда удачные попытки Лэнга переводить латинские надписи, которые частенько попадались на картинах.
Он разделял интерес сестры к коллекционированию. В своих многочисленных путешествиях Рейлли собрал кое-какие вещицы, относившиеся к Античности, столь привлекавшей его: римскую монету с профилем Юлия Цезаря, этрусскую храмовую чашу, рукоять македонского меча, который вполне мог принадлежать кому-нибудь из солдат Александра.
Он уже запирал дверь, когда возле тротуара затормозила машина. Лэнг видел, как почтальон сунул что-то в ящик для писем и укатил.
Сара, секретарь Рейлли, последние несколько дней старательно собирала всю почту, состоявшую по большей части из рекламных объявлений. Это словно напоминало о том, что потребители существуют как ни в чем не бывало. От злой иронии, с которой крохи жизни Джанет оказались законсервированы в списках рассылки каких-то торговцев, делалось еще горше. Как душеприказчик сестры Лэнг собирался оплатить несколько счетов, а затем навсегда распрощаться от ее имени и с картами «Visa», и со службой «AmEx».
В ящике оказались открытка, извещающая о распродаже в универмагах «Нейман-Маркус», местная районная газетка и конверт с крупно отпечатанной надписью «Галерея Ансли». Лэнг почему-то заинтересовался, открыл конверт и извлек оттуда листок. Текст, отпечатанный на принтере, сообщал «дорогому покупателю», что галерея не смогла связаться с ним по телефону, но все же сообщает, что заказ выполнен.
Магазин, гордо именовавший себя «Галереей Ансли», представлял собой небольшую лавку на Шестой или Седьмой улице, всего в нескольких минутах от того места, где сейчас находился Лэнг.
«Вовсе незачем гонять туда Сару, — решил он. — Заеду сам».
За прилавком стояла совсем юная девушка с торчавшими в разные стороны бордово-красными волосами, очень густо подкрашенными губами, с татуировкой в виде бабочки на шее и серьгой-колечком, продетым через левую бровь. При взгляде на нее бездетным взрослым должно было становиться не по себе. Девушка посмотрела на него, на письмо. Ее мерно жующая челюсть приостановилась ровно настолько, чтобы выронить одно коротенькое слово:
— Вы?..
— Лэнгфорд Рейлли, брат доктора Холт.
Девушка вновь посмотрела на письмо, которое он держал в руке, опять взглянула ему в лицо.
— Иисус! Я же читала в газете!.. Ой, я вам так сочувствую! Доктор Холт… Она была такая славная. Вот лажа-то!
За свою жизнь он слышал множество соболезнований, да и сегодня их прозвучало более чем вдоволь. Но все равно слова девчушки прозвучали очень искренне.
— Благодарю вас. Я занимаюсь ее имуществом. Поэтому… — Он снова показал девушке письмо, которое продолжал держать в руке.
— Ой! Извините. Я сейчас принесу…
Она скрылась за стеллажами, но Лэнг без труда мог следить за ее передвижением по звуку лопающихся пузырей жвачки.
Когда девушка вернулась, в руках у нее был сверток из коричневой оберточной бумаги.
— Доктор Холт прислала это из Парижа и попросила нас изготовить рамку и оценить картину для страховки. — Девушка оторвала от свертка конверт, приклеенный скотчем. — Здесь полароидный снимок и акт оценки. Храните их где-нибудь в надежном месте, а у нас останется копия. — Она положила конверт и сверток на прилавок и сверилась с чеком. — С вас двести шестьдесят семь пятьдесят пять, с учетом налога.
Лэнг протянул ей пластиковую карту и, пока она не спеша вкладывала ее в терминал, сунул конверт во внутренний карман пиджака. Что же делать с очередной картиной на религиозную тему? О том, чтобы продать ее, не могло быть и речи. Джанет купила эту вещь в последние часы своей жизни. Он найдет для нее подходящее место.
Рейлли подписал чек, свидетельствующий о снятии денег с кредитной карты, убрал ее в карман и взял сверток под мышку. В дверях он остановился, чтобы переход из полутемного помещения магазина к яркому весеннему солнечному свету улицы был не так резок для глаз.