Секрет потерянной туфельки

Зейн Кэролин

— Элла, — произнес он со вздохом, стараясь говорить как можно более убедительно, — выслушай меня. Я никогда не был помолвлен с Холли.

— Пощади меня, Мак, — отмахнулась Элла. — В газете все написано яснее некуда.

Неужели же, ужаснулся Мак, яма, выкопанная его собственными руками, оказалась настолько глубокой, что ему из нее не выбраться? Его как ножом резанула мысль, что их уже на много месяцев разлучило случайно подслушанное Эллой пожелание Большого Дедди видеть женою Мака Холли.

Разозлившийся на чрезмерно

чувствительную Эллу, на Большого Дедди, вмешивающегося не в свои дела, а главное — на самого себя, ибо он поступал как последний идиот, Мак не мог выжать ни слова.

Его ограбили.

Лишили медового месяца.

Лишили возможности быть рядом с женой.

Лишили возможности кричать во всеуслышание о том, как он любит Эллу Макклоски.

Он почувствовал, что задыхается.

Мак шагнул к двери, распахнул ее настежь и, обернувшись, взглянул на Эллу.

— Видно, что бы я ни сказал, ты своего мнения не изменишь, — проговорил он с убийственным спокойствием. А чего теперь-то волноваться, когда он знает: все, что произошло, его рук дело? Раньше надо было думать. Не играть в прятки, а объявить, что он любит Эллу и намерен взять ее в жены. Его семья приняла бы ее с распростертыми объятиями.

Взгляды их встретились. Маку стало ясно — он должен найти способ доказать Элле свою любовь. Лишь сделав нечто из ряда вон выходящее, он убедит ее в том, что без нее ему жизнь не мила. Одними разговорами делу не поможешь.

— Мне надо уйти, — буркнул он, полный решимости осуществить замысел, только что родившийся в его голове, и, не оглядываясь, вышел, захлопнув за собой дверь.

И тут Гарт подал голос.

Элла, окаменев от горя, лишь глядела на закрытую дверь.

Следует предположить, что ей удалось убедить его в том, что им лучше расстаться.

И тут она с необычайной ясностью поняла, что меньше всего на свете желала этого.

Уронив голову на руки, Элла горько разрыдалась.

Глава десятая

Элле не сразу удалось овладеть собой. Но Гарт требовал внимания, и ей пришлось смахнуть слезы. Видя ее заплаканное лицо, малыш заревел сам.

Пытаясь успокоить его, Элла села с ним в кресло-качалку и долго уговаривала сына — а быть может, и себя, — что они и без папы не пропадут. Голова у нее была как чугунная, а Гарт, чувствуя настроение матери, хныкал почти все утро напролет.

Наконец настал полдень.

По-видимому, в полном отчаянии размышляла Элла, Мак все же пришел к выводу, что ему следует расстаться с ними. Значит, так тому и быть.

Она всхлипнула и вытерла глаза. Разве не этого она хотела? Разве не просила Мака уйти? Почему же она чувствует себя так, словно земля перестала вертеться? Нервы ее напряжены до предела. Продолжая надеяться вопреки здравому смыслу, что Мак вернется, Элла тупо смотрела на дверь. Она может в любой момент распахнуться,

Мак войдет и… останется. Они расплачутся, потом рассмеются, поцелуют друг друга и поклянутся больше никогда не ссориться. И он скажет, что не любит Холли. Да и никогда не любил.

Но минуты медленно капали одна за другой, вот и день миновал, а Мак так и не появился.

Когда вечерняя мгла прокралась в дом, Элла, соблюдая обычный ритуал, искупала, накормила, перепеленала Гарта, умудряясь даже напевать ему при этом. Затем наскоро приняла душ и вымыла голову, но даже это при ее душевном состоянии потребовало от нее героических усилий.

Отказавшись от ужина, равно как и от обеда — не было ни аппетита, ни желания готовить, — Элла натянула ночную рубашку, но долго возилась с пуговицами у ворота — трясущиеся руки упорно не желали слушаться. Она снова совершила ужасную ошибку. Надо было сказать Маку, что она любит его, любит до самозабвения, что он нужен ей, нужен их сыну.

Но поздно об этом думать.

Он ушел.

Взяв Гарта на руки, Элла вгляделась в его крохотное личико. Простит ли он когда-нибудь ей, что она лишила его отца?

Элла прижала к себе ребенка и поцеловала в макушку, прежде чем уложить в колыбель.

Но сама легла не сразу. Без Мака кровать казалась огромной и какой-то осиротевшей.

Сердце Эллы гулко застучало, в уголках глаз выступили слезы. Пересилив себя, она откинула покрывало и скользнула на половину Мака — там она будет чувствовать себя менее одинокой.

Свернувшись клубком, она перестала сдерживаться и расплакалась. Вскоре усталость взяла свое, и Эллу сморил беспокойный сон.

Утром ее разбудил громкий стук. Голова раскалывалась, чувствовала она себя отвратительно, неудивительно, что в висках так стучит. Приподнявшись на подушках и сбросив остатки сна, она поняла, что стук раздается не в ее голове, а на улице.

Хорошо еще, что малыш спит. В три часа ночи он потребовал свою порцию молока. Элла села на кровати и огляделась вокруг с тайной надеждой обнаружить в комнате Мака. Но увы! Его не было. А чего, собственно, она хотела?

Было уже начало девятого. Так поздно Элла обычно не поднималась, но тяжелый день накануне отнял все силы. Встав с постели, она приблизилась к зеркалу, висевшему над кухонной раковиной. И ужаснулась. Вид кошмарный. Настоящее привидение!

Гарт, увидев маму, сморщил личико и раскричался.

— Знаю, знаю, мой сладкий, мама выглядит страшилищем, — проговорила Элла, беря малыша на руки. — Но горячий душ ей поможет.

Она вздохнула, уселась в кресло-качалку с ребенком на руках — его пора было кормить — и заметила сумку Мака. С огромным трудом ей удалось побороть новый приступ рыданий. Она не будет плакать. Эта роскошь не для таких, как она. Ей надо научиться справляться с любыми трудностями. Если не ради себя, то ради сына.