Секрет Юлиана Отступника
Шрифт:
Блюхер вдруг сгорбился, как будто ему на плечи легла огромная тяжесть, и уставился прямо перед собой.
— После войны я окончил школу, поступил в университет — здесь же, в Гейдельберге. Я интересовался историей и получил по ней ученую степень, — он печально улыбнулся. — Я мог и не получить ее. Моя диссертация была посвящена военным преступникам, сумевшим избежать наказания, а это была весьма непопулярная тема. Мне представляется, что я не стал бы доктором философии, если бы в администрации не боялись, что миру станет известно, как они зарубили такое исследование. — Он повернулся и с искренней болью
После того как я оставил работу и вернулся сюда, на факультете не осталось почти никого из моих старых знакомых. Жена умерла спустя год после нашего возвращения, и я боялся, что от скуки вскоре последую за нею. И тут выяснилось, что ваш друг каким-то образом наткнулся на мою диссертацию. Он позвонил мне и спросил, не будет ли мне интересно помочь ему в работе над его книгой. Мне к тому времени ужасно надоела и работа в саду, и все прочие стариковские занятия. Я согласился. Мы переписывались по электронной почте и почти ежедневно разговаривали по телефону. До того самого дня, когда… когда его убили.
Все трое молчали в задумчивости. Забытые на столике чашки с кофе давно остыли.
Лэнг поднялся.
— У меня тут есть несколько фотографий. Я хотел бы, чтобы вы на них посмотрели… — Он вышел в спальню и вернулся с пачкой фотографий. — Они сделаны с компакт-диска, который убийца Дона не смог найти. Посмотрите, пожалуйста, и скажите, узнаете ли вы кого-нибудь.
Блюхер снова достал очки и аккуратно пристроил их на носу, старательно заправив дужки (их оказалось все-таки две) за уши. Лэнг отчетливо разглядел сквозь линзы, что его глаза сразу широко раскрылись.
— Скорцени!
— Кто?
— Тот самый человек, о котором, по словам Джессики, писал ее отец, — напомнила ему Герт. — Отто Скорцени.
Блюхер взял другой снимок; на нем тот же человек, одетый в военную форму, стоял перед собором Петра и Павла в Ватикане.
— Да, это он, Отто Скорцени.
Лэнг откинулся в кресле.
— Расскажите нам о нем.
Блюхер положил фотографию, снял очки и лишь после этого заговорил:
— Австриец, закончил университет; этот Schmifi… шрам, получил на студенческой дуэли. Был фанатично предан Гитлеру, служил в СС, в особых частях — иногда их называли спецназом Гитлера. Это он умудрился высадиться с отрядом с планеров на горный склон и без единого выстрела освободить Муссолини. Он же командовал парашютным десантом на Кипре и застал британцев врасплох. И когда нужно было послать человека в Монсегюр, Гитлер выбрал Скорцени.
— Куда? — переспросил Лэнг, это название показалось ему смутно знакомым.
— Это в Лангедоке, во Франции, — ответила Герт вместо Блюхера. — Оно упоминалось в картотеке Дона.
Лэнгу почудилось, что в голове у него что-то стукнуло, мысли зашевелились, но пока четко не оформились.
— Прошу прощения. Я постараюсь поменьше вас перебивать.
Блюхер кивнул.
— Монсегюр. Последний оплот катаров. Это такая Ketzer…
— Еретическая секта, — подсказал Лэнг, вспомнивший
— Да, еретическая секта, — кивнул профессор. — Уничтоженная в результате одного из Крестовых походов, объявленных Римским папой в начале тринадцатого века. Истреблена до последнего человека. Но вопрос, в чем состояла их ересь, до сих пор не решен. То ли они, подобно гностикам, считали, что Христос воскрес из мертвых лишь как дух, а не в телесном облике; то ли у них имелось нечто вещественное, что понадобилось Римскому пане — или, наоборот, что-то, что он хотел скрыть от мира… Гитлер был одержим навязчивой идеей существования всяких сверхъестественных сил — вспомнить хотя бы о его маниакальных поисках Святого Грааля, — и он отправил Скорцени проверить руины древней крепости и пещеры…
— Пещеры? — переспросил Лэнг и тут же разозлился на себя, что не сдержал обещания и вновь перебил старого профессора.
Не только он оказался недоволен. Герт демонстративно извлекла сигарету и закурила.
— Да, в пещеры. — Старик взял очередную фотографию. На ней Скорцени красовался в тирольских коротких штанах-ледерхозенах. — Возможно, именно там его и сняли. Видите позади него стену? На ней что-то написано или вырезано прямо по камню. Но вообще странно. Скорцени старался фотографироваться как можно реже. Очень скрытный был человек. Как будто заранее знал, что после войны союзники будут его очень старательно искать.
— Но почему? — спросил Лэнг. — Судя по вашему рассказу, он скорее герой, чем преступник.
— Думаю, что граница между этими понятиями здесь очень… э-э… зыбкая, — ответил Блюхер. — В 1944 году Гитлер поручил Скорцени захватить цитадель в Будапеште. Русские должны были в скором времени войти в Венгрию, а венгры, союзники немцев, решили попытаться заключить с ними сепаратный мир. Гитлер не мог допустить появления у себя под боком союзника русских и дал задание Скорцени арестовать адмирала Миклоша Хорти, возглавлявшего тогда Венгрию, и весь его кабинет. И Скорцени с небольшим отрядом СС сверг законное правительство страны, заменив его марионеточным.
— Впечатляет, — сказал Лэнг, задумавшись против воли о том, что в мире ничего не меняется. Точно такие же трюки со сменой правительств не раз проделывала в разных странах и организация, на которую он когда-то работал. — Но можно ли это классифицировать как военные преступления?
— Может быть, нет, а может, и да, — ответил профессор. — В декабре 1944 года, в Арденнах — вы, американцы, если не ошибаюсь, называете это сражением за Арденнский выступ, — Скорцени отобрал несколько сотен немцев, свободно говоривших на английском с американским акцептом, переодел их в форму армии США и запустил к американцам в тыл.
— Их следовало расстрелять как шпионов, — возразил Лэнг, — но преступлением это тоже вряд ли назовешь.
Профессор слабо улыбнулся.
— Можно было бы с вами согласиться, если бы не одно «но». Люди Скорцени захватили человек сто в плен, связали и казнили. Расстреляли всех в спину. Вдобавок к этому он еще и украл некоторые произведения искусства и драгоценности.
— Если так, — спросил Лэнг, — почему же его не предали суду?
Старик пожал плечами.