Секрет Юлиана Отступника
Шрифт:
Лэнг попытался сделать вид, что интересуется только тем, как Герт удалось его разыскать.
— Итак, ты узнала, что Риверс находится в Риме. И что дальше?
— Дальше я оделась монашкой и висела…
— Болталась?
— Болталась около римской станции.
— Ты вела наблюдение за римской станцией Управления, и никто этого не заметил?
— Ты не забыл, что я сама давно работала в Риме? Я знаю, какие места просматриваются камерами, а какие нет. Кроме того, я уговорила одного хорошего человека на несколько дней сдать мне комнату. Она находилась почти напротив.
Зеленоглазое
— Хороший человек… Мужчина, конечно?
Герт недовольно дернула головой.
— Этому хорошему человеку лет семьдесят, если не больше. Ты будешь допрашивать меня или позволишь мне закончить?
Любопытство Лэнга все же пересилило пусть острую, но все же совершенно иррациональную ревность.
— Валяй.
— Ну, вот, когда я видела, что Риверс выходит на улицу, я всякий раз отправлялась за ним.
— Ты смогла следить за руководителем станции? — недоверчиво спросил Лэнг.
— Никто теперь не бывает настолько осторожен, как мы когда-то. К тому же Риверс так давно работает в Управлении, что, вероятно, забыл, что теперь там могут служить и женщины.
Если Лэнг верно запомнил ход тех событий, то для этого потребовался очень серьезный нажим со стороны Конгресса.
— Как бы там ни было, я следила за ним, а он — за одним священником. За тобой. Я не решилась войти в контакт с тобой, потому что за мною тоже могли следить. Звонить тебе в гостиницу я тоже боялась. Просто ждала и в конце концов увидела, что Риверс и его люди отправились за тобой в ватиканское подземелье.
Лэнг переваривал информацию, время от времени кивая. Потом спросил:
— Теперь еще одно, где ты раздобыла оружие?
— Я ведь сказала тебе, у меня есть старинный приятель на римской станции.
Очень близкий и верный друг, если судить по тому, что он нарушил несколько десятков строгих запретов, касающихся огнестрельного оружия и режима секретности, с досадой подумал Лэнг. Если мерзавца не вышибут в ближайшее время, придется ему завершать свою карьеру, подсчитывая использованные картриджи от принтеров в какой-нибудь дыре, где скорпионы больше крыс, а крысы больше кошек. Но вслух он сказал лишь:
— Полагаю, я должен поблагодарить тебя.
Она выпрямилась и принялась расстегивать блузку.
— Время позднее. Прошло полдня. Надеюсь, ты успел набраться сил. Одной благодарностью ты не отделаешься.
Уже на следующий день, вскоре после ленча, в их рай просунулась уродливая морда действительности. Во время своего очередного звонка Сара — она звонила Лэнгу ежедневно — сообщила, что необходимо принять несколько решений, касающихся фонда, и предупредила, что клиенты, давно не видевшие своего адвоката, начинают всерьез роптать. Пришло время возвращаться.
— Мы можем полететь из Неаполя в Атланту через Париж, — сказал Лэнг, отведя трубку в сторону. — Или поехать в Рим и лететь прямым рейсом.
Герт коротко дернула головой, как всегда, когда она хотела возразить.
— Я останусь в Риме.
Лэнг сразу забыл и о том, что на другом конце линии его ждал диспетчер бронирования авиабилетов, и о том, что телефон в гостинице оплачивался поминутно.
— Что-что?
Она взяла у него из руки телефонную
— Знаешь, Liebchen, кое-чего я не смогу сделать. Я не могу вечно жить за твой… расчет?.. Подсчет?..
— Счет.
— Да, я не могу вечно жить за твой счет.
— Но ведь это не так, — возразил Лэнг. — У тебя есть работа… в школе…
Герт досадливо махнула рукой.
— И ты думаешь, что после того, чем я занималась последние лет пятнадцать, мне будет интересно учить богатеньких детишек корежить немецкий язык?
Лэнг изучил ее достаточно хорошо и знал, что она медленно принимала решения, но, раз приняв, уже никогда от них не отказывалась. И сейчас подумал, что уже потерял ее однажды, а теперь теряет навсегда.
Он поднялся, вошел в ванную и принялся собирать свои туалетные принадлежности. Ему не хотелось, чтобы Герт видела на его лице страдание, которое — он знал это наверняка — ему не удастся скрыть.
— Желаю тебе всего хорошего. Мне будет очень не хватать тебя.
Когда он вернулся в номер, ее уже не было.
Эпилог
Доктор философии Иоахим Штерн был не на шутку озадачен. Его оторвали от чтения курса археологии в университете и привезли осмотреть очень интересные черепки глиняной посуды, интересные не своим качеством, а местонахождением. Таких находок можно смело ожидать при любых работах в римском метро или при прокладке новой канализационной сети, скажем, в Каире. Герр доктор выступал в качестве консультанта во множестве городов с классическим греко-римским прошлым. Но чтобы в Берлине?!
Насколько ему было известно, в этом районе, который являлся историческим центром Германии, не бывали ни римляне, ни греки. Больше того, германские племена в I веке уничтожили в Тевтобургском лесу несколько легионов из почти непобедимого войска цезаря Октавиана Августа. В результате Рим хотя и продолжил свою экспансию, но и воевал и торговал совсем в других местах.
Все это было бесспорно, однако сейчас Штерн сидел на корточках в яме с еще не просохшими стенами и держал в руках осколки керамического сосуда. Не было никаких сомнений в том, что черепки были древними и, вероятнее всего, являлись осколками амфоры классической греческой работы. Большой амфоры, в каких обычно держали вино или масло.
Герр доктор поднял голову и посмотрел по сторонам. Находка была сделана при прокладке новой линии метрополитена. Кажется, именно в этом районе находился бункер Гитлера… Сейчас трудно сказать. Русские в ярости не только полностью уничтожили последнюю крепость фюрера, но и устроили на ее месте и вокруг нечто вроде парка, так что в наши дни трудно, если и вовсе возможно, сказать, где именно Гитлер провел свои последние часы. Вероятно, это единственная озелененная территория, доставшаяся Восточному Берлину в наследство от русских. Сейчас, когда город расширяется, она оказалась слишком дорога для того, чтобы можно было оставить ее нетронутой.