Секрет Жени Сидорова
Шрифт:
Женя слонялся около дома часа полтора. Солнце припекало, хотелось пить. Цезарь все еще не выходил. И тут Женя заметил, что за ним внимательно наблюдает огромный рыжий детина в доспехах центуриона. Центурион стоял, прислонившись к стене соседнего дома, и не спускал с мальчика глаз. Когда Женя по равнялся с солдатом, тот окликнул его:
— Эй, приятель, по-моему, мы где-то встречались!
«Еще бы, — подумал Женя, — и не далее как вчера. На плече осталась царапина от твоего копья. Но по римскому летосчислению после Фарсальской битвы прошло несколько лет. Неужели Назон меня
— Твое лицо мне незнакомо, — небрежно бросил мальчик. — Впрочем, у меня плохая зрительная память.
— A y меня отличная подозрительная память, — усмехнулся Назон. — Догадываюсь, что ты шпион Секста Помпея. Чего торчишь около дома?
— Я не торчу, я слуга госпожи Сабины, — передернул плечами Женя и, сохраняя достоинство, вошел в дом. Действительно, у него не было другого выхода. «И вообще, хватит прятаться, — решил Женя. — Надеюсь, на этот раз мне удастся уговорить Цезаря».
Не скрываясь и не таясь, он прошел по пустому коридору и раздвинул портьеру перед покоями Сабины.
Рыжая красотка возлежала на высоком ложе, в мечтательной дремоте перебирая холеными пальцами с ярко-красными ногтями янтарные бусы.
На ней была длинная домотканая туника ослепительной белизны.
— Ах, какой прелестный ритор! — томно протянула Сабина, нимало не смутившись при внезапном появлении Жени.
— Где Цезарь? — деловито осведомился Женя.
— Фу, мальчик, твой вопрос нескромен. Цезарь? Ах да, божественный Юлий милостив ко мне. Но сегодня он очень торопился…
— Как, его нет?
— У великих людей свои слабости, — тонко улыбнулась Сабина, обнажая ровный ряд фальшивых зубов. — Цезарь покинул меня час тому назад. Он предпочитает садовую калитку.
Женя почувствовал, что краснеет. Идиот, дурак, неуч, хвастун! Ведь написано во всех учебниках истории: в римских домах всегда был запасный выход, через сад. И как Женя забыл про это? Бежать, пока не поздно. Но Сабина расценила волнение мальчика по-своему:
— О юный ритор, не хочешь ли ты немного отдохнуть?
— Это уж бросьте! — возмутился Женя. — Мама меня укладывает, дядя Вася и дядя Жора укладывают! Я не маленький и мертвый час мне ни к чему!
Сабина, ничего не понимая, вытаращила глаза. Женя махнул рукой и бросился на улицу.
На первом же перекрестке он увидел кучку испуганных горожан. Торговцы запирали лавки. Несколько легионеров с мрачными лицами протопали по мостовой и скрылись за углом.
На перекресток выехал всадник, снял шлем и охрипшим, плачущим голосом произнес:
— Граждане, идите к Сенату! Убит, Великий Цезарь! Горе нам, горе!
Когда Женя добрался до курии Помпея, там уже собралась огромная молчаливая толпа. Горожане выглядели растерянными и прибитыми. Никто не знал, что предпринять. Чуткое ухо мальчика улавливало осторожный шепот:
— Бедный Цезарь!
— Молчи, Марк, навлечешь гнев его врагов!
— Антоний и Лепид не кажут носа!
— Но и убийцы спрятались в Капитолии.
— О боги, кто правит Римом?
— Говорят, в Сенате не ждали его появления.
— Сначала подали записку, а потом набросились с кинжалами.
— Он упал к ногам Великого Помпея.
Женя поднял голову и увидел позолоченную трехметровую статую Гнея Помпея — вылитого дяди Жоры. Помпей — дядя Жора опирался на копье, а в другой руке держал нечто похожее на секундомер. Мальчику почудилось, что глаза статуи ожили, различили его в толпе, а бронзовая могучая рука щелкнула секундомером. И как ни трагична была эта минута, Жене вдруг пришло в голову, что там, на даче, дядя Жора, наверно, давно проснулся и недоумевает, куда же запропастился племянник…
С Аппиевой дороги возвращались экипажи богачей, выехавших утром на загородную прогулку: легкие колесницы, запряженные мулами, четырехколесные повозки, с которых свисали дорогие ковры. Некоторые экипажи сопровождали вооруженные негры, криками разгонявшие толпу, а иногда впереди повозки бежал скороход или большая собака.
Женя заглянул в маленькую лавку, привлеченный густым запахом горячей пищи. На столе, сложенном из кирпича, дымились четыре глиняных горшка. На скамье сидело несколько рабов в грязных хитонах — они ели бобовую похлебку и запивали красным вином. За от дельным деревянным столиком трое вольноотпущенников играли в кости. В углу, прямо на полу, мирно спал пьяный мулат. Казалось, весь кабачок насквозь провонял уксусом и чесноком. И хоть Женя изрядно проголодался, это «амбрэ» начисто отбило у него охоту к еде.
Женя кружил по узким переулкам в поисках Субуррской улицы. Прохожие попадались все реже. Черная туча нависла над Капитолийским холмом. Послышались отдаленные раскаты грома. Быстро смеркалось.
Еще после своего первого путешествия Женя понял, что время, проведенное им в Истории, не совпадает с тем реальным временем, которое отсчитывают часы на подмосковной даче. Тут надвигался вечер. Там, наверно, только готовились к обеду. И все-таки Женя явно опаздывал. Все больше им овладевало беспокойство. В первом путешествии его незримо охранял дядя Вася. А теперь? Вдруг он заблудился?
Стемнело. Начал накрапывать дождь. Над Капитолийским холмом полыхали зарницы. На улице замелькали горящие факелы. Усталый, промокший мальчик был близок к отчаянию. Но, к счастью, он буквально носом ткнулся в знакомую дверь.
На этаже, где утром хозяин избивал рабыню, вкусно пахло жареным гусем. Женя проглотил слюну. Ужасно хотелось есть.
Он поднялся в свою комнату, ощупью до брался до кровати, лег, вытащил из-под рогожи припрятанные ремни, привязался.
Сейчас он должен сосредоточиться и четко отдать команду. Но в голове настойчиво крутилось: «Гусь, жареный гусь».
— Ну, эти римляне! — бормотал Женя, вылезая из сугроба и отряхивая снег с пальто. — Чтоб я еще раз рисковал из-за них? Да провалиться мне на этом месте… Чур-чура, хватит, напроваливался! Да так, что выбросило прямо к даче! А вот и гусь! — обрадовался Женя, заметив рядом с собой ощипанную птицу. — Сколько же времени я странствовал!
— Где справедливость? — донесся из кухни рассерженный голос дяди Васи. — Стоит только отлучиться из дома, как мальчик словно сквозь землю проваливается! Георгий Михалыч, ты куда его послал!