Секретарь для злодея
Шрифт:
— Пашка, ты бессовестный, — подвела я итог, пытаясь от него сбежать, но была поймана почти сразу же и заключена в тесные объятия.
— А я этого и не отрицал, — ухмыльнулся этот очень приятный тип с обаятельной наружностью.
Поцелуй обжег губы, лишил воздуха. Голова кружилась от выпитого алкоголя и мыслей о том, к чему именно меня подталкивает мужчина. Его руки — казалось, они были везде и всюду. Прикосновения обжигали, будоражили. Толпы мурашек танцевали на моей коже, а я не понимала, где верх, а где низ.
Остались только темные обжигающие
Я сама потянулась к его боксерам. Думала ли я о том, что кто-то может к нам войти? Совершенно не думала. Меня даже окружающая роскошь больше не интересовала, хотя десятком минут ранее я была настроена серьезно изучить эти апартаменты. Нет, теперь в моих мыслях, в моем сердце, в моей душе был только Паша. Я хотела его и совсем не стыдилась этого. Я хотела знать, быть уверенной в том, что у нас все хорошо.
— Эй-эй, птичка. Мне и так очень трудно держать себя в штанах, но я хочу кое-что другое.
Эта фраза дошла до меня только спустя несколько минут, когда я все-таки осознала, что меня удерживают на расстоянии. Даже подумывала сначала серьезно обидеться, но щеки мои вспыхнули, едва я перевела его намек.
— Нет-нет-нет, я не по этим делам. — смотрела я на него в ужасе, осознавая, что он тонко намекает мне на… Ну, в общем на неестественное продолжение ласк.
— Зато я очень даже по этим, — прищурился мужчина, одним рывком усаживая меня на бортик бассейна.
И вот честное слово, он просто воспользовался тем, что я была ошарашена. Я бы сама никогда не подошла к бильярдному столу, если бы не его рука, которая крепко удерживала мои пальцы. И не легла бы поверх полотна никогда в жизни, если бы Паша меня мягко, но непреклонно не уложил. И уж точно начала бы сразу возмущаться, если бы не два бокала вина, с которых меня очень даже развезло.
— Паша! — попыталась я остановить мужчину.
— Не сопротивляйся, птичка. Я все равно сделаю то, что хочу, — стаскивал он с меня трусики, а мне даже прикрыться было нечем.
— Паша, не надо. Если хочешь, я попробую сделать тебе… ну… — Я даже произнести это слово была не в состоянии.
— Обязательно попробуешь, но когда-нибудь попозже. И да, если тебе захочется стонать, не стесняйся, птичка, — вынудил он меня вспыхнуть не только щеками, но и, похоже, всем телом.
Сопротивление мое очень быстро побороли. Едва его пальцы впились в мои ягодицы, обжигающая волна вновь прокатилась по позвоночнику, напрочь лишая возможности дышать. Низ живота пылал, а он удерживал мой взгляд, не давая мне прикрыть веки. Паша целовал. Он действительно целовал сначала внутреннюю сторону бедра, неспешно подкрадываясь к самому интересному.
Я ощущала его дыхание прямо там. Только поцелуи — короткие, нежные, невозможные. Я видела всепоглощающую страсть в его глазах. Мне казалось, что он получает удовольствие от того, что делает. Вздрагивала от каждого прикосновения, а желание, возбуждение… Оно, наоборот, возрастало, будто то, что он делал, было естественно. Сродни обыкновенному поцелую в губы, но намного, намного интимнее. Как если бы сейчас мы обменивались последней степенью доверия.
Наверное, будь это обыкновенные поцелуи, сейчас Паша углублялся бы. Его язык скользил по разгоряченному лону, перекатывал бусину клитора, бесстыдно раздвигал влажные складки, пытаясь забраться глубже. Кружил рядом с входом, а я вздрагивала каждый раз, будто пораженная молнией, когда он прикасался к промежности. Чуть посасывал складки, вбирая их в теплый рот, играл языком и совсем не смущался того, что делал.
Я понимала, что теку. Ощущала, насколько я мокрая, но остановить его было сродни самоубийству. Все во мне — внутри — пульсировало и обжигало. Тело жило своей жизнью, а тихие стоны, которые я очень сильно пыталась сдержать, вскоре переросли в неконтролируемые крики. Цеплялась за его плечи, волосы. То ли желала прекратить, то ли, наоборот, просила действовать активнее — неважно. Это был первый подобный опыт для меня, и, к моему стыду, мне нравилось все, что Паша вытворял.
— Кто моя птичка? — вдруг поинтересовался он, на секунду отрываясь.
— Я! — выкрикнула я, вынуждая его продолжить.
— Моя девочка, — протянул он ласково, чтобы забраться юрким языком в разгоряченное лоно.
Посасывал, целовал, вбирал влажную плоть в теплый рот. Доводил до исступления, до громких криков. Я едва ли хоть что-то соображала. Мыслей не было, не было ничего. Только его язык и его губы да все нарастающая пульсация, будто распирающая меня изнутри.
— Марина, ты меня любишь?
— Люблю… — слово выскользнуло раньше, чем я вообще смогла его обдумать.
— Ты станешь моей женой?
— Стану… — Не я это отвечала. Это кричало сердце, душа, что желала принадлежать этому мужчине целиком и полностью.
— Разрешишь удочерить Аришку?
— Разрешу, — сдалась я, скидывая все барьеры и разрываясь, взрываясь от сумасшедших ощущений, чувствуя его пальцы в себе — каждый толчок, каждый выход, каждый поцелуй.
Его губы оказались так близко — всего вдох до моих. Я сама потянулась к нему, совсем не думая о гигиене или чем-то подобном. Его губы были влажными, теплыми. Одна его рука удерживала мое бедро, а пальцы второй забрались под спину. Член скользнул во влажное лоно, а я задохнулась от чувства наполненности. Каждый толчок — моя личная агония и возрождение.
— Прости, птичка. Это будет быстрее, чем я думал, — шепнул он мне в губы, вдыхая такой желанный воздух.
— Давай, — дала я ему карт-бланш, обнимая настолько крепко, насколько вообще позволяли мне силы.
Сумасшествие. Я могла бы сравнить этот секс с сумасшествием. Быстрые глубокие толчки. Я задыхалась от каждого, кричала от каждого и, казалось… Взрывалась от каждого, все сильнее погружаясь в темное марево, обжигающее марево, в котором я содрогалась, ощущая такую желанную тяжесть Пашиного тела.