Секретарь в переплёте
Шрифт:
— Сюрприз. — Я всё-таки беру конверт, задумчиво крутя его в руках. — Вчерашний.
— И что там? — поторапливает меня она.
— Понятия не имею. Хотя, подозреваю, что очередной аргумент в пользу серьёзного разговора. Очень серьёзного.
— Хочешь, я открою? — Конверт выскальзывает из моих рук и Зара с любопытством вертит его во все стороны. — Кольца там точно нет.
— С чего бы ему там быть? — нервный смешок вырывается против воли.
Мне только колец не хватает! Но в остальном она права — даже мне уже любопытно, что Дальский придумал
— Оль, — смеётся Зара, — на тебя посмотреть, так там должно быть, как минимум, уведомление о конфискации имущества.
Бросив на неё быстрый взгляд, я достаю сложенный вдвое лист, из которого на пол планирует что-то яркое и блестящее. Пока Зара поднимает нечто, я читаю единственную, выведенную знакомым резким почерком, фразу.
«Компенсация за пять лет сверхурочной работы».
— Знаешь, я ему уже сочувствую, — веселится она и протягивает мне подарочный сертификат.
С нарисованными пальмами, пляжем, прочерком в строке «Номинал» и «В любую точку мира» в строке назначения. Оборотная сторона сертификата девственно чиста, если не считать эмблемы известного в городе туроператора. Отпуск, значит?..
— Ты бы хоть выражение лица поменяла, — хмыкает Зара, глядя на меня. — А то люди зайдут — испугаются ещё. Подумают, что в архиве кровожадные маньяки работают… Они вон всё ещё после твоих отказов отходят.
А у меня нет слов, даже нецензурных. И это говорит о многом, но убивать взглядом всё равно пока некого и я выдыхаю, прикрыв глаза. Ладно, если не в обед, то вечером мы точно увидимся и у меня будет время высказаться.
Но Дальский оказывается умнее моих представлений о самом себе уже потому, что игнорирует телефонные звонки и не появляется, чтобы забрать меня с работы. В то время как я оказываюсь глупее и влюблённее, чем ожидала. Только в таком состоянии к десяти часам мне могло прийти в голову, что с ним что-то случилось.
На следующий день ситуация только обостряется, потому что никакого ответа на мои звонки по-прежнему нет. К счастью, приходится отвлечься, потому что Крамеля отправляет нас с Зарой на Большакова, где внезапно обнаруживается целый кабинет, под завязку набитый документами непонятного значения.
Мы убиваем два дня, чтобы убедиться, что из стоящего там только два личных дела, в отдалённом филиале оказавшихся каким-то мистическим образом, и ещё два дела, срок хранения которых нам так и не удаётся определить.
Уже вечером, лёжа на своём диване вверх ногами, я нервно дёргаю ступнёй, доведённая до ручки непривычным молчанием Дальского. На протяжении пяти лет я видела его практически ежедневно. Последние пару недель не только видела, но и щупала, и привыкла, что он всегда где-то рядом.
Возможно, мысли о том, что я ему банально наскучила, спасли бы ситуацию. Жаль только, что для них мне не хватало идиотизма и возраста. Было бы проще, будь я лет на семь моложе и на столько же наивнее, и не понимай, что скука — не совсем то чувство, которое испытывает
Решив дать ему время до обеда, я выхожу из дома, с трудом сдерживаясь от звонка Крамелю. Исключительно с целью поинтересоваться куда делся его суперумный братец.
Но это больше не требуется, потому что он находится сам.
— Скажи, что это галлюцинации, а не очередной твой сюрприз! — цежу я сквозь зубы, разом забыв о беспокойстве за его бесценную персону. Скальп с которой я сейчас и сниму, чтобы окупить потраченные нервные клетки.
— Ты слишком напряжена, Оль. Может, в отпуск?
— По-твоему, это нормально? — Я подхожу к стене только чтобы не видеть Дальского и с трудом сдерживаюсь, чтобы не пнуть ни в чем не повинные баллоны. Установленные и подключенные. — Просто скажи, что тебя не интересует ничьё мнение, кроме собственного и разойдёмся, как в море корабли.
— Как видишь, интересует. — Он подходит и хочет обнять, но я выворачиваюсь. Плевать на мурашки, плевать на заходящийся в истерии пульс. — Что плохого в желании тебе помочь?
— Помочь?! — Из груди вырывается нервный смешок. — Теперь это так называется?
— Оль, что не так? — Дальский больше не делает попыток меня коснуться, но и отходить не собирается.
— Всё не так.
Ничего не изменилось. Да, Дальский оказался способен на гораздо большее, чем смотреть на мир через призму собственного равнодушия, но остальное… Безграничная самоуверенность в собственных силах и непробиваемое «я умнее всех» раздражало меня ещё тогда, но сейчас перешло все границы.
Какой смысл объяснять, если в следующий раз он сделает всё то же самое? Раздражённо выдохнув, я нарочито спокойным шагом иду к столу, но… Сумка с силой ударяется о сиденье и я срываюсь.
— Ты считаешь, что можешь всё. Выдёргивать своих сотрудников с выходных и отпусков. Требовать от них невозможного. Считаешь, что можешь распоряжаться всеми и всем! — И, наверное, надо бы остановиться, но куда там. — Почему бы не вернуть удобного и послушного секретаря, а то к новому привыкать придётся! Тем более, что старого можно просто купить. Деньгами, отпуском, должностью, ещё чем-нибудь…
Для чего я распинаюсь? В его ответном взгляде нет ни согласия, ни, хотя бы, желания понять.
— Почему бы не помочь брату, если это так выгодно! И убить сразу не двух — десяток зайцев. Как же, ведь это всё, — я обвожу рукой архив, — только на пользу. Крамелю, мне, Сухорукову, но, главное, тебе. Ведь вот ты, непревзойдённый Александр Дальский, добивающийся всего, чего только душа пожелает! Всегда. Даже если для этого придётся стать немножко человеком.
— Сюрприз не удался, — усмехается он, скрещивает руки на груди.
— Сюрприз — это неожиданный визит, конфеты, цветы или девчачий медведь с меня ростом. То, что делаешь ты — не сюрприз. — Я приближаюсь, не отрывая взгляда от льдистых глаз. — Ты перестроил архив — хорошо. Решил отправить меня в отпуск — прекрасно. И я бы даже промолчала… наверное, но это — уже перебор.