Секретарь в переплёте
Шрифт:
Саша распахивает дверь и идёт дальше, мимо пустых и занятых операционных.
— А вы?.. — хрипло отзывается он и откашливается
— Я буду ассистировать, — мрачно отвечает Саша, — нейрохирургия — не мой профиль.
Она останавливается рядом с одной из дверей и его внутренности сначала обдаёт кипятком, а потом скручивает тугой спиралью.
— Она ведь выживет?
Вместо ответа Александра Александровна Сабурова смотрит на него долгим внимательным взглядом, на мгновение касается плеча и исчезает за глухой дверью операционной.
Всё
Помыться, одеться, не думать. Сегодня всё, что от неё требуется — следовать указаниям Кивацкого, признанного нейрохирурга не только области, уважаемого даже в столице. И плевать, что Иванченко не хотел пускать её на операцию — Саша никогда не отступала перед авторитетом главврача и сегодня не стала.
Она в порядке. Да, ситуацию за гранью, но она справится. Должна справиться!
Первый шаг туда, где всё уже готово, даётся легко. Легче, чем ожидалось. Ещё один, и Саша почти улыбается, радуясь своей выдержке. До тех пор, пока не поднимает глаза. Ничего необычного — трубки, капельницы, привычный яркий свет ламп. Анестезиологи, сёстры, хирурги.
И Оля.
Её маленькая Оля, сестрёнка, единственное, что осталось у Саши от родителей. Лежит под простынёй с отверстием в районе рёбер и побритой головой. Бледная, умытая от крови, но с огромной гематомой на лице. Вся в трубках, с маской и такая неживая, что у Саши темнеет в глазах.
За спиной снова открывается дверь и Кивацкий проходит к изголовью стола. Оглядывает операционную и останавливает взгляд на ней.
— Кто это?
И Саша бы ответила, если бы могла отвести взгляд от лица сестры.
— Александра Александровна, — отвечает кто-то. — Сабурова.
Кавицкий спрашивает что-то ещё, но слов не разобрать. В ушах — шум, в коленях — начинающаяся дрожь.
— Сестра.
Сестра — громом среди ясного неба. Сестра — и страшное осознание, что тот разговор мог быть последним. Сестра — и животный ужас, оставляющий лишь одно желание. Тихо скулить и молиться.
— …слышите? — Она поднимает взгляд на Кивацкого. — Выйдите! — прикрикивает он. — Немедленно!
Иванченко был прав, Кивацкий прав — сегодня её место не здесь.
И Саша вылетает из операционной, на ходу сдёргивая шапочку и маску. Распахивает дверь в коридор, как была — в полной амуниции, и несётся сама не зная куда. Лишь бы забыть Олино лицо, почти полностью скрытое кислородной маской. Забыть слишком бледное тело, видимое через отверстие в простыне. Не думать о том, что Кивацкий может быть уставшим или не в настроении.
И о том, что он может ошибиться.
— Саша! — врезаясь в чью-то грудь, она позволяет себе первое судорожное рыдание.
— Что случилось? — Дальский чувствует, как сердце панически забивается в дальний угол грудной клетки. — Саша!
— Не могу! — прорывается через горькие всхлипы. — Не её. Только не её, пожалуйста!..
Кажется,
— Господи, ну почему я такая? — всхлипы переходят в смех. — Идиотка! Дура! — Саша отталкивает его и взлохмачивает итак не идеальную причёску. — Возомнила себя самой умной! Спасительница, мать вашу! — начинающаяся истерика стремится по накатанной.
— Там мой брат, его невеста и Оля! — Дальский сильно встряхивает её за плечи. — И я сделаю всё, чтобы они выжили. Слышишь, всё!
— А я не смогла! — кричит она в ответ и, всхлипнув, ударяет его в грудь. — Не смогла! — снова плачет Саша и бессильно утыкается в него лбом. — Не смогла её спасти! Не смогла оперировать собственную сестру! Тряпка!
— Прекрати, — Дальский с силой прижимает её к себе, — хватит.
А ведь в машине всё ещё лежит её букет. Не зная плакать или смеяться, он насильно усаживает Сашу на коридорную кушетку и садится перед ней на корточки.
— Не смогла, — как заведённая повторяет она, но внезапно выпрямляется. — Столько лет учиться, практиковать, нестись на все обучения и стажировки, только бы уметь и знать чуть больше. Чтобы не растеряться, чтобы спасти. Для чего? — Саша поднимает глаза, из которых уже не льются слёзы. — Чтобы в самый нужный момент смотреть на это вот?! — Она с ненавистью смотрит на руки, которые заметно потряхивает даже в полумраке коридора. — Какой из меня врач, если я не могу спасти самое ценное?
— Отличный из тебя врач, — вздыхает он, садится рядом и крепко прижимает её к своему боку.
Сейчас она может больше него. Саша может плакать, кричать, разбить тут всё к чёртовой матери. Он — нет.
— Прости, — через несколько минут отстраняется она и остервенело трёт лицо руками. — Прости, тебе ведь хуже. Мне сказали, что в машине разбился твой брат и его невеста.
— Брат… — Дальский встаёт, делает несколько шагов до окна и разворачивается. — Да, он был за рулём. А Заре, к счастью, больше ничего не угрожает.
Саша долго смотрит на него, серьёзно и изучающе.
Сколько смертей она видела? И скольких спасла? Как смогла после всего этого сохранить такую силу и стойкость? Те, что помогли ей зайти в операционную, где может умереть её сестра.
Малодушно, но Дальский предпочитал ждать приговора здесь, чем смотреть как ещё один лучший хирург области лезет внутрь его брата.
— Хочешь кофе?
Он переводит взгляд на Сашу и видит на её лице тень слабой, но искренней улыбки.
— До чёртиков!
Глава 23
Небо.
Бесконечно далёкое и такое же яркое. Или просто он от него отвык? Последний месяц ему было не до неба. Реабилитологи, физиотерапевты, массажисты, остеопаты. Обследования, узкие специалисты и молчание Влада. Последнее добивало больше всего.