Секретная миссия в Марселе. Один год из жизни Вариана Фрая
Шрифт:
С собой Вариану выдали три с половиной тысячи долларов. Дополнительные средства обещали переводить по мере надобности.
Билеты в связи с намеченным коротким временем пребывания, заказали в оба конца. Вылет – 5 августа 1940 года, возвращение – 29 августа.
Идеалист Фрай уже видел себя в солнечном Марселе, разъезжающим на велосипеде в поисках своих протеже. Встречи и беседы со знаменитыми художниками и поэтами, которых Вариан знал по литературе и уважал со времен учебы в Гарварде, должны были скрасить ему определенную монотонность офисной работы.
Sancta Simplicita…. Трехнедельная «прогулка» обернулась годом напряженной работы со всеми атрибутами подпольной деятельности.
Узники
В 20-30-х годах прошлого столетия Франция проводила политику открытых дверей, а эмигрантам из Германии облегчила въезд специальным постановлением. Число их росло по мере установления фашистских режимов в Италии, Румынии и оккупации немецкими войсками других стран. Страна стала (как оказалось, лишь на время) безопасной гаванью для 3-х миллионов эмигрантов из разных стран, существенную часть которых составляли евреи.
В предвоенное время во Франции проживал значительный контингент итальянских эмигрантов (около миллиона с учетом натурализованных). В стране также осело 600 тысяч испанских республиканцев, спасавшихся от режима Франко. Выходцы из немецкоговорящих стран занимали третье место, по численности значительно уступая первым двум группам. Заметной была диаспора русскоязычного населения.
Начало войны на Западном фронте привело к резкому росту иммиграции в государства американского континента и Англию. По мере увеличения ее темпов и размеров менялось и отношение к гостям в принимающих странах. В ходу была поговорка: «один беженец – новизна, десять – скукота, сто – опасность». Росла неприязнь к вновь прибывшим, выражавшаяся в ксенофобии и антисемитизме.
В самой Германии в 1933 году насчитывалось около 600 тысяч евреев, в Австрии – 185 тысяч. Спустя 10 лет, около половине из них удалось выбраться из этих стран, в основном во Францию.
Стараясь избежать нежелательного притока иностранцев, многие правительства, вместо того, чтобы упростить формальности приема и расширить контингент принимаемых эмигрантов, начали вводить дополнительные ограничения. Увы, особо пострадавшей от подобной политики группой стали евреи.
Наиболее негостеприимной оказалась Канада, имевшая необычайно жесткую иммиграционную систему. Евреи (а других почти и не было в те годы), пытавшиеся эмигрировать туда после 1933 года, получали, как правило, стандартный ответ: «Хотя мы с пониманием относимся к вашим обстоятельствам, но в настоящее время Канада евреев не принимает. Пожалуйста, попытайтесь обратиться в другие страны». С 1933 по 1939 годы в Канаду прибыло лишь около пяти тысяч человек, среди них евреев насчитывалось три с половиной тысячи.
Государства Карибского моря и Южной Америки принимали граждан на постоянное место жительства только на условиях, если те займутся сельским хозяйством. Точные данные о переселенцах неизвестны. Например, Трухильо, диктатор Доминиканской республики, пообещал абсорбировать сто тысяч евреев-эмигрантов, но принял всего несколько тысяч. На Кубу в 1937–1944 годы прибыло около 8 тысяч евреев, но их ежегодный приезд резко упал после известного случая, когда в 1939 году корабль, на борту которого находилось 930 евреев с визами в Кубу и 734 с визами в США, вернули обратно в Германию.
В Аргентине оказалось 40–45 тысяч евреев из Германии, большинство из них перебралось туда нелегально.
Наиболее легким и потому заманчивым казался переезд в ближайшие страны – Англию и Швейцарию. В Швейцарию в первые годы войны всякий с паспортом Третьего Рейха мог относительно свободно въехать. В 1933 году туда переселилось около 2 тысяч немцев. Но в 1938 году швейцарское правительство рекомендовало всем немецким евреям иметь в паспорте штамп «J» – Jude. Одновременно ввели и визовые ограничения на въезд. Англия между 1933 и 1939 году приняла около 56 тысяч еврейских беженцев из Германии, Австрии и Чехословакии. После 1938 года английские власти отдавали предпочтение особо именитым и образованным евреям. К тому же, как правило, никакой финансовой поддержки эмигрантам от государства не предполагалось, разве что выдающимся ученым через Совет Помощи научным сотрудникам, возглавляемый Э. Резерфордом.
И, наконец, Соединенные Штаты.
Между 1933 и 1939 годами около 300 тысяч немецкоговорящих граждан подали прошение на въезд (примерно 90 процентов из них – евреи), но переселилось за этот период лишь 90 тысяч.
Несмотря на искреннее желание некоторых американских активистов помочь бежавшим от нацистского режима, строгие иммиграционные квоты, оппозиция общества и антисемитизм являлись серьезным препятствием к облегчению процедуры приема новых граждан.
В ноябре 1938 года, например, сразу же после Хрустальной ночи Национальный Аналитический Центр в Чикаго провел опрос, выясняя мнение американцев об этом событии. Из общего числа опрошенных 94 % не одобряли отношение немцев к евреям, но 72 % воспротивились приему немецких евреев в большом количестве. Около 2/3 возражали против дополнительной квоты на прием 20 тысяч еврейских детей.
До войны американская квота для германских подданных составляла 25,957 человек, но полностью не использовалась из-за введенного Государственным департаментом ограничения: консулам за рубежом запрещалось выдавать визы претендентам, если они с большой вероятностью (very likely) могли стать финансовой ношей для страны. Введенная в 1930 году в период Депрессии инструкция оставалась в силе до 1936 года, когда политическая и экономическая атмосфера в стране изменилась. В 1936 году формулировку несколько смягчили, заменив на probable (возможно).
Когда к потоку бежавших из Германии добавились австрийцы, президент Рузвельт предложил созвать конференцию государств, выразивших желание помочь в разрешении проблемы переселения и устройства оставшихся без крова людей.
Конференция открылась 6 июля 1938 года в швейцарском городке Эвиане с участием 32-х стран. Германию, разумеется, и не думали приглашать. Выступавшие представители осторожничали, произносились благопристойные речи, но все, о чем смогли договориться участники, выразилось в создании межправительственного комитета для выработки мер. «Никто не хочет их» – с заметным удовлетворением констатировала немецкая газета Фолькише Беобахтер.
А пока Англия и Франция, в соответствии с принятой тогда международной практикой, прежде всего, создали цепь лагерей интернирования, куда загнали всех лиц «враждебной» национальности и граждан, не имеющих паспортов.
Общим для лагерей интернирования было отсутствие должной санитарии, нормального питания, прочих элементарных условий быта. В какой-то степени это объяснялось спешкой и неразберихой в первые месяцы войны (в Париже лагерем послужил известный стадион Ролан Гаррос). Формально интернирование предполагало только лишение свободы, заключенных даже навещали близкие, а имевшие деньги могли прикупить питание. Чуть позже, однако, в некоторых из них охрана стала практиковать физическое насилие и издевательства. Особенно отличался этим лагерь Ле Верне [3] .
3
Артур Кёстлер описывает пребывание в нем в книге Scum of the Earth (Накипь Земли).