Секретная миссия
Шрифт:
– Джимми Дурхэм знал, что я приеду, - сказал он. Судя по информации, которую ему удалось почерпнуть из головы Оглеторпа, Джимми Дурхэм был начальником караула.
– Он сказал, что не успел вас предупредить, но я решил рискнуть.
– Гм-м-м. Думаю, что все в порядке, раз они вас пропустили, но отсюда нельзя уйти, пока кто-нибудь не удостоверит вашу личность. Поднимите руки.
– Часовой осторожно приблизился, чтобы обыскать его. Хейнс поднял руки как можно выше, всячески стараясь избежать прямого контакта с кожей.
– О'кэй. Порядок. Что вам поручено?
– Общий осмотр; шефу сообщили, что могут быть
– Нет. Вешать замок на эту хибару без толку. Поэтому я здесь и стою. Позвать Джимми для опознания, чтобы вы могли уйти?
– Не беспокойтесь.
– Если бы не одно обстоятельство, условия были бы просто идеальные. Но он не станет убивать часового! Можно же найти способ не усугублять того, что ему еще предстояло сделать.
– Я не спешу, все осмотрено. Покурим?
– Только что выбросил. Что? Спичек нет? Вот, пожалуйста.
Хейнс чиркнул спичкой о коробок и осторожно закурил. Сыроватый дым больно обжег его воспаленное горло, но он подавил позыв кашля и выдохнул; в темноте часовой не мог видеть, как исказилось его лицо и на глазах выступили слезы. Все его существо отчаянно восставало против этого импульса, который приказывал ему курить, чтобы отвлечь внимание часового, но он чувствовал, что слабеет.
– Спасибо!
Часовой потянулся за коробком и коснулся его руки. В следующую секунду пальцы незнакомца сомкнулись на горле часового, который, шатаясь, пытался освободиться и позвать на помощь. Внезапность нападения парализовала его сопротивление на нужную долю секунды: Хейнс высвободил руку и резко ударил его по шее ребром ладони. Послышался какой-то булькающий звук, и тело сразу обмякло.
Импульс вновь одержал верх! Часовой был мертв, резкий удар сломал ему шею. Хейнс привалился к стене, стараясь отдышаться и сдержать тошноту. Взяв себя в руки, он поднял фонарик и вошел в здание. В темноте очертания огромной ракеты едва проступали.
Вытянув руки, Хейнс на ощупь двинулся вперед к ракете, затем, чиркнув спичкой, он начал искать входной люк, который оказался открытым. При этом он старательно прикрывал пламя ладонями: слишком яркий свет в окне мог привлечь внимание.
Внутри корабля он поставил фонарик на минимум и двинулся вперед по узенькому проходу к кормовой части, где должен был располагаться двигатель. В конце концов все оказалось не так сложно, оставалось лишь кое-что уничтожить.
Быстро оглядев лишенные обшивки стены, он легко обнаружил рычаги управления и подсоединенные к ним провода. Малое число приборов говорило о том, что эта ракета намного примитивнее той, что разбилась в лесу, однако на ее строительство ушли долгие годы и почти все состояние Оглеторпа. Если ее уничтожить, людям, возможно, понадобится еще не менее десяти лет, чтобы построить новую, самое маленькое - два года, а за эти два года...
Мысли его путались, но начали пробиваться какие-то обрывки воспоминаний: вот он сидит в тесной, обшитой металлом комнате, тщетно пытаясь остановить неуклонную потерю топлива. Заключительный взрыв в дюзах, а затем головокружительное падение корабля через атмосферу. Он едва успел открыть воздушные люки прежде, чем произошло столкновение. Так как удар был смягчен домом, его каким-то чудом выбросило прямо на крону дерева, которая и замедлила его падение на землю.
Человеку, который был в доме, повезло меньше: его выбросило вместе с разбитой стеной, когда он был уже мертв. Незнакомец смутно помнил, как торопливо снимал одежду с трупа, когда вдруг на него упало бревно, и он потерял сознание.
Итак, он все-таки не Хейнс, а некто с той самой ракеты, и то, что он рассказал Оглеторпу, вцелом соответствует действительности.
Хейнс - он все еще называл себя этим именем - ощутил страшную слабость и ухватился за какой-то торчащий брус, чтобы не упасть. Ему еще многое предстояло сделать; о том, что будет с ним самим, он сможет подумать позже. Ему уже казалось, что с тех пор, как он пришел в себя, он каждую минуту был готов к смерти, и это его нисколько не волновало.
Еще раз окинув взглядом рубку, он заметил раскрытый набор инструментов, из которого соблазнительно торчал большой гаечный ключ. Этим он сможет открыть клапаны. Фонарик лежал там же, где он его бросил; ударом ноги он развернул его в сторону стены и потянулся за ключом. Его скрюченные одеревеневшие пальцы сомкнулись на рукоятке.
И тут впервые за много часов он обратил внимание на свою руку, попавшую в полосу света.
Темные вены вздулись, а кожа приобрела слегка синеватый оттенок. Он тупо уставился на свою руку, потом на другую, стараясь разглядеть ее: кожа на ней тоже была голубая; перевернув руки, он обнаружил на ладонях тот же цвет. Голубой!
Последние обрывки воспоминаний слились наконец в ревущий поток, вызвав в его мозгу круговорот образов и картин. Его разум как бы раздвоился: одна часть работала с клапанами, другая обдумывала вновь обретенную информацию. Он видел безлюдные улицы сказочно красивого города и как бы со стороны какого-то человека, который, еле переставляя ноги, вышел из дома, и, схватившись за горло синими руками, повалился в судорогах на землю! Люди быстро проходили мимо, избегая прикосновения к трупу, боясь даже задеть друг друга.
Смерть настигала людей повсюду. Вся планета была насыщена ею. Она таилась на коже больного, пока кто-либо, коснувшись его, не переносил ее дальше, вызывая все новые и новые жертвы. Уже через несколько секунд микробы погибали на воздухе, но они снова и снова проникали в атмосферу через кожные поры, поэтому вокруг всегда таилась опасность. В случае контакта болезнь начинала вести скрытое наступление в течение многих месяцев, а затем вдруг сразу поражала весь организм, человек синел и в течение нескольких часов умирал мучительной смертью.
Одни говорили, что это - результат какого-то эксперимента, вышедшего из-под контроля, другие, - что эти микробы занесены спорами из космоса. Но так или иначе спасения от этой болезни на Марсе не было. И только легенды о расе людей, живущих на планете Земля, с которой они прилетели, вселяли еще смутную надежду; к ней они и прибегли, когда ничего другого уже не осталось.
Он вспомнил, что его долго обследовали и решили, что в ракете, которую строили в спешном порядке, полетит именно он. Выбор пал на него, поскольку он обладал исключительными даже для марсианской науки телепатическими способностями; оставшиеся до полета недели были посвящены систематическому развитию этих навыков и внедрению в его подсознание задач, за выполнение которых он должен бороться до последнего вздоха.