Секретная почта
Шрифт:
— Наконец-то встретились, — весело крикнул офицер Мажуолису. — Сколько я вас искал!
Сторож побледнел, но посмотрел немцу прямо в глаза.
Пробило двенадцать. Надежда рухнула.
4
На столе лежали: авторучка «пеликан», рация с питанием — сухими батареями, тщательно сложенный брезент, медный провод, бумаги, бечевки.
Аккуратно подстриженные и прилизанные волосы следователя благоухали бриллиантином. Не повышая голоса, он разговаривал как со старым
— Скажем, радиостанция очутилась возле вашего дома случайно. Без вашего ведома и содействия. Допустим… Но две буквы…
Он отвинтил крышку и протянул Мажуолису:
— Две буквы… «О» и «Б»… Инициалы Оскара Бреннера… Пропавшего без вести солдата. Владельца авторучки. Ее опознали свидетели. Ручка обнаружена в вашем домике, за образами. Есть ли надобность еще в других доказательствах, что вы совершили убийство Бреннера?
Мажуолис только плечами повел. Он уже говорил — «пеликана» нашел на полу в станционном здании.
— А рация? Которую мы пеленгуем уже три месяца? Которая столько времени работала в лесах?
Мажуолис молчал. Понятно — никто не поверит. Всё против него. Он смотрел на небольшой шрам у виска следователя. Дрожали оконные стекла: видно, в море опять сцепились корабли. Или с берега бьют по десантным судам.
За окном стоял на страже клен. С дерева, медленно кружась, опадали последние листья, стелились золотистым пологом.
«Скоро и я так упаду. Может, больше не станут бить. Прямиком к яме. Наверно…» — раздумывал Мажуолис.
Следователь нажал кнопку.
Вошел телеграфист — синий от ярости и готовый разорвать на куски Мажуолиса.
— Обманул он меня, господин капитан, — сыпал словами телеграфист. — Я правильно нюхом почувствовал… и рапорт о том представил. Но потом… посмотришь — такой темный, тупой…
И не сдержавшись, подскочил и отвесил Мажуолису оплеуху.
Тот чуть вздрогнул. Теперь Мажуолис не выглядел тупым и запуганным. Из-под мохнатых бровей насмешливо сверкали синие глаза.
— Утром, Мажуолис, расстреляем тебя, — объявил следователь, становясь между телеграфистом и Мажуолисом. — У тебя есть время до завтра. Поможешь обнаружить парашютистов — останешься в живых, а нет — вот как с тобой будет…
Следователь расплел бечевку на мелкие жилки, взял одну, дернул.
Ниточка порвалась.
5
Порядок соблюдался точно.
Утром прозвучала команда:
— Становись! Пиджаки оставь! Выходи.
Мажуолиса и еще троих незнакомцев в одних рубахах погнали на опушку, метрах в четырехстах от деревянного дома за колючей проволокой, где помещалась контрразведка.
Их сопровождало шестеро вооруженных солдат и еще двое или трое чином постарше. Случайно или нет, был здесь и телеграфист — на этот раз в фельдфебельском мундире, с фотоаппаратом.
Седьмой солдат нес три лопаты. Швырнул их под ноги обреченным
— Чего спите? Копайте. Думаете — я за вас буду потеть?
Лопат три штуки, а умирать четверым. Мажуолис не брал заступа. Один из арестантов горько рыдал, но первым копнул землю. Слезы катились на черные комья.
Команда палачей курила и наблюдала, как роют могилу осужденные. Одному из солдат захотелось запечатлеть себя на этом фоне. Выдумка пришлась по вкусу и остальным. Телеграфист щелкнул фотоаппаратом.
Мажуолис вытянул два пальца и смерил: солнце поднялось над лесом на дюйм. Оно сегодня было особенно теплым и светлым. На шершавую траву ложились густые тени. И Мажуолису почудилось — это не тень, а его собственное тело припало к земле, впитавшей последнюю кровь его сердца. Он уже отдал себя земле.
Страшно думать о смерти. Мажуолис подошел и положил руку на лопату, которую вскидывал беспрерывно рыдавший арестант — деревенский парень, угловатый, неповоротливый, с очень светлыми волосами и крепким затылком.
Мажуолис зашептал:
— Куда спешишь, дуралей? Чем дольше рыть — тем дольше жить…
Отобрал у парня лопату и принялся медленно работать. Лопата казалась налитой свинцом. Так он копал — еле-еле.
Другие тоже чуть шевелились — готовили себе могилу с черепашьей скоростью.
Это взбесило конвоиров. Они стали браниться, измываться, грозить. Но обреченным нечего было терять — их не страшили уже ни угрозы, ни ругань.
Всего на полметра раскрылся верхний пласт земли, а работе еще конца не видать. Офицер, руководивший расстрелом, остервенел.
— Отобрать лопаты! — приказал он.
Тот самый жандарм, который притащил инструмент, забрал лопаты у обреченных, отошел в сторону. Послышалась команда.
Солдаты проворно вскинули руки.
— Фёер! Огонь! — крикнул офицер.
Каждый падал по-своему: один ткнулся лицом прямо в недорытую яму, второй медленно опустился на колени и, скорчившись, рухнул навзничь, третий сделал шаг назад и упал как подкошенный. А Мажуолис почувствовал, что его пронзили раскаленные прутья. Он не помнил, как очутился ничком на земле. Во рту — песок…
Так вот она — смерть!
Неправда, что человек может испугаться смерти. Она внезапна. Был ты — и нету тебя. Только что видел солнце, — а теперь перед тобой розоватая тьма. Дышал, — а сейчас вокруг тебя безвоздушная глубь.
Но что это? Мажуолис слышит голоса, шаги, даже клокочущий хрип.
Разве по ту сторону могли быть звуки? И что теперь делают мри друзья?
А вот — чьи-то слова:
— По пуле в затылок! Один еще дергается…
Кто-то приблизился к телам. От страшных шагов даже трава загудела. Мажуолис перестал дышать, обвисли мускулы. Теперь казалось, что он — легче тумана. Но ему все слышно. Нет, Мажуолис не туман, не тень. У ямы лежит его тело — большое, грузное, окровавленное, оно закрыло собой даже солнце.