Секретная почта
Шрифт:
Шел я в школу в первый день после каникул и заранее переживал. Сейчас одноклассники заметят у меня на лбу здоровенный синяк и закричат на все лады: «Кто ж тебя так разукрасил? Ты прямо морской пират! Го-го-го!»
В классе меня считали ловким боксером, будущим морским волком, словом — крепким орешком, и вдруг…
Почему я не успел отвернуться, отскочить и уклониться от удара? Замешкался, а то и испугался. Вот этой минутной слабости не могу себе простить!
Со вздохом я еще ниже опустил голову.
До школы было около двух километров.
Немало бродил я по путям-дорогам. Побывал в незнакомых деревнях и местечках. Добрался до Куршского залива. У нас возле деревни — только ручеек, через который легко перепрыгнуть с ходу. А здесь такая ширь! Залив меня покорил на всю жизнь. Я принял твердое решение — во что бы то ни стало работать на море и отдыхать только у моря. И если бы не эта шишка на лбу…
А начиналось все как будто неплохо.
Дошел я до залива. За Прекуле свернул направо. Большак привел меня к длинному, прямому каналу, обросшему ивами и ольхами, который течет наперерез по зеленым лугам вдоль залива и соединяет реку Минию с Клайпедой. В одну из усадеб у канала переселилась после войны моя тетка.
Она приняла меня с распростертыми объятиями, отвела комнату на чердаке. Распахнув окошко, я увидел серебристый залив. Повеяло освежающим ветром. Над крышей летали чайки.
— Хочу поработать с рыбаками, — объявил я удивленной тетке. — Не будет возражать ваш председатель артели?
— Наш председатель от учеников не отмахивается, — ответила тетка. — Нынче их полно и в парниках, и в телятнике. А на рыбку, Гедас, опоздал. Второй год в заливе лов запрещен. Там теперь молодую рыбу растят.
Вот тебе и на!
— А что делают артельные рыбаки?
— Одни капусту да огурцы сажают, другие корма для скота заготовляют, строят каменные хлева. Мало ли работы?
Я даже опешил. Спешил в море к рыбакам, а они, оказывается, высадились на сушу. Перевернули осмоленные лодки, спрятали просушенные сети. Сами рыбу в лавке покупают.
Тетка угостила меня супом из гусиной крови с клецками, сунула сладкий сырник. И рассказала про рыбачьи невзгоды:
— Был тут один заводила. Считал себя первым умником. Никого не признавал. И захотелось ему больших заработков — чтоб в одну ночь разбогатеть. Он и привез несколько невиданных сетей, которые-де с самого дна морского все богатство подбирают. Старые рыбаки почуяли недоброе — пощупали невода, закачали головами и стали объяснять. Длинные сети, мол, только в море хороши, а в мелководье, в заливе выгребут весь рыбий корм, уничтожат мальков. А тот человек и в ус не дует — выплыл с новыми сетями, за два месяца наловил пропасть рыбы. Говорят, огреб большую премию. Ну и что с этого? Против природы пойдешь — себя и обидишь. Вот и вымел рыбку начисто. Теперь годами нужно ее заново выращивать…
— Куда же девался этот проходимец со своими погаными сетями? — возмутился я.
— Люди прогнали. Перебрался, прохвост, на южный берег. Там шмыгает, как голодный ерш. А к нам не смеет и носа показать.
Я не совсем поверил рассказам трещотки-тетушки. Неужели мне не придется поплавать на моторных ботах? Пошел к председателю. Увидел человека в черном костюме, лет пятидесяти, с темными, сверкающими глазами, серебристыми висками, с виду — строгого, гордого, упрямого.
Ошибся я. Председатель Вайшвила первым крепко пожал мне руку, назвал свою фамилию.
Вайшвила подтвердил тетины слова. Лов рыбы временно прекращен. Однако нос вешать не следует. Дела налаживаются. Правительственные учреждения выделили средства, машины. Создано хозяйство нового профиля. Никто не сидит сложа руки. Найдется работа и для меня. Разумеется, если я приехал не лодыря гонять, не воробьев ловить.
Разговорились мы о рыбьих обидчиках. Председатель резко заметил:
— Сегодня молодь ловить может только отпетый браконьер. Браконьерство — это язва! Таким разбойникам нет пощады. Они рубят ветку, на которой мы все сидим.
Я понял, что если такой хищник угодит в руки председателя, то уж получит по заслугам.
Узнав, что моя мечта — править моторным ботом, председатель сдвинул седоватые брови и сердито спросил:
— А в моторах кое-как разбираешься?
Собравшись с духом, я признался, что больше смыслю в мясорубке, чем в лодочном моторе. Но научусь!
Вайшвиле понравилась моя откровенность.
— Ладно — дуй к нам в гараж. Там завал моторов и запчастей. Перевороши все это вверх ногами, тогда ни при какой волне не утонешь.
И на прощание опять протянул мне тяжелую, будто чугунную руку.
В гараже я только полдня чувствовал себя посторонним. А потом привык. Через неделю заводил и выключал мотор, разбирал его до мельчайшей детали.
Больше всех мне там понравился Эвальдас Смалва. На голову выше меня, энергичный, ловкий, всегда с засученными рукавами, в сплющенной как блин финской шапке, здороваясь и прощаясь, он вскидывал руку к замасленному козырьку.
— На кладбище я вырос, — признался мне Эвальдас. — Ни дома, ни родни. А жрать хочу как волк. Наберу где попало яблок, морковки, брюквы, сырой капусты и айда на кладбище — спать. Если поздно кто идет мимо, басом гаркну. Улепетывают старушенции без задних ног… — и Эвальдас покатился с хохоту.
Я не сомневался, что он самый храбрый из всех парней. Шофер третьего класса, иногда пиво пьет с автоинспекторами, на довольно помятом самосвале возит удобрения, торфяную крошку, шлак для хозяйственных строек. Дружит с кассиршей районного банка Агуте, носит в кармане губную гармошку.
— Выиграю в лотерею «Волгу», — говорил Эвальдас, — посажу Агуте, и поедем посмотреть на самые большие города в мире.
Эвальдас иной раз позволял мне браться за руль. За это я мыл его самосвал, менял продырявленные шины. Председатель заметил нашу дружбу и предложил: