Секретные эксперименты
Шрифт:
Директор Пастеровского института Эмиль Ру был известен по исследованиям сибирской язвы, бешенства, сифилиса. Ему же принадлежала и первая антидифтерийная сыворотка, а его заместитель доктор Кальметт разрабатывал способы борьбы со змеиными укусами. Профессор Иванов козырял их именами в письмах и демаршах в советские учреждения: «В лице этих мировых ученых я впервые встретил не только сочувствие, но и готовность оказать реальную помощь для осуществления программы моих опытов».
Поддержанный французскими коллегами, Иванов упрямо шел на штурм советских коридоров власти. Он направил наркому Луначарскому письмо, где описание предстоящего эксперимента обрамлялось марксистскими лозунгами и ссылками на поддержку Института Пастера. Один из аргументов «за», по мнению ученого, был в том, что советское правительство могло бы использовать новое живое существо в интересах науки и пропаганды естественного исторического мировоззрения. Затраты на финансирование эксперимента составляли, по оценке профессора, 15 000 долларов. Интригуя, Иванов угрожал, что имеет предложение от Пастеровского института, но как патриот СССР хотел бы, чтобы его страна участвовала в реализации опыта. Денег от Наркомпроса получить не удалось, но добрые люди из ГУСа подсказали, что неплохо было бы направить письмо самому председателю Совнаркома Алексею Рыкову.
27 мая 1925г. этот кремлевский иерарх поучил письмо ученого с множеством материалистических доводов. Иванов настойчиво увещевал предсовнаркома в необходимости создания нового животного, или нового человека, смотря что получится. Новые письма попали на подготовленную почву. Вскоре идеи Иванова, изложенные на бумаге, достигли одного из серых кардиналов Кремля, управляющего делами Совнаркома СССР Горбунова. Помимо своей высокой должности он также занимал пост председателя комиссии по содействию работам Академии Наук. Горбунов стал ангелом-хранителем Иванова. С его легкой руки и, возможно, при содействии О. Ю. Шмидта Физико-математическое отделение АН предложило Иванову сделать доклад о проекте экспедиции в Западную Африку. Выступление профессора было намечено на 30 сентября 1925г. На этот раз Илья Иванович заготовил весьма продуктивный ход. Он предложил использовать привезенных обезьян и приплод, полученный в ходе фантастического эксперимента, для операции по трансплантации половых желез членам советского правительства в целях борьбы с «синдромом изнашивания». Советский футуролог Мелик-Пашаев так сформулировал компромисс Иванова и обитателей Кремля: «Вполне понятно, что могущее родиться от такого оплодотворения потомство будет представлено существами более близкими к человеку, существами, которые легко будут размножаться и, находясь постоянно под руками у человека, будут служить неиссякаемым источником, откуда будет получаться материал для всякого рода операций замены органов, омоложения».
В выписке из протокола с заседания Физико-математической секции говорилось о полной поддержке идей Иванова и доведении их до сведения Управления Делами Совнаркома с целью поддержки в ассигновании экспедиции в Африку и упрощении формальностей, связанных с предстоящим предприятием. И вскоре последовало желанное разрешение Кремля на обезьянье сафари в Африку. Однако Иванов понимал, что экзотическая поездка не должна стать единичной акцией. Индустрия омоложения может потребовать сотен, а то и тысяч антропоморфных обезьян, а постоянные перевозки их из Африки сделают этот товар дорогим. Профессор пришел к мысли о создании на юге СССР обезьяньего питомника, где могли бы содержаться будущие гибриды и их родители в специальных условиях. Вместе с Лечебным отделом Наркомата здравоохранения Иванов стал вынашивать и еще более грандиозные планы создания новой отрасли животноводства — обезьяноводства.
3. Погоня за гибридом
4 февраля 1926г. Иванов отправился в Европу. Несколько дней он провел в Берлине. Многие крупные немецкие ученые были поставлены в известность о целях его предстоящего путешествия во французские колонии. К этим посвященным принадлежал и такой авторитет, как Пауль Уленгут. Он прославился разработкой метода определения видовой принадлежности крови, чрезвычайно пригодившегося в криминалистике. Разделяя положения теории эволюции, связанные с происхождением человека, Уленгут провел исследования крови орангутанга и выяснил, что по многим биохимическим показаниям она чрезвычайно близка крови людей. Проблему общего для человека и шимпанзе предка, или, как его называл Дарвин, «древнего члена человекообразной подгруппы», немецкий ученый считал своей личной проблемой. О контактах с германскими биологами Иванов счел необходимым упомянуть в специальном отчете, адресованном в Кремль:
«Появление в текущей прессе сообщений об отъезде нашей экспедиции в Западную Африку в Германии вызвало на страницах научной печати ряд заметок и отзывов, в общем благоприятных, таких крупных ученых, как профессора P. Uhlehuth, J. Schwalbe, Bruek (см. Deutsche Medizinvochenschrift №№ 32, 35, 46 за 1926)» ;
«Профессор J. Schwalde, запросивший одного очень известного зоолога об опытах осеменения антропоморфных обезьян спермой человека и их значении, в ответ получил выражение сожаления, что в Германии, где до войны имелось немало самок шимпанзе, эти опыты не были поставлены. Ich bin uberzeuht, говорит этот зоолог, das der Versuch ausfiele positius. Имя этого зоолога осталось неизвестным, но, по словам Schwalde, автор этого письма просил пока не называть его фамилии».
Возможно, инкогнито — Ганс Вейнерт. В те годы его занимало исследование ископаемых останков питекантропа. «Питекантроп есть человек, — писал он, — особое положение которого и бесспорное значение оправдывает родовое имя "обезьяночеловек"». Мечта о встрече с живым обезьяночеловеком казалась Вейнерту вполне воплотимой. Для исторического свидания были все технические возможности. Ими располагал профессор Иванов.
Позднее в своем исследовании «Происхождение человечества» Вейнерт откровенно высказался на этот счет: «Найдутся, правда, возражения, что даже положительный результат уже не может дать нам ничего нового. Но все же нельзя согласиться, что более убедительного подтверждения нашей теории происхождения человека найти невозможно. Появление такой помеси могло бы оказать ценную услугу и изучению наследственности. Уже известное нам сходство белковых образований, реакций крови и преципитации, так же, как и большое сходство мужских сперматозоидов, вполне допускают возможность плодотворного скрещивания шимпанзе с человеком. С практической стороны этот опыт также является вполне возможным.
Чтобы не подвергать человеческую жизнь хотя бы психической опасности, для роли матери пришлось бы выбрать самку шимпанзе. Семенную жидкость лучше взять у негра, а в качестве наиболее подходящего места для операции избрать Африку — родину обоих родителей».
Следующим местом следования Иванова был Париж. В Пастеровском институте профессору обрисовали достаточно сложную ситуацию, сложившуюся на станции вакцинации в Киндии, где обычно содержались обезьяны, готовые к отправке в Париж. Директор этой станции ветеринарный врач Вильбер, или, как называл его Кальметт, «уполномоченный опытной станции по разведению антропоидов», находился в те дни в Париже. Он посетовал русскому коллеге на то, что все постройки в Киндии приостановлены. Падение франка привело к потере жизненно необходимых кредитов, а работать с обезьянами, находящимися на станции, будет затруднительно, так как все они предназначены только для экспериментов в области патологии: шимпанзе намеревались прививать инфекционные заболевания. Вильбер предлагал для постановки опытов Иванова закупить взрослых шимпанзе и на советские средства, отпущенные для экспедиции, возвести недостроенные железобетонные клетки. Кроме того, в ремонте нуждалась и сторожка, где должен был жить Илья Иванович. Сумма в виде аванса, которую необходимо было передать директору станции, составила 2.500 долларов. Причем аванс требовался немедленно, чтобы успеть до начала влажного сезона, когда невозможны ни строительство, ни охота на шимпанзе. Отлов обезьян мог бы осуществить известный Вильберу подрядчик, которому Иванов должен был в письме обрисовать возрастные характеристики особей, необходимых для эксперимента. Кроме того, профессору было сказано, что нет гарантии получения именно взрослых половозрелых обезьян. Вильбер указывал, что ближайшим сроком для визита Иванова в Гвинею может стать 1 октября текущего года. Возможно, тогда на станции в Киндии уже будут находиться пойманные обезьяны, которых разместят в построенных клетках.
Все разговоры, которые ученый вел с Вильбером и другими сотрудниками Пастеровского института, не вносили ясности в положение вещей на станции вакцинации. Более того, каждая новая беседа усиливала опасения профессора и вселяла в него тревогу. Свои сомнения он изложил в «Отчете о командировке в западную Африку», предназначенном председателю комиссии по содействию работам АН СССР: «Из дальнейших переговоров выяснилось, что добыча взрослых шимпанзе, необходимых для моих опытов, далеко не обеспечена. Таким образом, после 7-8 месячного ожидания и затраты солидной суммы денег на постройку клеток, ремонт сторожевого домика, я мог оказаться без самого главного — без опытного материала».
Эта ситуация подталкивала профессора к единственно возможному решению: совершить вылазку в тропическую Африку и на месте оценить состояние дел.
Путешествие в тропики выглядело героическим поступком, тем более в пожилом возрасте. Иванов прекрасно был осведомлен об опасностях, которые таит в себе среда Гвинеи. Уж кому как не ему было известно, что городок Киндия, где в 1923г. была открыта станция в статусе филиала Пастеровского института, был избран бактериологом Кальметтом отнюдь не случайно. Помимо разведения в вольерах шимпанзе, здесь собирались решать профильные задачи: проводить исследования по патологии таких болезней, как туберкулез, проказа, рак, исследовать экзотические, не известные в Европе инфекции. А таковых было предостаточно: сонная болезнь, вызываемая мухой цеце, язвы песчаной блохи и зуд «кро-кро», следствие проникновения в кожу паразитических червей.
Когда корабль уже приближался к порту Конакри, на судне была получена телеграмма о встрече ученого губернаторской моторной лодкой: навстречу профессору был послан секретарь высокого сановника. Иванова быстро доставили на берег и предложили автомобиль для проезда в резиденцию губернатора. Глава колонии просил быть его гостем, пока не будет найдена подходящая квартира. Но профессор и не собирался искать квартиру в Конакри и первым же пассажирским поездом отправился в Киндию. Этот городок имел всего несколько домов, пригодных для проживания по-европейски. Но поселиться здесь было проблематично. Сдача комнат не практиковалась. Оставалось надеяться только на описанную Вильбером сторожку, якобы имевшуюся на станции института.