Секретные операции абвера
Шрифт:
Народная мудрость во время войны умела находить и для трагических событий соответствующие слова и сравнения. В этой связи у берлинцев появлялись анекдоты «кровавого юмора», как тогда говорили. Когда подводная война начала приводить ко все большим потерям и пока еще имевшиеся в наличии военные корабли уже не могли быть где-либо введены в действие, морским офицерам, естественно, стали находить иное применение. Злые языки шептали, что адмиралов больше, нежели кораблей. Тогда же в тылу начались перебои с продуктами питания, и тогда же с быстротой молнии стал распространяться
Из берлинского зоопарка сбегают два голодных льва и отправляются в разные стороны на охоту. Через полмесяца они встречаются. Один такой же облезлый и тощий, как и прежде, а другой толстый и гладкий. На вопрос тощего, где это ему так повезло, жирный отвечал: «Я охотился на улице Тирпицуфер и сразу сцапал адмирала».
В те дни Канарис появился у нас в отеле «Лютеция» со своим подчиненным, шефом группы заграничных служб контр-адмиралом Бюркнером. После ужина в узком кругу Канарис обмолвился, что один его друг, служивший в Берлине, произведен в контр-адмиралы. И тогда один из молодых офицеров не смог удержаться. Он указал на «опасность», подстерегающую адмиралов на Тирпицуфер, и рассказал анекдот о двух львах.
Канарису история не понравилась, а вот Бюркнер заказал двойной коньяк…
Насколько ухудшилось военная ситуация для Германии, настолько же улучшились дела враждебных разведок на тайном фронте. В особенности на занятых территориях возрос людской поток, изъявлявший желание принять участие в диверсионно-шпионских актах против Германии. Число вражеских агентов в Норвегии, Дании, Нидерландах, Бельгии, Франции и Италии выросло в десятки тысяч. Организованных членов отрядов движения Сопротивления в этих странах, особенно французского Сопротивления, боровшихся на тайном фронте против Германии, насчитывалось даже сотни тысяч.
Наибольшее число агентов и сотрудников Сопротивления на указанных территориях руководились из Центра в Лондоне. Но на подконтрольных Германии землях функционировали еще и некоторые советские и польские шпионские сети, члены которых держали радиоконтакт со своими хозяевами на Востоке.
Сил органов германской разведки и контрразведки и тайной полиции было далеко не достаточно для противостояния подобному вражескому напору. Хотя в 1943 году на указанных территориях ежемесячно арестовывалось по тысяче и более лиц за деятельность, направленную против германских интересов, но, несмотря на это, войско вражеских агентов и движения Сопротивления продолжало расти.
С лета 1943 года активность агентов тайного фронта, в особенности во Франции, ощутимо возросла. Широко организованное и хорошо оснащенное к этому моменту французское Сопротивление было в состоянии нападать на отдельные небольшие колонны вермахта из маки или из засад в районах, откуда выводились войска. Зимой 1943/44 года по этой причине на большей части Франции запретили передвижение отдельных автомашин. Так в предшествующие месяцы некоторые машины, передвигавшиеся без охраны
И все-таки это означало некоторый сбой и нарушение военного транспортного сообщения. Потери в живой силе, вызванные нападениями, если брать в целом, были незначительными, но тем не менее болезненными. В особенности они ощущались в районах, откуда передислоцировались войска, но и в крупнейших городах Франции число диверсий и нападений росло.
И абвер не избежал потерь. Для тогдашнего положения абвера и безнадежности, с которой немецкие солдаты маршировали навстречу суровой судьбе, представляется показательным инцидент, произошедший при похоронах павшего офицера абвера.
Летом 1943 года капитан-резервист Бамбергер, сотрудник сектора IIIс главного управления абвера по Франции, был смертельно ранен пистолетным выстрелом при преследовании вражеского агента. Похороны состоялись на одном из парижских кладбищ. К этому моменту я руководил рабочей группой III главного управления абвера и с подчиненными мне офицерами и солдатами пунктуально прибыл на погребение. Мы встали вдоль длинной стороны могилы. На противоположной стороне стояли солдаты, принесшие гроб и опустившие его в вырытую могилу.
Также вовремя появился пастор, маленький, подвижный господин. Стоя на небольшом холмике земли, возвышавшемся над изголовьем могилы, священник обратился к собравшимся с пламенной речью, в которой вроде бы воспевались верность, отвага и прочие солдатские добродетели. Я немного отвлекся, мысленно прощаясь с погибшим товарищем. Но вдруг я насторожился. Не ослышался ли я? Так ли выразился пастор? Будто каждый должен мужественно заранее быть готовым к тому, чтобы там, в потустороннем мире, с другими товарищами захватить плацдарм и удерживать его, дабы нам, пока еще на этом свете воюющим солдатам, было легче однажды через этот плацдарм попасть на небо?
Когда до меня дошел смысл слов этого священника, я заметил, как лицо одного солдата из похоронной команды, стоявшего по другую сторону могилы, расплылось в едкой ухмылке. Сразу после погребальной церемонии я подошел к этому солдату и прикрикнул на него:
— Что вам взбрело в голову, как вы могли во время такой печальной церемонии ухмыляться?
На это солдат ответил:
— Прошу прощения, господин подполковник, но я уже несколько недель служу в этой «небесной канцелярии». У меня больше нет сил.
Но, несмотря на растущие потери на тайном фронте, несмотря на диверсии и нападения, несмотря на лишения и смерти, жизнь продолжалась. Именно потому что повсюду подстерегала опасность, выживавшие хотели что-нибудь получить от жизни.
У человека, идущего летом 1943 года днем по Парижу, могло легко сложиться превратное впечатление о положении дел. Улицы оживленны, большинство магазинов открыто. Меню заполненных ресторанов все еще предлагают богатый выбор блюд и лакомств. Их запасы замечательных вин и разнообразных сортов шампанского казались неисчерпаемыми. Многие военнослужащие и штабные сотрудницы делали покупки, как и в прежние два года.