Секретные операции абвера
Шрифт:
Совершенно не исключено, что и у Фута некоторые его сведения не соответствуют действительности. Не стоит забывать, что он опубликовал свою книгу после того, как продолжительно пользовался гостеприимством советской разведки.
Почему ему столь долго удавалось продержаться в качестве одного из трех радистов красных, он обязан исключительно обстоятельству, что Москва законспирировала его в Швейцарии и эта страна всю войну оставалась нейтральной. Если бы немецкие Executive могли действовать здесь, Фут играл бы роль радиста красных весьма непродолжительное время.
Что касается упомянутых агентур советской разведки в Германии и на оккупированных
Героя этой истории Роберта Кёнига друзья и товарищи называли Робером, на французский манер. Это был блондин, среднего роста, стройный, казался даже тощим. С первого взгляда никто не мог и предположить, насколько он был мускулист и жилист. Именно это крепкое телосложение и сознание своей силы, видимо, бросило его с юных лет в водоворот привлекательных авантюр. То, что он страстно занимался боксом, было делом обычным, но то, что он решил уйти из спорта и заняться парашютными прыжками, свидетельствовало о его кипучей натуре. Европа для такого человека была слишком тесна. Он отправился в Соединенные Штаты Америки и с самых азов перепробовал все те профессии, которые, казалось, следовало освоить, если желаешь обрести неограниченные возможности. Тем временем миллионером не сделался, перебивался с грехом пополам, пока его не охватила тоска по родине.
Я познакомился с Робертом еще в 1938 году. После нескольких встреч с ним я понял, какое сокровище на тайном фронте в профессиональном смысле представляет собой Роберт. Он говорил по-английски и по-французски так же хорошо, как и по-немецки. Манеры у него были неброские и уверенные. Особенно меня впечатлила его способность все схватывать на лету и просчитывать. Позднее я убедился, что Роберт ко всему прочему обладал замечательным чувством юмора и актерским талантом.
Когда я приехал в Париж, само собой разумеется, во Францию перевели и Роберта для использования его в контршпионаже. Но поскольку он не служил, то его, почти 40-летнего, призвали рядовым и отправили во Францию в распоряжение абвера. Ведь на тайном фронте борьбы звания не играли главенствующей роли. Роберт всегда ходил в цивильном и был одним из самых успешных командиров нелегалов и агентов.
Однажды, в феврале 1942 года, я встретился с ним для беседы.
— Похоже, шеф, — начал Роберт, — я вышел на одну интересную группу диверсантов, у которой множество резидентур во Франции, в первую очередь в Бретани. Один из моих осведомителей, Пьер, имеет выход на группу и пользуется полным доверием вражеских агентов. Он доносит, что у группы в Бретани имеется множество тайных складов, где хранятся взрывчатые вещества и оружие. Взрывчатка и оружие за последние недели поступали из Великобритании. Возможно, мы напали на след террористов! Между прочим, члены этой группы есть и в Париже.
— Роберт, а ваш человек сам видел оружие и взрывчатку?
— Нет, шеф! Но он назвал мне имена и данные многих агентов бретонской группы и передал содержание своих разговоров с этими людьми. Я верю Пьеру. Кроме того, насколько возможно, я проверил его сведения. Все подтверждается.
— Отлично! Но сколько человек в группе? И сколько из них нам известно? Есть ли у нас точные сведения, где хранятся оружие и взрывчатка?
— Пока мне известны имена и адреса четверых
— Для начала очень неплохо, Роберт, а вот для арестов маловато, не так ли? Вам же уже давно известны методы нашей работы. Чаще всего операцию проводят слишком рано и добиваются лишь частичного успеха. Если в этой ситуации мы проведем аресты, то, предположительно, получим лишь нескольких агентов. А остальные люди группы окажутся предупрежденными, быстро перепрячут оружие и взрывчатку и сменят свои адреса. Потому нам сначала нужно пораскинуть мозгами, как больше разведать и успешно завершить дело.
— У меня уже есть некоторые соображения на этот счет, шеф! Я даже продумал план будущих действий. Собственно, уже началась подготовка к реализации плана. Надеюсь, вы будете мной довольны.
— Ну, тогда выкладывайте, Роберт!
С помощью Пьера он хотел внедриться в бретонскую группу в качестве английского лейтенанта и специалиста по диверсиям Интеллидженс сервис. Тогда он смог бы точно установить, какая взрывчатка у людей и где она хранится, какие диверсии готовятся группой и сколько диверсантов будут участвовать.
Роберт намеревался провести подготовку такого крупного дела единолично или по меньшей мере подготовить настолько, чтобы мне оставалось лишь со всем согласиться. Дела обстояли следующим образом. До сих пор диверсионная группа в Бретани поддерживала связь с Лондоном окольным путем с помощью связников. Несомненно, была уверенность в том, что в ближайшие недели у них не появится радиосвязи. Им настоятельно требовался специалист, который обучил бы людей, как и в каком количестве устанавливать и применять для запланированных диверсий находящиеся в их распоряжении мины, бомбы и взрывчатку. Группа запросила в Лондоне специалиста по диверсионному делу, но было совершенно неизвестно, прибудет ли он и когда.
Все это Пьер установил точно. Когда Роберт несколько дней назад впервые заговорил с ним о внедрении его в бретонскую группу в качестве офицера английской разведки, он совсем не испугался. Пьер предположил, что сумеет создать правдоподобные и поддающиеся проверке детали легенды о том, каким образом ему удалось в Париже войти в контакт с агентами, которыми руководит Интеллидженс сервис. Только в таком случае он смог бы представить в Бретани Роберта в качестве английского лейтенанта.
Все это, несомненно, свидетельствовало об уме и надежности Пьера. Я спросил Роберта:
— Пьер — лотарингец? По каким мотивам он работает с нами?
— Так точно, семья Пьера из Лотарингии. У нее французская фамилия, но среди предков имеются и немцы. Пьер — сторонник Петена. Еще что важно. Он ревностно выступает за германо-французское взаимопонимание, добивается и надеется на германо-французский союз. С нами он работает в первую очередь для того, чтобы привлечь к своей идее немецких друзей. Я сначала не очень-то верил и спрашивал себя, насколько его пыл искренен. Я относился к нему скептически и потребовал подробных аргументов, доказывающих, на его взгляд, необходимость германо-французского союза и сотрудничества. Вскоре я убедился, что для Пьера это действительно серьезная проблема. Тогда я дал ему свою руку и пообещал, что тоже, как могу, стану налаживать германо-французское взаимопонимание и поддерживать сотрудничество, как бы война ни закончилась. Вы же знаете, шеф, что я издавна думаю, как и Пьер. Верю, что и вы разделяете ту же точку зрения.