Секретные поручения
Шрифт:
— Прошлый раз я тебя предупреждал: больше за мной не ходи. Было?
— Прошлый раз было шестьсот пятьдесят восемь, — сказал Севрюгин.
— И я швырнул их тебе в рожу. Было?
— Я много о чем успел передумать с той поры.
— О чем же?
Севрюгин вздохнул.
— Я знаю одно: вы любите литературу, Николай Петрович. Любите, как ни крути. И я хочу, чтобы вы обязательно прочли эту книгу.
«Жигуль» свернул на 13-ю Парковую, потом на Сиреневый бульвар, на 11-ю Парковую и — обратно на Щелковское, затянув горячую
— Два месяца, — отрывисто бросил он. Лоб его сморщился, как ковровая дорожка.
— Три, — быстро ответил Севрюгин. — Вы спокойно, не торопясь, прочтете ее, и через три месяца я передам вам новую книгу. Такого же объема.
— А почему у тебя глаза бегают? — брезгливо спросил Череп, — От нервов. Но глаза тут не главное. Положитесь на мое слово. Оно немало стоит в этом городе.
Череп положил книгу на колени, неохотно, будто через силу, пролистал. Каждая страница была заложена стодолларовой купюрой. 100… 100… 100… 100… 100…
100… 100… Л00… 100… 100…
— Два месяца, — он с силой захлопнул книгу и бросил на заднее сиденье. — И не думайте, что вам все дозволено. Я прекращу это в любой момент.
— Конечно, конечно… Мы все понимаем. Там за суперобложкой тетрадный лист. Папа набросал кое-какие соображения насчет нашей дальнейшей работы. Совсем немного — пунктиков пять или шесть… Да и не в формальностях дело. Жизнь вносит коррективы, на эти случаи есть телефон, верно? Главное, что мы протянули друг к другу мостик этого самого… взаимопонимания. Верно, товарищ полковник?
— Ни хера не верно! — отрезал Череп. Он повернул ключ в замке, с пол-оборота завелся и поехал к стоянке.
— Один мой коллега никак не хотел поверить, что вам понравится моя книга, — Севрюгин потеребил серебристую пуговицу, рискуя оторвать ее напрочь. — Мы с ним даже поспорили, ставки были довольно серьезные, так что… Словом, я очень рад, Николай Петрович.
«Жигуль» остановился метрах в двадцати от «Макдоналдса», не съезжая с шоссе.
Череп перегнулся через Севрюгина, распахнул дверцу с его стороны и сказал:
— Не думайте, что купили меня с потрохами. Я вам не друг и не холуй. Если я иногда закрою на что-то глаза, то только потому, что сам так решил. Ты меня понял? Так и передай своему Папе. И пусть не зарывается, а то я мигом превращу его в маму!
Оказавшись на улице, Севрюгин с облегчением перевел дух.
Через час Севрюгин стоял перед витриной небольшого рыбного магазинчика на Рубцовской набережной и что-то долго внимательно разглядывал там, будто пытался найти прыщик на собственном отражении в стекле. Он сделал дело, даже два. Теперь оставалось повеселить душу.
— Есть свежий палтус, — сказала продавщица. — Очень вкусная рыба, без костей.
— Свежий?
— Свежий.
— Э-э нет. Свежего палтуса я мог купить и на Черкизовской, и на Стромынке, и на Маросейке. Мне нужна рыба с душком, у которой живот вот-вот сам расползется.
Понимаете?
— У нас вы такой не найдете и не высматривайте, — отвернулась продавщица.
— Брось, подруга, — по-свойски сказал Севрюгин и поиграл соболиными бровями. Он нравился женщинам и знал это. Правда, только тем, которые еще не успели его узнать.
— Я не из торга, не из газеты и не из общества защиты прав потребителей. Сын упросил купить ему одного зверя, гада такого здоровенного, называется: голубой амазонский рак. Гвоздь клешней перекусывает. И питается, сволочь, одной тухлятиной, на палтуса вашего он даже смотреть не станет. Я второй день рыщу по всей Москве, ищу подпортившуюся рыбу — никто не сознается, что есть такая.
Глаза у продавщицы расширились.
— Где вы этого зверя держите-то?
— Аквариум из триплекса на полкомнаты. На полу стоит, ставить больше некуда. Я говорю сыну: кто-нибудь из нас обязательно туда свалится, и тогда…
— Минутку.
Продавщица нырнула в дверь, ведущую к подсобкам, тут же вернулась, сжимая в вытянутой руке прозрачный мешочек.
— Вот, — сказала она. — Это то, что вам нужно.
В мешочке свернулся подковой сазанчик, весь желтый, распухший. Севрюгин остолбенел от счастья.
— Ну и угодила, подруга! — радостно сказал он.
— Берите скорее, иначе развоняется, всех покупателей нам распугаете.
Севрюгин ловко вьщернул из кармана черный шуршащий пакет, раскрыл его; продавщица опустила туда рыбу, Севрюгин перехватил верх пакета тугим узлом, не выпустив наружу ни одного кубического миллиметра воздуха — и при этом еще умудрился сунуть девушке в ладонь сложенную в несколько раз купюру.
— Зачем? — негромко удивилась продавщица.
— Я купил то, что долго искал. Теперь всегда буду приходить только к вам.
Севрюгин еще раз качнул на прощание бровями, сверкнул белозубой улыбкой — и бодро направился к выходу.
— Минутку!..
Он обернулся. Продавщица смотрела влажными глазами, в которых читалась трагедия всей ее молодой зряшной жизни, вдруг оплодотворенной большим чувством.
— У вас… У вас пуговица сейчас оторвется, — смущенно выдавила девушка. — Вы ее лучше спрячьте в карман, жена потом пришьет.
Севрюгин внимательно осмотрел себя, подергал обвисшую серебристую пуговицу на блейзере.
— Ничего. Авось не оторвется.
Он подмигнул и захлопнул за собой дверь. Потом Севрюгин перешел улицу и подошел к телефону-автомату.
— Я буду через полчаса, Малыш, — обронил он в черное эбонитовое сито трубки. — Соберите людей. Есть хорошие новости.
Севрюгин медленно повесил трубку на рычаг таксофона и, прежде чем сесть в машину, улыбнулся круглой красной роже на рекламном щите LG Electronics. Но улыбка была не столько веселой, сколько угрожающей.