Секретные учения о самоисцелении. Катрин
Шрифт:
Тенцинг приносил меньшую маслобойку дяди и наполнял ее, а Амала суетилась вокруг «маленького геше» и спрашивала его, как идут занятия. Помню, одним из моих первых обращений к маме было:
– Амала, я тоже хочу пойти послушать уроки дяди.
Она взглянула на меня тогда с легким удивлением и сказала:
– Девочки так не делают, дорогая.
Внезапно я услышала очень громкий голос в своей голове, и он сказал: «Девочки делают так!» Но, как послушная дочь в азиатской семье одиннадцатого века, я даже не пикнула, а просто посмотрела себе под ноги.
Так что единственное время, когда я действительно могла быть наедине со своим братом Тенцингом,
Он с гордостью читал мне лекции, словно уже был геше, и отвечал на все мои вопросы с любовью и терпением. Однажды ночью он выпалил:
– Пятница, сегодня я узнал кое-что действительно особенное!
– Что именно? – прошептала я в ответ.
– У дяди есть секрет! – объявил он.
3
Как я получила свое имя
– Ну, расскажи мне! – прошептала я громче.
– Один из мальчиков, ну, ты знаешь, самый большой, Дром, протащил в класс жабу. И он совал ее своему другу Молоту, а тот пытался взять ее так, чтобы дядя не видел, что происходит, и… – Тенцинг начал хихикать как сумасшедший.
Всякий раз, когда он хихикал, заражал меня своим смехом, но мне удалось справиться с собой и я громко зашептала:
– Ш-ш-ш! Ты всех разбудишь! Итак, что случилось?
– Значит, жаба, знаешь, как это бывает, помочилась прямо в руку Молота, он взвизгнул и швырнул жабу к алтарю дяди.
– Что случилось потом?
– Дядя был занят поиском какой-то цитаты, которую не мог вспомнить и даже не заметил. Я подумал, что у всех будут проблемы, если мы не вернем жабу до того, как дядя ее увидит, поэтому я притворился, что встаю, чтобы снова налить дяде чашку чая.
– Как ты достал жабу?
– Проходя мимо алтаря, я сделал вид, что уронил крышку от маслобойки и она покатилась к задней части алтаря, а я нагнулся и протиснулся между стеной юрты и алтарем и потянулся к жабе, а потом я почувствовал, что один из камней в задней части алтаря шатается, и я заглянул внутрь и увидел, что его можно подвинуть, и было похоже, что внутри там был маленький сверток.
– Ты видел, что в нем было?
– О, нет! В этот момент дядя сказал: «Ага! Вот ты!» и я подумал, что он говорит со мной, и схватил жабу в одну руку, а другой поднял деревянную крышку и сказал: «Нашел!» и увидел, что дядя, все еще опустив голову, читает строки классу. Так что я подошел и наполнил его чашку, меня трясло, и я чуть не положил жабу на маслобойку вместо крышки, и знаешь, Дром ухмылялся надо мной, поэтому по дороге на свое место я бросил жабу ему на колени. Было здорово.
– Так что, по-твоему, находится в секретном свертке? – спросила я поспешно.
– Я не знаю и не думаю, что мы когда-нибудь узнаем. Дядя почти никогда не покидает юрту больше чем на несколько минут – только погладить коров или сходить в туалет.
Я понимающе кивнула, потому что дядя действительно был целеустремленным. Он был самоотрешенным монахом и до поздней ночи продолжал свои молитвы и занятия. Он был чем-то вроде постоянного займа для нашей семьи от местного монастыря, чтобы делать то, что мы называем «шаптен». Отец приобрел в храме в Катманду полный свод древних учений Будды, которые были переведены на наш язык с санскрита, очень древнего священного языка
Эти книги были почти бесценны и являлись величайшим сокровищем нашей семьи. Шаптен – это обычай, когда монаха-ученого отправляли из местного монастыря на некоторое время в семью, у которой была хотя бы одна драгоценная книга. Монах читал нараспев книгу, медленно, в то время как члены семьи бродили по комнате и выходили из нее, часто слушая не понимая, надеясь посеять благословение, чтобы правильно изучить содержание книги в будущей жизни.
Итак, работа дяди состояла в том, чтобы громко распевать эти рукописи, и я не могу припомнить момента в первые годы моей жизни, когда бы он не прочитывал их из раза в раз глубоко за полночь, что только коровы и звезды оставались его слушать. Он был уже в годах, и было принято поздно вечером заглядывать в его маленькую деревянную дверцу, прежде чем все члены семьи ложились спать, и часто приходилось видеть, как он согнулся, прижавшись лбом к груди какого-нибудь изящного ангела на странице, заснув посреди предложения.
Монаху, подобно дяде, пришедшему петь священные книги для семьи, давали отдельное место для проживания, так как по его обету он не мог спать под одной крышей с женщинами. Однако, если союз между приезжим монахом и семьей удавался, он мог оставаться дольше и дольше, становясь другом, учителем и своего рода наставником для всей семьи; и каждый ее член не стеснялся заходить почти в любое время, чтобы получить его совет как по вопросам духа, так и по повседневным делам. И именно так, по словам бабушки Тары, я получила свое имя.
Через несколько дней после моего рождения отец и Амала завернули меня и пошли к дядиной юрте, потому что в нашей стране есть обычай, когда лама дает ребенку имя. Пришла бабушка, чтобы убедиться, что все сделано правильно, по традиции.
После формальностей – ритуальных приветствий и поклонов, небольших подношений из шкур животных, наполненных маслом, и чашек прекрасного черного чая – мы уселись на коврике перед дядей, который, как и большинство монахов, использовал свою маленькую деревянную кровать как единственный стул в своем маленьком доме.
Нервно взглянув на бабушку, отец начал:
– Уважаемый лама, почтенный Джампа Рабгай Ла, мы просим вас оказать нам честь и дать нашей дочери имя.
Дядя, как обычно, сиял широкой белоснежной улыбкой из-под длинных белых усов, клочьями свисающих в уголках рта. Но его глаза по-прежнему были грустными, полными какой-то глубокой печали, которую он хранил столько, сколько я его знала.
– Конечно! Конечно! С удовольствием! – прохрипел он. Дядя тепло посмотрел на каждого из нас, задержавшись на строгом взгляде бабушки, и продолжил, – приступим, однако, это займет время. Все должно быть сделано по правилам, вы знаете. Мне нужно совершить несколько действий, чтобы получить правильное имя, так что всем придется потерпеть. Особенно тебе, маленькая девочка! – Он наклонился и пощекотал меня под подбородком. Я немного нахмурилась – чтобы сменить настроение – но избавила его от необходимости произнесения заклинания против слез, потому что я действительно чувствовала себя очень счастливой в тепле его юрты и рядом с ним.