Секретный фронт
Шрифт:
Десятка полтора бойцов лежали за бруствером, приготовив толстые стальные щупы. Старшина Сушняк нетерпеливо ждал сигнала. Пантиков поднял руку с горящим фонариком — все приготовились — и резко опустил ее. Повинуясь этому энергичному жесту, бойцы поднялись, нажимая на щупы, кирпичная кладка подалась, и потолок обрушился.
И тут же из облака еще не осевшей пыли фонтаном брызнули пули. Первый шквал огня затих, наступила тишина. Настороженно, враждебно чернело жерло ямы. Кутай, откашлявшись от точившей горло пыли, взял мегафон и громко объявил ультиматум. Ему не дали закончить вылетевшие снизу «лимонки».
— Давайте, Строгов! — зло выкрикнул Пантиков.
Строгов протянул руку. Рядовой Горчишин передал ему гранату. На миг, короткий, как вспышка молнии, в памяти Строгова вспыхнуло воспоминание детства: маленькая станция близ Ленинграда, грохот проносящихся мимо поездов. Отец на перроне. Фуражка с красным верхом, жезл в руке, похожий на эту гранату. Отец смотрит в сторону приближающегося паровоза, ждет, огни фонарей выхватывают из черного мрака его одинокую фигуру. Машинист высунулся из окошка паровоза, протянул руку, и рука отца передала ему жезл: путь свободен… Таинственный, могущественный жезл, которому повинуются мощные паровозы, ветер, скорость…
Маленькая станция, звон рельсов, стук колес, красные огоньки хвостового вагона. Детство исчезло. Гудели, дрожали рельсы — это снизу исступленно и безжалостно били пулеметы.
Строгов крепко прижал пальцами спусковой рычаг запала к корпусу гранаты, выдернул предохранительную чеку и резким, стремительным взмахом швырнул гранату в жерло кратера. Вслед за его гранатой в яму полетели другие.
В свете аккумуляторных ламп было видно, как пыль улеглась, воронка очистилась от дыма. Наступила тишина. И тут же прямой наводкой ударили орудия. Горы, крутые склоны оврага, ночь множили, усиливая, звуки канонады.
Возможно, Лунь оттянул пулеметы к рабочему входу, ожидая главного удара с той стороны.
Рядом с Пантиковым будто врос в сыроватую землю бруствера Строгов. Свет от прожектора ударил ему в лицо, и Пантиков увидел в его глазах немой вопрос: когда же? Пантиков знает: младший лейтенант даже негодует, винит его за медлительность. Но Пантиков чувствует: Строгов еще не собрался, не подавил возбуждение — пусть успокоятся нервы, очистится разум, сосредоточится воля.
Пантиков окинул взглядом опаленный взрывами кратер «Везувия», прожектор ясно освещал его выщербленные края, провисшие на ржавой арматуре кирпичи. Узкая горловина кратера могла пропустить сразу только трех человек…
— Как дальше, лейтенант? — Пантиков полуобернулся к лежавшему рядом Кутаю. — Медлить нельзя, а поспешишь — людей насмешишь…
— Разведка нужна, — сказал Кутай.
— Я знаю, а как?
— Обработать гранатами и пустить — другого выхода нет, — сказал Кутай.
— Кого? — Пантиков мучительно улыбнулся. — Если бы добровольно… Приказать… не могу…
— Разрешите мне? — спросил Магометов, слышавший разговор офицеров. Он подался на полкорпуса вперед. Скуластое, жестко собранное его лицо, темное, как чугунная отливка, выражало прежде всего хладнокровную и внешне бесстрастную волю. Ему можно поверить. Им руководит не жажда славы, не мгновенный порыв жертвенности. Это человек делового, продуманного риска.
— Как, товарищ лейтенант? — спросил Пантиков Кутая. — Он оглядится, сориентируется, а за ним уже и взвод Строгова. — И обратился к Магометову: — Что вам нужно для боевой разведки?
Магометов подвинулся ближе.
— Пистолет, фонарь, гранаты.
Фонарь нашелся у старшины Сушняка — удобный, с сильным лучом.
— Только гляди не загуби, — предупредил старшина, расставшись с фонарем.
Кутай отдал Магометову пистолет, оставил себе наган.
— Возьми парочку запасных обойм, можно бы и побольше, да перезарядить не успеешь.
О гранатах и говорить нечего — их вволю.
Магометов лежал напряженный, свет прожектора позволял видеть его непримиримо-жесткие глаза и словно отвердевшее, как темная маска, лицо. Ремешок выцветшей фуражки был затянут под подбородком.
— Прыгнешь кошкой, прилипнешь к земле, и тут же, на звук, на шорох гранату, — напутствовал Пантиков. — Фонарем поначалу ни-ни, потом фонарем. И держи его в стороне, на вытянутой руке. Свет — цель!
Едва ли Магометов вдумывался в советы командира, да и вряд ли слышал их, целиком поглощенный предстоящей задачей. Ночь помогала ему видеть, не рассеивая внимания, только то, что было нужно: прожектор ясно освещал жерло воронки, расстояние до нее — один мах, если прыгнуть с бруствера вниз — три с половиной метра, ничего! У него мускулистое, спортивное тело, гибкие ноги, а прыжок… так по прыжкам Магометов всегда был на первом месте в отряде.
— Готовы? — спросил Строгов.
Магометов, не обернувшись к командиру взвода, кивнул и приготовился к прыжку.
— Подождите. — Строгов отполз от него.
Горчишин и еще трое солдат, исполняя его приказание, быстро и ловко, как кроты, отбрасывали землю назад; они прокопали малыми лопатами ячейки в бруствере, чтобы быть ближе к воронке: так было удобнее забросать гранатами-«лимонками» и боковины подвала.
Магометов, недовольный было задержкой, понял замысел, успокоился, ждал.
— Строгов — смелый и умный офицер, — похвалил Пантиков.
Со стороны оврага размеренно, словно паровой молот, били «сорокапятки». Атака должна быть синхронной. Пантиков зарядил ракетницу для условного сигнала. И вот гранаты полетели в яму, разорвались в глубине, наверх не вынесло ни одного осколка. Магометов на животе скользнул по брустверу, на миг задержался у края ямы и исчез. Раздались взрывы — один, другой… Магометов! Его гранаты! Пантиков послал в черное небо ракету. Не успела она описать полудугу, как взвод Строгова исчез в проломе подвала — будто крупная дробь просыпалась в воронку. За ним Подоляка. Люди в касках сбились в кучу, но потом быстро разобрались и так же, как и их товарищи из взвода Строгова, скатились в подвал.
В бой вступила живая сила, и, значит, полилась кровь. Пантиков не сомневался в успехе, но какими потерями заплатят они за победу?
Связной мотоциклист привез донесение: мотострелки ворвались через рабочий вход в подземелье. Штурмовой группой командовал лейтенант Тарада, неоднократно проверенный в трудных заданиях офицер. Лучшие офицеры были брошены в этот подземный бой. Пантикова самого подмывало кинуться в подземелье, сняв последний резерв, чтобы концентрированным ударом покончить с врагом.