Секретный фронт

Первенцев Аркадий Алексеевич

А эти люди предлагают работать, землю предлагают, помощь из города машинами и семенами. Причем, как объясняет представитель, семена могут раздобыть самые лучшие, урожайные, новой селекции. Демус читал в газетах о таких семенах, выведенных учеными в специальных институтах, способных дать вдвое больше, если еще их подкормить. А если дадут семена и машины, дадут и удобрения, не только навозом можно будет сдобрить землю. Он мысленно окинул взглядом еще не поделенную помещичью землю, представил, как на ней заколосится пшеница и кукуруза. Да, его руки привыкли трудиться…

И бедных крестьян он понимал и знал, сам был бедным когда-то. Дай им только разворот, силы накопилось много, возьмутся гуртом, пойдет дело.

Противоречивые чувства обуревали Демуса. Эти люди, по-видимому чистосердечные и простые, обещают много, как говорят, стелют мягко, а не жестко ли потом будет спать. Снова возникали опасения, изменялись тени на его лице, то набегала краска, будто суриком махнули по щекам, то отливала кровь, белели и высыхали губы.

Демус вытер пот со лба рукавом черной свитки и снова сжал худые кисти рук на сучковатой палке. На нем была белая полотняная рубаха, оттенявшая его загорелую, дубленую кожу, борода клином, волосы редкие, причесанные аккуратно, с маслицем. Глядя на него, Мезенцев думал о том, что не так-то просто было переубеждать человека, явившегося по вызову начальства, как на казнь, в чистой рубахе, под причитания жены и близких. Воевать оружием правды тоже трудно. Люди перестали доверять словам: слишком долго питались они слухами и ложью.

— Время-то идет, — напомнил председатель, — ты чуешь, що тоби кажуть?

— Чую, — глухо отозвался Демус.

— Чего ж онемел?

— А що казать? Пока меня и не пытають, що казать…

Забрудский передернул плечами, смутился, швырнул в рот папироску, зажег спичку. Не разжимая зубов, с зажатой папироской, спросил:

— Убедили вас, товарищ Демус?

— Да.

— Отлично! — Забрудский просиял, с видом победителя взглянул на Мезенцева. — Даете согласие возглавить почин?

— Ни, пане представнику.

— Як ни? — Забрудский смял папироску, шагнул к Демусу.

— З вами згоден, а потягнуты людей до колгоспу ни.

— Почему?

— Сами знаете. — Демус обращался к Мезенцеву. — Басецкого нема, а у мене диты. Зныщать…

— Есть Басецкий! — воскликнул Забрудский. — Колгосп назовем именем товарища Басецкого, га?

— То ваше дило, — уклончиво ответил Демус, не поддаваясь на азарт Забрудского.

Мезенцев мягко спросил Демуса:

— Ваши опасения понятны, а вот подумайте как практик, как хлебороб: есть польза от совместной обработки земли в ваших условиях или лучше оставаться на единоличных наделах?

Демус, по-видимому, не ожидал такого вопроса, вздернул плечом, приподнял кустики бровей, рука пробежала по бороде.

Председатель сельсовета пришел ему на помощь:

— Вас пытают за пользу совместной обработки.

— Мы и так совмисно… Коль земли трудные, берем их супрягою. Орать супрягою, а сажать, скородить… А потом у мене свой колгосп, председатель. Кто-кто, а вы знаете. Своих шестеро.

— Да, он сам седьмой, — подтвердил председатель.

— Жинка моя… — Невеселая улыбка впервые проскользнула в уголках губ Демуса. — Скажите им…

— Чего тут… — Председатель тоже улыбнулся. — Пробовали еще при Басецком ее уговорить. Хватила чугун с кипятком на рогач с печки, слава богу, только холявы ошпарила…

— Така вона, — подтвердил Демус.

— Дурная, — сказал председатель.

— Дурная? — Демус укоризненно покачал головой. — Ни, не дурная. Такую семью держать…

— Я не в том смысле, — начал было председатель в извинительном тоне, поймав гневный взгляд Забрудского.

— Так что же жинка, товарищ Демус? — спросил он, чтобы лишь ухватиться хоть за какую-то ниточку.

— Жинка каже, хочешь, щоб пальцы порубали? — Демус поднялся, спросил: — Можна мени йты, чи як?

— Мы же не закончили… — Забрудский растерянно улыбнулся.

Председатель сказал:

— Хай идет! Ему треба подумать. Ночи хватит?

Демус молча кивнул и неторопливо вышел, старательно прикрыв дверь.

— Вот тебе результат! — с сердцем воскликнул Забрудский. — Зачем вы его отпустили?

— Иначе нельзя, — сказал председатель. — Без жинки он не решит. Вы ему объяснили, он понял, вернется до дому, туда-сюда, я лично на него не рассчитываю…

— Нет, дело неясное, — не согласился с ним Забрудский, — нам нужно чем-то подстраховаться. Выходить на сбор с пустыми руками… — Забрудский был искренне расстроен, вздыхал, затянувшись папироской, закашлялся. Боюсь, не высечем мы искры с такого кремня… Начнем поиск с прежних рубежей… — Он взъерошил волосы пятерней, присел к столу, задумался.

Мезенцев пришел к нему на помощь:

— А может, попытаемся опереться не на кулаков, а на бедняков? Ведь мы имеем исторический опыт.

— Демус-то не кулак, — возразил Забрудский. — Он вожак, это не одно и то же. Ну, жинка, скажем, дочка кулака. Так мало ли у кого какая жинка… На кого вы предлагаете опереться?

— На кого? — Мезенцев подумал. — Есть же в селе активисты.

— Активисты… — Председатель хмыкнул. — Беспалые активисты. Пальцы им пообрубали, казал же Демус.

— Так вот на этих, у кого пообрубали, — предложил Мезенцев.

— Куда их… — Председатель отмахнулся.

— Нет, нет. — Забрудский обрадованно ухватился за предложение. Анатолий Прокофьевич подал верную мысль. Фамилии их? — Он взял бумагу.

— Фамилии известные, — сказал председатель. — В газетах за них писали, один Тымчук, другой Кохан. По-уличному кличут Драгуном и Иван-царевичем. Тымчук служил еще при поляках в кавалерии, а Павла Кохана прозвали так за обличье… Волосы, красивенький, вот и пошло, и пошло, ще с парубков…

— Все понятно, — соображал Забрудский, — они в селе?

— Где же им быть, — ответил председатель.

— С них будем начинать, а не с Демуса, — твердо решил Забрудский. Их агитировать не надо!

— Переляканные… — попробовал возразить председатель, туго воспринимавший изменение ранее намеченного плана.

— Нет! — резко остановил его Забрудский. — Если бы мне за убеждение отрубили пальцы, кипело бы внутри… Анатолий Прокофьич, вы подсказали нам здорово… Надо их позвать, объясним…