Секретный пеленг
Шрифт:
«Если что, еще раз пойду на таран», – наблюдая в бинокль, как разворачивается «Мираж», тонкими губами усмехнулся капитан.
Радиостанция на капитанском мостике ожила, и оттуда донесся незнакомый голос, который прокричал сперва по-японски, а затем по-английски:
– Шхуна «Фудзияма», застопорить ход! В противном случае открываем огонь на поражение.
Следующий возглас донесся уже на русском:
– Стой, мать твою!
Через мгновение шестиствольная носовая пушка выплюнула короткую очередь, розовые пунктиры из нескольких трассирующих снарядов пронеслись над мачтой шхуны.
– Все,
– Значит, в этот раз их ждут большие неприятности, – зло проговорил Кэно Мамото, наблюдая, как пограничный катер настигает шхуну и уже идет параллельным курсом. Японский капитан собрался еще раз пойти на таран, но отдать какой-либо приказ не успел, с кормы «Миража» загрохотала пара крупнокалиберных пулеметов. Теперь трассирующие пули пронеслись прямо перед капитанской рубкой. Находящиеся на палубе матросы в испуге упали ниц, прикрывая головы руками.
«Следующая очередь придется в капитанский мостик», – сообразил капитан. Идти на очередной таран было верхом безумства. Неожиданно его взгляд упал на секретный прибор спутниковой навигации. Попади он на глаза пограничникам – неприятностей не оберешься.
– Такеши, – вновь обратился капитан к рулевому, отталкивая его от штурвала, и, указав на прибор, приказал: – Выбрасывай это барахло за борт.
Глаза маленького японца почти не были видны на лице – от переживаемого ужаса они превратились в две едва заметные щелочки, но спорить с капитаном он не посмел. Подхватив громоздкий прибор, рулевой выскочил из рубки и, широко размахнувшись, швырнул его за борт.
С кормы «Миража» снова загрохотали пулеметы, голова маленького японца взорвалась в воздухе, забрызгав рулевой иллюминатор серо-бурыми сгустками.
– Стоп машина, ложимся в дрейф! – схватив микрофон, во все горло заорал Кэно Мамото...
17
Пограничник был молодой поджарый лейтенант с серьезным взглядом. Взяв в руки паспорт, он неторопливо перелистал все страницы, потом несколько минут сверял фотографию с оригиналом. И лишь потом обратился к Смоку с вопросом на английском языке:
– Что у вас с лицом?
На скуле американца рубином отливала глубокая ссадина, оставленная замшевой туфлей налетчика.
Смок попытался улыбнуться, но вместо улыбки получилась кривая гримаса.
– Свидетельство моего близкого знакомства с вашей криминальной столицей.
В этом заявлении пограничник для себя ничего интересного не выявил и с тем же каменно-непроницаемым лицом продолжил:
– Вас ограбили, вы сделали заявление в милицию?
– Нет, – покачал головой американец, – меня не грабили. Это так, мелкая хулиганская выходка не совсем трезвых горожан.
– Так что, вы не имеете претензий к нашей стране? Или...
– Нет, никаких претензий с моей стороны не будет. Я даже не регистрировал эту ссадину, – поспешил заверить лейтенанта Смок.
– О'кей, – пограничник еще раз пристально посмотрел в лицо выезжающего из России туриста, потом с размаху шлепнул в паспорт печать и с чувством выполненного долга прошел дальше по вагону.
–
– Что вы говорите? – рассеянно спросил американец, пряча свой паспорт.
– Я говорю, что в Петербурге сейчас страшно жить, – продолжал возмущаться его сосед по купе, потрясая перед собой газетой «Вечерний Питер». – Вчера вечером, вот смотрите, что пишут журналисты, в центре города застрелили двух африканских студентов. Просто так, как говорится, из спортивного интереса. Если так дальше пойдет, то эти фашисты скоро откроют настоящую охоту на всех иностранцев...
– Позвольте, – разведчик дальше не стал слушать разглагольствования собеседника, выхватил из его рук газету и впился глазами в текст статьи из криминальной рубрики. Потом перевел взгляд на черно-белую иллюстрацию, где была изображена карта участка Санкт-Петербурга и обозначено место кровавой бойни. И тут же в его мозгу как на табло дисплея высветилось: «А ведь я был совсем рядом с местом расстрела». От этого открытия у Смока неприятно засосало под ложечкой...
18
Захар Платов сидел, откинувшись на удобную спинку кожаного сиденья. Он глубоко затягивался дымом сигареты и выпускал дым в открытое окно.
«Сегодня на базу пограничных кораблей Курильского погранотряда была приконвоирована браконьерская шхуна «Фудзияма», – вещал из динамика магнитолы диктор. – Напомню, что во время преследования был убит один из японских моряков. Мировая общественность по этому поводу выражает свое осуждение. Японский МИД направил правительству России ноту протеста».
Он уже два дня обживал новую машину. Шеф пересадил его с комфортабельной «Ауди» на мощный внедорожник «Паджеро», который больше напоминал облагороженный танк. Такая машина больше всего подходила под взрывную натуру бывшего морпеха.
Атаман любовно провел ладонью по гладкой приборной панели, столько приборов ему не доводилось видеть даже в кабине истребителя «Миг-25», в кабине которого ему однажды довелось побывать. Эта машина действительно сочетала в себе и средство передвижения, и роскошь.
Палец Захара легонько коснулся пульта управления, который позволял нажатием лишь одной кнопки поднять или опустить дверные стекла, включить кондиционер, дворники или... одним нажатием кнопки превратить салон внедорожника в настоящий сексодром.
«Мне бы такую тачку лет двадцать назад, вот мог бы развернуться», – мечтательно подумал Платов, убирая палец от кнопки. Сигарета дотлела до фильтра и розовой кометой вылетела в приоткрытое окно.
Время приближалось к полуночи, а окна огромного небоскреба нефтяной компании «Андерсон и К» по-прежнему горели ярким светом, безмолвно сообщая, что работа в главном офисе идет полным ходом. Так оно и было, совещание директоров корпорации уже шло шесть часов, причина – президент «Андерсен и К» с обширным инфарктом находится в реанимационном отделении Кремлевской больницы и, как заявил лечащий врач, «следует готовиться к худшему со дня на день». Совет директоров собрался для определения будущей стратегии компании, но, как понял Атаман, в кругу заклятых единомышленников вместо ожидаемой сплоченности начался полный раздрай.