Секреты для посвященных
Шрифт:
— Не думаю. Но к бегству его побудил, несомненно, Зубов. Наверное, обрисовал обстановку, сообщил, что все улики против него. В общем, запугал парня. Надо сказать, ловкий ход. Бегство Барыкина, с одной стороны, окончательно убедило следствие в его виновности, а с другой — лишило парня возможности защищаться. Теперь Барыкин на веки вечные повязан с Зубовым. Он целиком в его власти. Это дает основание предполагать, что Зубову для каких-то не известных нам целей нужен помощник.
— А для чего понадобилось Зубову идти на эти страшные преступления? — Вячеслава давно мучила эта мысль. — Не проще ли было самому скрыться?
— Вот тут мы подходим
«Он говорит „у нас“, — подумал Вячеслав. — Речь идет о какой-то организации. О какой именно?»
Луконников, словно догадавшись о его мыслях, пояснил:
— Мы — это компетентные органы. Я еще не потерял связь с областным управлением. Руководство нередко прибегает к моим советам…
— У меня к вам три вопроса, — сказал Вячеслав.
— Первый?
— Кто вам сообщил о моем пребывании в ваших краях? Батя?
— Нет. Звонил совсем другой человек. Заместитель редактора районной газеты Косичкин. Проявил бдительность. Края-то наши особые… В общем, услышав знакомую фамилию, я навел справки и установил, что посетивший нас столичный журналист не кто иной, как сын моего старого знакомого. Я попросил Трушина привести вас ко мне. Второй вопрос?
— Вы рассказали о «временном консуле» и его сыне. Это тема вашего исследования?
— Да, я все-таки стал историком. Моя диссертация называлась «Англо-американская агрессия на севере России в 1918–1919 годах». В книге нашлось место и истории «временного консула», который, присланный к нам сюда для дипломатического прикрытия интервенции, сумел разглядеть правду истории… И стал нашим другом.
— Зубов уголовник или..?
Луконников ответил прямо:
— Не исключено, что за ним стоят те же силы, которые двинули к нам в 1919-м свои войска… Но это только предположения. Поимка Зубова — это наша забота. А вы немедленно возвращайтесь домой. И передайте отцу вот это.
Он протянул Вячеславу резной ларец, сопроводив свой дар словами:
— Нет, это не фамильные драгоценности. Всего лишь старые бумаги. Передайте отцу. Думаю, он им обрадуется.
Вячеслав не удержался, приоткрыл крышку, заглянул. Поверх пачки писем лежала фотография. На ней была запечатлена смеющаяся молоденькая девушка, которой предстояло стать его матерью. Она стояла возле сарая. У ее ног разгуливал петушок с задорно вздернутым гребешком.
Вячеслав ощутил крепкое рукопожатие. Оно означало, что последний акт разыгравшейся в глухих местах драмы закончится уже без него.
Залы аэропорта переполнены. С каждой минутой людей становится все больше и больше. Кажется, еще немного, и тонкие стеклянные стены не выдержат, людской поток прорвет непрочную запруду, хлынет на летное поле, вытеснит оттуда самолеты, которым останется только одно: взлететь в высокое голубое небо и растаять в его глубине, подобно облакам.
А может, это ощущение нарастающего многолюдства лишь оптический обман, порожденный зеркалами стен, перегородок, дверей, удваивающих, утраивающих людские фигуры и лица… Кто это? Вячеслав вздрогнул, почувствовав устремленный на него чей-то взгляд. Быстро повернулся. Человек в брезентовой куртке, в надвинутом на глаза капюшоне, стоящий за одним из столиков, низко наклонил голову. Вячеслав сделал несколько шагов, брезентовый человек повернулся и зашагал прочь.
Вячеслав резко отодвинул чашку кофе, выплеснув на блюдце буроватую, невкусную, даже вовсе не пахнущую благородными бразильскими зернами бурду и быстро направился к выходу на летное поле.
При посадке на рейс Североморск — Москва произошло небольшое ЧП.
Когда пассажиры уже заполнили салон и трап, качнувшись, готовился оторваться от серо-голубого, округлого бока самолета, по ступеням стремительно взбежал мужчина с «дипломатом» в руке.
— Открыть дверь! — громким командным голосом вскрикнул опоздавший, и трап замер у борта. Молодой человек застучал кулаками в металлическую обшивку. Дверца отворилась, в образовавшейся щели появилось удивленно-сердитое лицо бортпроводницы. Человек оттеснил ее плечом и проник внутрь.
Опоздавшего, предварительно проверив у него билет, попеняв ему за опоздание и бесцеремонное поведение, разместили в кресле. Ему велено было немедля надеть пристяжные ремни. Но он не торопился выполнять приказание. Окинув взглядом салон и высмотрев что-то, он вскочил, пробежал по проходу и, ухватив за плечо одного из пассажиров, молодого человека в очках, решительно потребовал обменяться с ним местами. «Очкарик» (это был Вячеслав), казалось, уже готов был сделать это, но опоздавший, проявляя нетерпение, повторил свою просьбу таким требовательным и властным тоном, что пассажир передумал и остался сидеть на своем месте.
— A-а, идите вы… мне и здесь хорошо, — произнес он. Его круглое лицо с пухлыми губами, коротковатым носом и большими голубыми глазами, еще более увеличенными линзами очков, поначалу добродушное, затвердело и обрело выражение неуступчивости.
Опоздавшему смириться бы и отступить. Но он вспыхнул, покраснел и с силой схватил упрямого пассажира за плечо. Тот с силой отбил его руку. Неизвестно, чем бы закончилась эта сцена, если бы не вмешался сидящий рядом с «очкариком» пожилой гражданин. Он пристально взглянул на буяна и холодно произнес:
— Вам же, кажется, ясно сказано: товарищу и здесь хорошо. Отправляйтесь на место.
Мужчина опустил голову и, буркнув под нос нечто вроде «извините», недовольный отправился восвояси.
Самолет загудел мощными двигателями, дрогнул, сдвинулся с места и покатил, направляясь к взлетной полосе. За стеклом иллюминатора, сменяя друг друга, замелькали знакомые всем кадры аэродромной жизни: бок огромного лайнера, из чрева которого грузчики извлекали и клали на багажную тележку разноцветные чемоданы, маленький, юркий ярко-желтый «газик» аэродромной службы, сновавший то туда, то сюда по бетонному полю, вереница прибывших пассажиров, тянувшаяся вслед за дежурной к входу в аэровокзал, серебристые полусферы бензохранилищ, темно-зеленый лес на окоеме.