Секреты для посвященных
Шрифт:
— Я тебя провожу.
Он почувствовал, что ей хочется сказать ему что-нибудь неприятное.
— Да, кстати… Жоре нужна школьная форма, а я нигде не могу достать.
Вячеслав с готовностью отозвался:
— Не беспокойся. Я постараюсь достать.
Когда идешь поздно вечером с женщиной к станции метро и тебя раздражает дробный стук ее каблуков об асфальт, гулко разносящийся в тишине, то знай: все идет к концу.
…Репортаж для журнала уже закончен. Он спешит в редакцию. Радостный, возбужденный. Теперь написанные от руки, неряшливо выглядящие страницы начнут преображаться. Сначала их перепечатают машинистки,
Впрочем, лучше не забегать вперед. Прежде всего нужно, чтобы репортаж понравился.
Вячеслав устремляется к входу в редакцию, но с гранитного бордюра, ограждающего лестничную площадку перед дверью в редакцию еженедельника «Радуга», поднимается некое юное существо и встает на пути Вячеслава неодолимой преградой.
Девчонка в бесформенной куртке из серой мягкой, жеваной ткани и в таких же серых брюках (шароварах?), прихваченных у тонких щиколоток шнурком. Бесцветные волосы падают на лоб, но яростно-голубой взгляд вырывается из-под плотной завесы и жжет, словно старается прожечь насквозь.
— Вы! Вы! А еще корреспондент… Ненавижу! — слетает с ее бледных, искривленных яростью губ. — Телефон доверия, видите ли… До-ве-рия! А мы-то, дураки, поверили, купились! Эх, вы!
Вячеслав растерян. Он пытается ухватить мелькающую перед лицом тонкую руку, приостановить это бешеное верчение, разобраться, понять.
— Что случилось? Как вас… Вера?
— Лера!
— Да, Лера, извините. Я вас узнал. А где же он? Ваш друг?
— Где мой друг? И вы еще спрашиваете? Это же подло! Я на вас жалобу напишу!
Она задохнулась от гнева.
…Это было месяца три назад. Так же, как сегодня, Грачев подходил к редакции и встретил на ступенях двоих — парня и девчонку.
Вообще-то говоря, их в одинаковой степени можно было принять за двух девушек или за двух парней, по крайней мере со спины. Те же взвихренные, спутанные волосы, те же линялые майки, те же неопределенного цвета джинсы. По сравнению с этими джинсами даже потертые, видавшие виды на самых разных земных широтах и долготах Славины брюки казались новыми. На ногах у них одинаковые сандалии из перекрещивающихся веревочек. У парня в руках была гитара, с плеча свисала самодельная холщовая сумка-торба, над девчонкой реял бледно-салатовый надувной шарик, привязанный ниткой к поясу. Руки ее были заняты: она старательно пришивала к прохудившимся на колене джинсам ярко-красную заплатку в виде зубчатой шестеренки-цветочка. Девочка, увлеченная работой, молчала, ее спутник бренькал на гитаре, напевал хриплым голосом:
Когда я был чилдреном, Носил я тертый «райфл», Хипповый макси-блайзер, Лонговый модный хайр.Парень держался вызывающе, странный он какой-то. В его лице всего немножко больше, чем нужно. Слишком густая шапка черных волос, слишком широкие брови, слишком большой рот с искривленными тонкими губами, слишком яркий, почти лихорадочный блеск в близко посаженных черных, как антрацит, глазах. Все это усугублялось выражением мрачной решимости.
Напевая, он глядел прямо перед собой. Там, на другой стороне улицы, стояли назначенные к капремонту строения с зашитыми на первых этажах фанерой проемами окон. У парня было недоброе замкнутое лицо. Казалось, его внутренний мир наглухо закрыт для посторонних, как вот эти заколоченные фанерой дома.
Хипповым поведеньем Я перентсов извел…«Перентсов — это, должно быть, родителей», — догадался Вячеслав. Парень ему с первого мгновения не понравился. Это нахальство — сидеть на редакционном крыльце и как ни в чем не бывало распевать блатные песни. Явный вызов. А вот девчонка, склонившаяся над своим нехитрым рукоделием, вызвала щемящую жалость. Подумалось о ее родителях, которые растили себе на радость это голубоглазое существо, а оно вдруг отдалилось от них, ушло из дому, чтобы принять над собою беспощадную власть какого-то амбала. Куда ее заведет?
— Вы что тут, ребята, взыскуете? — поинтересовался Вячеслав.
Девушка аккуратно перекусила зубами нитку и ответила:
— Мы к Вячеславу Грачеву. Нам сказали, что он скоро будет.
— А что вам от него надо? — удивился он. И тут же вспомнил: — Ах, да! Телефон доверия! Почему же вы пришли без звонка?
— Мы решили сразу. — Она усмехнулась: — А разве нельзя?
Честно говоря, Вячеслав точно сам не знал, что нельзя, а что можно. Легкомысленно было, конечно, открывать «Телефон доверия», предварительно не изучив проблему. Он решил больше спрашивать, чем отвечать:
— Где вы живете, ребята?
— Нигде. Мы ушли из дому.
— Ушли? А куда, если не секрет? Где вы теперь обитаете, чем кормитесь?
Девушка снова махнула рукой, и снова шарик покачнулся над ее головой.
— Где придется. В брошенных зданиях. Иногда ночуем в парках, когда холодно — на вокзалах. Вообще-то мы летом подаемся в теплые края.
— А чего вы хотите? Чего добиваетесь?
— Ничего. Хотим жить, как нам нравится.
— То есть не учась, не работая?
— Вот вы учились и работаете. А разве вы счастливы?
Вячеслав задумался: счастлив ли он? Ну, это долгий разговор. Сейчас — не время. Ему в голову пришла неплохая мысль: заставить этих двоих рассказать о себе.
— Вот вы говорите: вас не понимают. Так расскажите же о себе. А мы напечатаем.
Лера снова обменялась быстрым взглядом с хмурым парнем и сказала:
— Уже написали.
— Написали? Кто?
— Мы. Я и Дик.
— Так давайте… — Вячеслав протянул руку.
Она покачала головой:
— У нас сейчас нет. Мы сначала хотели на вас посмотреть.
— Ну и что, посмотрели?
Лера смутилась:
— Да…
Дику эта сцена не понравилась. Он нахмурился.
— Вот что, ребята. Я сейчас тороплюсь, меня ждут, — Вячеслав немного поважничал. — А вы подумайте и приносите свою писанину. Можно ко мне домой. Попьем кофе. Поговорим. Условились? Запишите адрес.
Лера снова посоветовалась с Диком взглядом:
— Хорошо.
— Можно, я щелкну вас на память?
Дик с неудовольствием передернул плечами. Лера взяла инициативу на себя: