Секреты мироздания
Шрифт:
Гораздо запутаннее будут отношения, если в одном и том же пространстве будет находиться несколько взаимодействующих видов энергии, причем изменение происходит не только у одного вида, а у нескольких одновременно и в известной зависимости друг от друга. Тогда могут произойти усиления различий в интенсивности данного вида энергии, но при условии, что одновременно уменьшаются различия интенсивности другого вида энергии, и притом это уменьшение будет непременно больше, чем происшедшее в другом пункте усиление различия интенсивностей. Поэтому можно выделить некоторую общую функцию имеющихся налицо видов энергии, которую называют (в несколько расширенном значении) свободной энергией данной системы. К этой свободной энергии относится то же, что было только что сказано относительно различий температур и интенсивности вообще: в силу всех естественных явлений, она становится все меньшей, но никогда не большей.
Закон бытия в этом случае принимает следующую формулу.
Для того чтобы что-либо происходило, необходимо присутствие свободной энергии, и всякое явление состоит в некотором уменьшении
Вильям Томсон [лорд Кельвин] этот общий факт уменьшения свободной энергии назвал рассеянием энергии. В связи с законом рассеяния энергии, «жизнь можно охарактеризовать, — пишет Оствальд, — как непрерывное и автоматически регулирующееся потребление свободной энергии… без такого потребления организмы существовать не могут… Обмен веществ, который считают самой характерной особенностью живых существ, представляет лишь особую форму, какую при господствующих на Земле отношениях принял поток энергии…Источником свободной энергии является исключительно химическая энергия, а потому условием жизни стало явление обмена веществ.
…Деятельность наших органов чувств может осуществляться исключительно благодаря свободной энергии, а потому тоже должна регулироваться законом рассеяния…Все содержание нашей жизни, в конечном счете, сводится к добыванию и целесообразному преобразованию свободной энергии…
Особенности организации живых существ, обусловленные законом рассеяния энергии, усиливаются еще более благодаря одному специфически жизненному свойству… это свойство состоит в истощении с течением времени жизнеспособности индивидуального организма. Хотя живому существу всегда доступно необходимое количество свободной энергии, все же оно с течением времени стареет и становится, в конце концов, нежизнеспособным, т. е. неспособным преобразовать наличную свободную энергию в желательном для себя смысле и для своих целей. <…>
Мы должны, наконец, ожидать, — пишет Оствальд, — что там, где жизненные функции руководятся высокоразвитым органом, сознанием, выработаются и соответственные содержания сознания…
От явлений звездного мира, протекающих в согласии с законом рассеяния энергии, до высших проявлений человеческой культуры с их основной тенденцией избегать растраты энергии, — всюду мы встречаем действующее с одинаковой силой второе основное начало».
Человек, поставивший перед собой задачу держать себя по отношению к природе и к своим близким по возможности целесообразнее, должен придерживаться некоторого общего правила поведения. «Это правило указывает ему, каким путем переводить свободную энергию самым целесообразным, т. е. наивозможно совершенным способом, в желательные полезные формы; вместе с тем оно дает человеку возможность контролировать и, в случае надобности, улучшать свои механизмы, чтобы возможно более повысить сумму целесообразной энергии… Эту общую тенденцию, или точнее, общую задачу всех человеческих поступков и всякого человеческого действия можно выразить в одном сжатом и кратком положении, которое я — в противовес кантовскому категорическому императиву — предлагаю, — пишет Оствальд, — назвать энергетическим императивом. Последний гласит: Не растрачивай энергию, используй ее.
Это краткое изречение, в самом деле, представляет наиболее общее правило всякого человеческого действия и притом значение его не ограничивается технической или практической работой, но простирается на все виды человеческой деятельности, вообще, до самых возвышенных и благородных его проявлений».
2.8. Грот
Н. Я. Грот, Л. М. Лопатин, Вл. Соловьев, князь С. Н. Трубецкой, Н. Н. Страхов, Н. Я. Данилевский, А. А. Григорьев, Б. Н. Чичерин, К. Д. Кавелин и другие составляют целый пласт российской философии, без которого просто немыслима история отечественной культуры. Их воззрения неразрывно связаны с далеким прошлым и в то же время от них идут нити влияния и взаимосвязи в психологию, биологию, историю, литературу и искусство. Влияние этой «могучей кучки» философов на современников и духовную жизнь потомков было настолько значительным, что оно зачастую не осознавалось как таковое, подобно тому, как авторская песня незримо становится народной. Все они, помимо написания книг, печатались и участвовали в полемике на страницах журнала «Вопросы философии и психологии», основанного в 1889 году, который был закрыт в 1920 году по причине резкой смены идеологии страны.
Рис. 2.1. В. С. Соловьев, князь С. Н. Трубецкой, Н. Я. Грот, Л. М. Лопатин
Николай Яковлевич Грот (1852–1899) родился в высокообразованной семье. Его отец Я. К. Грот — филолог, академик Петербургской академии наук был известен всей России своими научными трудами. Николай Яковлевич воспитывался в семье, жившей самыми широкими интеллектуальными интересами: в доме родителей собирались многие видные представители науки и культуры Петербурга. По окончании Петербургского университета он уже через год, в 1876 году, был назначен профессором философии в историко-филологический институт кн. Безбородко в Нежине, где проработал до 1883 г. В 1883 г. он становится профессором Новороссийского университета, а в 1886 году переводится на философскую кафедру Московского университета, избирается председателем Московского Психологического Общества.
По воспоминаниям современников, с приходом Н. Я. Грота Психологическое Общество из мало заметного научного учреждения превратилось в один из популярнейших центров не только московского, но и русского просвещения вообще. За короткое время Общество выпустило в свет целый ряд томов своих трудов; стало издавать свой собственный журнал «Вопросы философии и психологии» с неожиданно большим для России кругом читателей.
«Н. Я. Грот, — вспоминает Лопатин, — обладал редким, удивительным даром: он умел заражать своим интересом к самым отвлеченным проблемам знания всех, с кем он сталкивался. И мы присутствовали при поучительном зрелище: вопросы о свободе воли, о духе и материи, о времени, о сохранении энергии и т. д. приковывали общественное внимание, становились предметом живого обсуждения среди студентов, дам, военных, сельских учителей и священников. Некоторые рефераты, читанные на наших заседаниях, приобретали прямо характер общественных событий. Инициатором, — скажу больше, творцом всего этого подъема сил был Н. Я. Грот… Твердость в преследовании целей соединялась в Н. Я. Гроте с замечательным талантом организатора…
Это был человек страшно впечатлительный и порывистый; казалось бы, при такой натуре в нем должна была развиться неустойчивость и изменчивость в увлечениях. Но его впечатлительность уравновешивалась в нем своеобразной выдержкой: однажды взявшись за какое-нибудь дело, он всегда доводил его до конца…»
Наиболее дорогими чертами его личности были поразительная доброта, мягкость, благожелательность, бескорыстная, сердечная участливость ко всем, с кем его сводила судьба. «Но отзывчивость, откровенность и благожелательность Н. Я. Грота не распространялись только на тех, кого он хорошо знал и часто видел. Он ни от кого не скрывался, интересовался всяким мнением и каждому готов был высказать, что он думает. Этим объясняется его колоссальная корреспонденция, отнимавшая у него очень много времени. Ему писали со всех концов России, обращаясь иногда с очень трудными и тонкими вопросами; и он всем отвечал и считал это своей нравственной обязанностью. Оттого он был так популярен: к нему всегда можно было прийти, рассказать все, что есть на душе, и никто не слыхал от него сухого и гордого ответа. Смело можно было идти к нему и со всякою практическою нуждою. В таких случаях он готов был сделать все и хлопотал без конца. Я никогда не встречал человека, который был так скор на помощь.
Из этих свойств Н. Я. Грота как человека и из всего склада его ума, — писал Лопатин, — вытекают его особенности как мыслителя. Его философская мысль отличается чрезвычайной восприимчивостью и широким примирительным направлением. Как в каждом встречном человеческом мнении он старался отыскать скрывающуюся в нем крупицу правды, так и в каждом философском учении он стремился выделить содержащееся в нем зерно истины.
Во всех своих философских построениях он постоянно пытался найти средину между крайностями и гармонически примирить противоположные тенденции различных философских школ. При этом он не был мыслителем замкнутым: который пробивал бы свою особую дорогу, отвлекшись от всего, что думают другие. Для этого он был слишком впечатлителен, слишком захвачен той умственной атмосферой, в которой живут все. Поэтому он не столько творец совсем новых взглядов, сколько искусный систематизатор, одушевленный толкователь и талантливый популяризатор тех идей, которые носятся в воздухе, составляют общую духовную пищу и являются интимною подкладкой общественных настроений. Это не мешало Н. Я. Гроту быть философом самостоятельным: наоборот, можно было отметить очень многие пункты, в которых Н. Я. Грот высказывал вполне самобытные, замечательно своеобразные воззрения…
Воззрения Н. Я. Грота не составляли раз и навсегда сложившейся, законченной и неподвижной системы. Напротив, они у него неоднократно менялись и в частностях, и даже в самом существе. Он совсем не признавал возможности раз навсегда разрешить все вопросы и в полной неподвижности миросозерцания видел лучшее доказательство его мертвенности и односторонности».
Научная деятельность профессора Грота началась рано и была весьма плодовита. Назовем только те его сочинения, которые имели особенно важное значение в развитии его философского миросозерцания: «Психология чувствований в ее истории и главных основах» (1879–1880 гг., магистерская диссертация); «К вопросу о реформе логики, опыт новой теории умственных процессов» (1883, докторская диссертация); «Опыт нового определения понятия прогресса» (1883); «Отношение философии к науке и искусству» (1882); «К вопросу о классификации наук» (1884); «Дж. Бруно и пантеизм» (1885); «О душе в связи с современным учением о силе» (1886); «О значении философии Шопенгауэра» (1888); «Значение чувства в познании и деятельности человека» (1889); «Критика понятия свободы воли в связи с понятием причинности» (1889); «La causalite et la conservation de l’energie dans le domaine de l’activite psychique» (1890); «Жизненные задачи психологии» (1890); «Что такое метафизика» (1890); «Основание нравственного долга» (1892); «Нравственные идеалы нашего времени — Фридрих Ницше и Лев Толстой» (1893); «К вопросу о значении идеи параллелизма в психологии» (1894); «О времени» (1894); «Устои нравственной жизни и деятельности» (1895); «Памяти Н. Н. Страхова. К характеристике его миросозерцания» (1896); «Понятия о душе и психической энергии в психологии» (1897); «Критика понятия прогресса» (1898).