Секреты обольщения
Шрифт:
Жан-Пьер продолжал стоять на месте как стена, преграждая путь Кайлу.
– Черт возьми! Может, теперь возьмешь себя в руки? Тебе одному пришлось бы драться с четверыми.
Уход Норбери несколько умерил гнев Кайла. И все же он еще негодовал, представляя горе Роуз.
– Четверо против одного? Ну и хороший же ты друг!
– Этот друг сегодня удержал тебя от самой большой глупости. И этот друг не станет ломать себе руки, защищая доброе имя человека, оказавшегося вором. Его сестра – твоя жена, но если он украл деньги, ее достоинства и добродетели не могут изменить этого факта
Глава 20
Роуз поняла цель этого обеда. Она не сделала ничего, чтобы помешать этой цели осуществиться. Но и у нее были свои цели и она оставила дом Алексии, считая, что по большей части ей удалось их достичь.
Гости, сидевшие за столом Алексии, в основном отличались широкими взглядами. Алексия именно на это и рассчитывала. Беседуя с ними, Роуз в основном размышляла, что это может значить для нее. Она не колеблясь завела речь о Кайле и распиналась, расхваливая его прекрасные качества и добрый нрав. Два джентльмена знали о синдикатах Кайла и выразили желание познакомиться с ним. Один из них заговорил в расплывчато-восхищенных выражениях о благородном поведении Кайла в отношении ее. Три леди заметили, что он в своем роде красив, и намекнули на то, что его окружает особая аура. Одна из них выразила сожаление по поводу того, что Кайла здесь нет.
По дороге домой Роуз мысленно подводила итоги успеха, достигнутого этим вечером. Это была ее победа, и отрицать этот факт было бы невозможно. И все же Розалин была убеждена, что присутствие Кайла рядом с ней никак не замедлило бы процесс ее искупления и возвращения в общество. На самом деле она подозревала, что это только пошло бы на пользу. Он принимал участие в разрешении того скандала. И Розалин сидела за этим столом только потому, что ее брак вызвал массу вопросов по поводу той ночи. Когда какой-нибудь джентльмен в разговоре мимоходом упоминал имя Норбери, кое-кто опускал глаза.
Розалин проследовала в свои комнаты, размышляя о том, согласились бы присутствовавшие на вечере гости на более близкое знакомство с ней и ее мужем. Если бы она сама устроила обед, кто бы из этой смешанной публики с якобы демократическими взглядами принял ее приглашение? Ее горничная помогала ей раздеваться, а она мысленно составляла список гостей, которых могла бы пригласить. Месье Лакруа был интересным человеком, интеллектуалом, и никто не стал бы возражать против его присутствия. Вероятно, лорд Эллиот и леди Федра не отказались бы от ее приглашения.
Розалин села за туалетный столик, и горничная принялась расчесывать ее волосы. Она же смотрела в зеркало. Ее лицо еще хранило легкий румянец возбуждения после вечера. Она получила от него удовольствие. Она разговаривала и смеялась и не чувствовала себя нежеланной и неуместной в этой компании.
Розалин очнулась от раздумья и заметила, что горничная удалилась, а щетка для волос осталась лежать на туалетном столике.
– Ты глубоко задумалась, Роуз. Чем были заняты твои мысли, пока ты смотрелась в зеркало?
Застигнутая врасплох, Роуз обернулась. В дверях, соединявших их гардеробные, стоял Кайл. Она могла бы поклясться, что сегодня вечером он куда-то уходил, но сейчас галстука на нем не было, а рубашка была расстегнута у ворота, открывая шею.
– Вела беседу сама с собой, – ответила Роуз. – И кое-что поняла для себя.
– Думаю, что-то хорошее. У тебя довольный вид. И таинственный.
– Да, думаю, кое-что хорошее.
– Надеюсь, это значит, что обед прошел удачно? – Он протянул к ней руку: – Пойдем, расскажешь мне.
Роуз приняла предложенную руку, и Кайл повел ее в свою спальню. Она села на край кровати и, пока муж слушал, лежа на своей половине постели, описывала обед. В его взгляде Роуз читала полное внимание к своим словам.
То, что он разделял ее радость, растрогало ее. С момента их размолвки между ними возникло отчуждение, хоть и слабое, но все же заметное. Теперь же оно исчезло.
Это настолько тронуло Роуз, что она сочла возможным посвятить Кайла в свои мысли и дальнейшие планы.
– Право, я никак не ожидала такого благородства и широты взглядов от гостей Алексии. Я не думала, что они могут быть добры. Даже принимая во внимание план Алексии и то, что наш брак мог изменить их мнение и прекратить болтовню о том аукционе, я, по правде говоря, не думала, что они позволят мне снова высоко держать голову.
– Я рад, что ты заблуждалась на этот счет. Именно это ты поняла сегодня, разглядывая свое отражение, когда я вошел?
– Да. И гораздо больше. Я поняла, что утратила право держать голову высоко. Моя гордость стала для меня стальным щитом. Этот щит позволял мне стоять прямо, но внутри у меня царил хаос и я испытывала чувство вины за грехи моих родных. Оглядываясь теперь даже на эту интрижку, я с трудом узнаю женщину, способную так обманываться. То была не Розалин Лонгуорт, какой она казалась мне два года назад, и не сегодняшняя Розалин. Та женщина теперь для меня незнакомка, которая считала, что перед ней только ужасный выбор, и воображала, что заслуживает лучшего.
Кайл выглядел задумчивым. Он играл каймой ее ночной рубашки, лежавшей на покрывале, едва дотрагиваясь до нее кончиками пальцев.
– Я воспользовался случаем сделать тебе предложение, пока ты еще не оправилась.
– Это неправда. Не говори так.
Ему показалось, что ее последняя фраза относится и к нему тоже. То, как он выразил свою мысль об их браке, привело ее в ужас.
– Когда ты сделал мне предложение, я уже начала приходить в себя. Я говорю правду.
– Возможно, так и есть. Но я не сожалею о том, что действовал так стремительно и был так настойчив, и никогда не стану сожалеть, Розалин.
Это было странное заявление и настолько честное, что ее это взволновало. Но она решила на время отложить анализ его слов и мотивов. Сейчас она видела в его глазах только честность и благородство, а это предоставляло возможность истолковать его намерения наилучшим образом.
Розалин видела во взгляде мужа теплоту, и теплота эта шла изнутри и соответствовала ее собственным чувствам покоя и радости в моменты их духовной близости. Желание тоже сжигало ее, вызывая трепет во всем теле, столь же сильный, как и те ощущения, которые вызывали в ней его ласки, прикосновения его руки, блуждавшей вверх и вниз по ее обнаженной ноге.