Секреты
Шрифт:
Был конец июня, день стоял жаркий, в небе не было ни облачка, и она намеревалась провести все выходные подальше от больницы — здесь, на солнышке. Она словно помолодела, одевшись в шорты, старую блузку без рукавов и легкие парусиновые туфли.
На Дальнем Востоке все еще продолжалась война, продукты были по карточкам, и все еще почти невозможно было достать строевой лес, краску и другие строительные материалы. Но каждый день военные корабли привозили людей домой из Европы, и Майкл тоже скоро должен был возвратиться. А на пляже даже начали убирать колючую проволоку. Адель была блаженно счастлива.
Недавно она подала заявление на работу
Это не будет чем-то вроде памятника ее матери, это не в ее духе. Идея показалась Адель привлекательной по многим причинам, и не самой последней была та, что она сможет зарабатывать на жизнь, ухаживая за бабушкой. В последний раз, когда она приезжала домой, в мае, она встретилась с мистером Грином, владельцем земли, и они поговорили об этом. Он сказал, что готов предоставить ей землю в аренду бесплатно в обмен на небольшие проценты с доходов. Она рассказала Майлсу об этом, и он предложил ей не только стартовый капитал в долг, пока не будет продан старый дом в Хаммерсмите, но и уладить за нее все бюрократические вопросы с местной администрацией.
Может быть, она сможет назвать это место «Парк фургонов Роуз Бич» или еще каким-нибудь именем, которое будет напоминать ей, чья была идея. Она, безусловно, намеревалась посадить несколько розовых кустов самых ярких красок и самых благоухающих видов, которые только сможет найти. Она не сомневалась, что душа Роуз будет летать где-то в окрестностях, потому что в первый раз, когда она пришла посмотреть это место, у нее возникло какое-то теплое и приятное чувство.
Адель едва могла сомкнуть глаза по ночам, думая об этом. Ей нужно будет доставить сюда водопроводные трубы, устроить овощехранилище и построить блок с душевыми и туалетами. Она подумала, что сможет начать с шести фургонов, но места было по меньшей мере для двенадцати. Мистер Грин сказал, что все гостиницы и пансионы в Гастингсе были набиты до отказа все лето, и она сама знала, что к следующему лету, когда она сможет открыться, каждая семья в Лондоне будет гореть желанием провести отпуск на море.
Что касается самих фургонов, у Джоан в Саусэнде был дядя, который мог их поставить. Разумеется, они будут старыми, но прочными — все, что им будет нужно, это положить слой новой краски и немного подремонтировать внутри, но на это у нее будет вся зима, и к Пасхе она сможет открыться.
Поднявшись, Адель подошла к забору, стоявшему вдоль маленького ручья. У забора росло несколько беспорядочно разбросанных кустов и деревьев, и сквозь них виднелась одна лишь крыша и труба Керлью-коттедж. Бабушка с утра говорила о том, что нужно провести электричество и сделать ванную. Казалось, окончание войны вначале мая заставило ее размечтаться о большем комфорте. Адель надеялась, что, когда она наймет людей подготовить площадку, они одновременно займутся и этим.
Стоя там и размышляя, как волнительно будет все это разворачивать, она увидела у коттеджа блеснувший огонек, словно кто-то сигналил зеркалом на солнце. Предположив, что это может быть отблеск от лобового стекла машины, она подумала, что, наверное, это Майлс привез какие-то вести от Майкла, поэтому быстрым шагом направилась к дому.
Из Красного Креста пришли новости, что пленных из его лагеря освободили в начале мая, но они не могли сказать, сколько времени ему потребуется, чтобы
Когда Адель подошла ближе к коттеджу и увидела, что это действительно машина Майлса, она ускорила шаг. Он стал ей еще ближе после смерти Роуз, потому что она могла искренне говорить с ним о ее чувствах к матери, зная, что он пережил ту же самую мощную смесь любви, гнева, удовольствия и недоверия. И несмотря на то что она не могла открыто заявить, что он ее отец, она знала об этом сама, и это придавало ей чувство надежности, которого у нее никогда не было раньше.
Адель ворвалась в дом.
— Майлс! — выпалила она, тяжело дыша и кидаясь к кушетке, где он сидел, чтобы обнять его. — Я увидела твою машину и всю дорогу бежала. Есть уже новости о Майкле?
Он обнял ее в ответ и ничего не сказал, но когда она взглянула ему в лицо, то увидела, что он улыбается от уха до уха.
— Я вся такая растрепанная, — сказала она, предположив, что его развеселил ее внешний вид, потому что ее волосы были спутаны, а шорты латались столько раз, что из них нельзя было сделать даже тряпку для мытья полов. — Я была на площадке для фургонов, снова смотрела на нее. Ты уже долго здесь сидишь?
— Минут двадцать, — сказал он, не переставая улыбаться.
Адель повернулась посмотреть на бабушку, расставлявшую чашки на столе, и тогда увидела его.
Майкл сидел на стуле в дальнем углу комнаты.
Адель охнула, закрыв рот рукой.
— Это невероятно! — воскликнула она. — Я даже не думала… — Она резко замолчала, оробев и почти испугавшись его вида.
Он был ужасно худой, кожа на его лице была покрыта шрамами и морщинами, и рядом с его стулом к стене была прислонена палка. Но он улыбался точно так же, как в тот день, когда они познакомились, его губы поднимались вверх в уголках, она никогда не могла устоять перед этой улыбкой, блеском белых зубов и перед этими глазами, синими, как небо.
— Майкл! О Боже мой, — пробормотала она, и у нее заколотилось сердце.
На короткое мгновение она не могла прийти в себя от шока. В последний раз она виделась с ним, когда нежно поцеловала его на прощанье на вокзале Чаринг-кросс после тех выходных в Лондоне. Она сохранила воспоминание о лихом молодом человеке в военной форме, с блестящими черными волосами и гладкой кожей, и шесть лет держала этот образ в памяти, спрятанный за слезами и сердечной болью. Но это был не тот Майкл, образ которого она хранила в своем сердце, это был худой незнакомец в гражданских фланелевых брюках, с коротко остриженными волосами и изуродованным шрамами лицом, и ей захотелось убежать и спрятаться.
— Ты никогда не думала, что снова увидишь меня? Или никогда не думала, что я могу так измениться? — подсказал он ей, вопросительно подняв одну бровь.
От звука его голоса у нее пропало желание бежать. Голос был тот же самый, глубокий и низкий и такой непохожий ни на акцент в голосах кокни, который она слышала каждый день в больнице, ни на здешний сассекский провинциальный акцент.
— Я не знаю, что собиралась сказать, — сказала она и подошла к нему ближе. — Я просто не могу найти слов, потому что это так неожиданно. Как хорошо, что ты вернулся. Жаль, что я не знала, что ты придешь, у меня такой вид…