Секс и эротика в русской традиционной культуре
Шрифт:
См. также 4, с. 112–113, № 12; с. 130, № 37. [698]
Несмотря на близость к песням, особенности исполнения «Еле-еле…», «С Нерзавода в Онохой» и «На Моромском мосту» — речитатив без мелодического сопровождения, — не позволяет отнести их к песенному жанру.
698
Русский эротический фольклор. М., Ладомир, 1995 («Русская
Записывая «Еле-еле…» в 1987 г. в д. Карабула Богучанского р-на Красноярского края от К. Е. Рукосуева, мы не спрашивали у исполнителя — пелся этот текст или просто произносился. Но сразу же после «Еле-еле…» он рассказал два стиха частушечного типа, что, на наш взгляд, может косвенно указывать на песенную природу первого текста. На вопрос, знает ли он какие-либо песни, К. Е. Рукосуев ответил, что не поет, но, видимо, из-за его преклонного возраста. Уже работая с М. С. Федореевой в с. Аргунск Нерзаводского р-на Читинской области, мы спросили, от кого и в каком виде она слышала «С Нерзавода в Онохой» и «На Моромском мосту». По ее словам, она выучила их еще в детстве от старика, который исполнял эти тексты как стихотворные произведения для детей во время отдыха на сенокосе.
Близость записанных нами «фольклорных эротических стихов» к песенным текстам XIX–XX вв. позволяет сделать предположение, что еще в конце XIX — начале XX столетия они исполнялись как песни. Переход от песенного к речитативно-стихотворному исполнению произошел уже на позднем этапе их бытования из-за забывания мелодики или же просто отказа от нее (как, видимо, в случае с «Еле-еле…»). Это вполне объяснимый процесс, так как мелодия песен имела скорее всего частый, плясовой характер и несла в основном ритмообразующую функцию. Потеря мелодического сопровождения не привела к полному исчезновению текстов, она перевела их в иную форму бытования, что способствовало возникновению нового жанрового образования, близкого к прибауткам, потешкам и другим фольклорным жанрам стихотворного типа.
КОММЕНТАРИИ
Зап. в 1987 г. В. Л. Кляусом и А. Г. Игумновым в д. Карабула Богучанского р-на Красноярского края от К. Е. Рукосуева, 1911 г. р.
Место хранения: личный архив В. Л. Кляуса.
Зап. в 1992 г. В. Л. Кляусом, Л. Витковской, Е. Трубохиной в п. Аргунск Нерчинско-заводского р-на Читинской обл. от М. С. Федореевой, 1910 г. р.
Место хранения: личный архив В. Л. Кляуса.
Нерзавод, Олочи, Ишага, Аргунск, Домосовка, Онохой, Борщовка, Ключи, Луговуха, Комора, Тарасянка, Слюдянка, Федосово, Усть-Уров — бывшие казачьи станицы по Аргуни. Сегодня из них существуют только первые четыре.
М. С. Федореева полностью текст вспомнить не смогла.
После слов «Разворочила шугу» при вторичном исполнении добавились строки:
С Ишаги на Усть-Борщовку — Закатала девок чертовка.После слов «По четыре на дворе» при вторичном исполнении добавились строки в окончании:
А Аргунска на прикрасе — По четыре на запасе. А с Аргунска в Комару, Комара стоит на рынке — Утонула матушка в крынке.Исполнительница стеснялась произносить непристойные слова и заменяла их. Точное содержание строк с замененными словами было выяснено в последующей беседе:
— С Нерзавода в Онохой — хоть на девкам хорохорь… много девок. С Нерзавода, эта… С Онохоя на Олочи… А с Олочи на Ключи — хоть на девкам хохочи. Там девки были корявы, все хохотали, мужики косматы были, вот и… Так, с Ключей на Луговуху. Луговуха стоит в яме, огорожена вашим делом.
— Чем? Хуями?
— Но, огорожена вот этим делом. Ну вот, а с Луговухи в Ишагу, Разворо… э, с Ишаги. Усть-Борщовкой вот тут… С Усть… закатала матушка-чертовка.
— Закатала что чертовка?
— Но, как мужчина с женщиной имеет, такая штука.
— Закатала чего?
— Доебла девок чертовка.
— Понятно, дальше.
— С Усть-Борщовки в Домосовку. Домосовка на бугре — по четыре на дворе.
— По четыре бляди?
— Бляди. А с Аргунска… Но с Домосовки на Аргунска, вот видишь тут вроде много девок по четыре.
— В запасе?
— Но… Комара стоит на рынке — утонула пизда в крынке. Вот и все. Больше не знаю.
Зап. в 1992 г. В. Л. Кляусом, Л. Витковской, Е. Трубохиной в п. Аргунск Нерчинско-заводского р-на Читинской обл. от М. С. Федореевой.
Место хранения: личный архив В. Л. Кляуса.
Полностью вспомнить текст М. С. Федореева не смогла, она стеснялась произносить непристойные слова и в большинстве случаев заменяла их. При вторичном исполнении прозвучало следующее:
Как то… Мешок сошил, Сухарей насушил, Сухарики съел, Мешок надел на его…— Вот это я запомнила тоже хорошо…
У начальницы самой Обросла она, гыт, травой, Траву выкосила, Ее выбросила. Мужик… не… Коршун крякал над избой, Мужик плакал над пиздой…— А больше ничего не знаю.
Б. П. Кербелите
ДРЕВО ЖИЗНИ
К вопросу о реконструкции фольклорных образов
В фольклористике последних лет особого внимания удостоен образ мирового древа, или древа жизни. Интерес к нему, возникший еще в XIX веке [699] и проявившийся в многочисленных исследованиях, [700] возродился в связи с работами языковеда и исследователя мифологии В. Н. Топорова, в которых поддерживается гипотеза, что образ мирового древа является всеобъемлющей моделью мира. [701]
699
Афанасьев А. Н.Древо жизни. М., 1983. С. 214–227.
700
Элиаде М.Космос и история. М., 1987; Holmberg U.Der Baum bes Lebens. Helsingfors, 1922.
701
Топоров В. Н.О структуре некоторых архаических текстов, соотносимых с концепцией «мирового дерева» // Труды по знаковым системам, 5. Тарту, 1971. С. 9–62; его же. О космогонических источниках раннеисторических описаний // Труды по знаковым системам, 6. Тарту, 1973. С. 114–116; его же. Древо мировое // Мифы народов мира. Энциклопедия. T. I. М., 1987. С. 399.
Нас настораживает та легкость, с которой применяются космогонические толкования: обнаруженные в фольклорных текстах различных жанров упоминания определенных деревьев объявляются порой без всякой аргументации отражением модели мира, а соответствующие произведения — «космогоническими текстами». [702]
Символические образы деревьев нашли отражение как в произведениях разных жанров фольклора, так и в памятниках древней литературы. Это говорит о важности данного образа в системе представлений древних людей. Однако, если все образы деревьев свести к универсальному образу древа жизни, мирового древа или древа познания, который, как утверждает В. Н. Топоров, был самым архаичным, а кое-где и единственным художественным образом, [703] трудно согласиться с устоявшимся толкованием: непонятно, почему древних людей в первую очередь волновало строение космоса, а не другие проблемы бытия человека.
702
Launnkiene N.Mito atsvaitai lietuviy kalendorinese bainose. Vilnius, 1990; Velins N.Senoves baity pasauleziyra. Strukt"uros bruozai. Vilnius, 1983.
703
Топоров В. Н.О происхождении некоторых поэтических символов. Палеолитическая эпоха // Ранние формы искусства / Сост. С. Ю. Неклюдов. Отв. ред. E. М. Мелетинский. М., 1972. С. 77–103.