СЕКСУАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА В РОССИИ Клубничка на березке

Кон Игорь Семенович

Среди "сексуальных" ругательств можно выделить несколько крупных блоков.

1) Отправление ругаемого в зону женских гениталий, в зону рождающих, производительных органов, в телесную преисподнюю ("пошел в ..."), -

не что иное как пожелание смерти. Как показал Михаил Бахтин, женское лоно является одновременно символом рождения и смерти.

2) Намек на то, что некто сексуально обладал матерью ругаемого, "… твою мать".

3) Обвинение в инцесте с матерью, широко представленное в английских ругательствах типа "motherfucker".

4) Обороты речи с упоминанием мужских гениталий (типа "пошел на хуй") ставят ругаемого в женскую

сексуальную позицию, что равносильно лишению мужского достоинства и вирильности.

Русский язык особенно богат "матерными" выражениями, которые встречаются также в венгерском, румынском, новогреческом, китайском, суахили и многих других языках. Однако интерпретация этих выражений - кто именно имел твою мать - неоднозначна. Иногда подразумеваемым субъектом действия является говорящий, который тем самым как бы утверждает "Я - твой отец" или "Я мог бы быть твоим отцом", зачисляя ругаемого в низшую социально-возрастную категорию. Одно китайское ругательство, как сообщил мне М.В. Крюков, буквально означает "Ты мой сын". В русском языке местоимение "Я" в этом контексте почти никогда не употребляется, а "матерные" обороты используются не только для обозначения прошлого события, но и в повелительном наклонении и в инфинитиве.

Однако и без уточнения субъекта ругательство является очень сильным, - бросая тень на нравственность матери ругаемого, они тем самым ставят под сомнение его происхождение. Еще одна интерпретация, восходящая к запискам немецкого дипломата XVI века барона Сигизмунда фон Герберштейна, считает субъектом "срамного" действия пса, связывая его с распространенными во многих языках выражениями типа "сукин сын", польское "пся крев" и т.п. Если учесть, что собака в XVI веке считалась нечистым животным, оскорбление было очень сильным.

Матерная брань уже в Древней Руси оценивалась как кощунство, оскверняющее и Матерь Божию, и мифологическую "Мать сырую землю", и собственную мать ругающегося. Однако ничего не помогало, поскольку матерные выражения сами имеют сакральное происхождение и в прошлом были связаны с ритуальными функциями.

По мнению Б.А. Успенского, на самом глубинном, исходном уровне эти выражения соотносятся с мифом о священном браке Неба и Земли, результатом которого является оплодотворение Земли. Связь матерной брани с идеей оплодотворения проявляется в ритуальном свадебном и аграрном сквернословии, а также в ассоциации ее с громовым ударом. На этом уровне она не только не имела кощунственного смысла, но была магической формулой, священным заклинанием (аналогичные формулы существуют в буддизме).

На втором, более поверхностном уровне субъектом действия становится Пес как противник Громовержца и демоническое начало. Матерные выражения приобретают при этом кощунственный характер, выражая идею осквернения земли Псом, причем ответственность за это падает на голову собеседника.

На третьем, еще более поверхностном, уровне объектом подразумеваемого действия становится женщина, тогда как субъектом его остается пес. Матерная брань переадресуется теперь непосредственно к матери собеседника и становится, прямым оскорблением, ассоциируясь с выражениями типа "сукин сын" .

Наконец, на самом поверхностном, светском уровне субъектом действия становится сам говорящий, а его объектом - мать собеседника. Брань становится указанием на распутство, сомнительное происхождение и т.д.

Самая залихватская русская матерщина не всегда была оскорблением. По наблюдениям русских этнографов XIX в., сквернословие в обращении вызывало обиду только если произносилось серьезным тоном, с намерением оскорбить, в шутливых же мужских разговорах оно служило дружеским приветствием или просто "приправой", не имевшей также специально-сексуального смысла (этого не понимали иностранцы, почему русские и казались им прямо-таки сексуальными маньяками).

Матерная лексика не только повсеместно употреблялась в быту, она пронизывает весь русский фольклор. Как пишут канадские лингвисты Феликс Дрейзин и Том Пристли, "мат - это теневой образ русского языка в целом. С семантической точки зрения, нас интересуют способы сообщения, посредством мата, общих повседневных смыслов, выходящих за пределы прямого оскорбления и секса. Мы видим в мате особую форму экспрессивного, нестандартного языка, который по самой сущности своей нейтрален по отношению к обозначаемым им значениям. Трехэтажный мат является поэтому не просто скопищем непристойностей, но системой рафинированных, сложных структур. Мат это потенциально безграничное количество выражений...

Мат характеризуется острым контрастом между узкой ограниченностью его базовых элементов... и богатыми семантическими возможностями их применения... Этот контраст порождает в мате эстетическую функцию "овладения реальностью" путем выхода за пределы базового обсценного словаря. Эта функция возвышает мат до уровня особого жанра народного искусства, в котором более или менее искушены миллионы русских".

В высшей степени откровенными и непристойными всегда были и поныне остаются народные частушки, которые, кстати, распевали не только парни, но и девушки. Ролан Быков, который играл роль скомороха в фильме Андрея Тарковского "Андрей Рублев", рассказывал, что Тарковский, чтобы добиться абсолютной исторической достоверности, хотел использовать в фильме подлинные песни, которые распевали скоморохи рублевских времен. Достать эти тексты оказалось очень трудно - они были строго засекречены. А когда их все-таки получили, их не удалось использовать, - то была сплошная матерщина.

Не так уж сильно отличаются и современные частушки. Вот несколько сравнительно приличных современных частушек, записанных Николаем Старшиновым:

Разрешите вас потешить И частушки вам пропеть. Разрешите для начала На хуй валенок надеть!

У милашки под подолом Неостриженный баран. Подыми, милашка, ногу - Я барану корму дам.

Все б я пела, все б я пела, Все бы веселилася, Все бы я под ним лежала, Все бы шевелилася!

Я, бывало, всем давала По четыре разика. А теперь моя давалка Стала шире тазика!

И дать - говорят, И не дать - говорят. Лучше дать, чем не дать - Все равно говорят.

Я лежала с Коленькой Совершенно голенькой, Потому что для красы Я сняла с себя трусы.

Очень вольные сцены изображал народный лубок. Хотя в 1679 г. была введена строгая церковная цензура, а в XVIII в. на этот счет было издано несколько правительственных указов, стиль лубочной живописи не менялся. Иногда сравнительно благопристойные картинки сопровождались малопристойными текстами. Один из них, относящийся к XVIII в., рассказывает, как три "младые жены", чтобы подшутить над плешивым стариком, сказали ему, что он должен смазывать голову "сливою женскою". Старик в ответ на это вынул свою "исподнюю плешь" и сказал, что уже сорок лет полощет ее "сливою женской", а волосы на ней так и не выросли.