СЕКСУАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА В РОССИИ Клубничка на березке
Шрифт:
Православная иконопись гораздо строже и аскетичнее западного религиозного искусства. Правда, в отдельных храмах XVII в. (церковь Святой Троицы в Никитниках, церковь Вознесения в Тутаеве и др.) сохранились фрески, достаточно живо изображающие полуобнаженное тело в таких сюжетах как "Купание Вирсавии", "Сусанна и старцы", "Крещение Иисуса". Имеется даже вполне светская сцена купающихся женщин. Однако это шло вразрез со строгим византийским каноном и было исключением из правил.
Гораздо позже появляется и строже контролируется в России и светская живопись. Итальянские художники писали обнаженную натуру уже в эпоху Возрождения, русские получили это право лишь в конце XVIII века. А отношение к телу и наготе - один из главных факторов сексуальной культуры.
Однако в народном быту
Впрочем, ничего особенно сексуального большей частью не происходило. Массон рассказывает, будто при купании в реке какая-то старуха, ухватив не умеющего плавать молодого мужчину за соответствующее место, заставила его, на потеху остальным купальщикам, нахлебаться воды. Но подобная вольная возня была скорее исключением, чем правилом, а в семейных банях этим вовсе не занимались. Казанова рассказывает, что мылся в бане вместе с тридцатью или сорока голыми мужчинами и женщинами, "кои ни на кого не смотрели и считали, что никто на них не смотрит." Это отсутствие стыда он объясняет "наивной невинностью". Прославленный соблазнитель был удивлен тем, что никто даже не взглянул на купленную им за 100 рублей 13-летнюю красавицу, которую он назвал Заирой.
Хотя в XVI-XVII веках православная церковь, как и западное христианство, усиливает табуирование наготы, предлагая верующим спать не нагишом, а в сорочке, не рассматривать свое тело даже в бане или в наедине с собой (даже частое мытье в бане вызывает у некоторых духовников неодобрение), эти нормы были малоэффективными, нагота оставалась для россиян более нормальным явлением жизни, чем для современных им англичан или французов.
Значительно меньше было в России и вербальных запретов. Иностранцев удивляла откровенность и циничный натурализм русского мата и народной культуры. Дело не только в лексике, но и в содержании. Русские так называемые "эротические сказки" не просто подробно и вполне натуралистично описывают сами сексуальные действия, но и предлагают абсолютно несовместимую с христианской моралью систему оценок. Они сочувственно рассказывают о многоженстве героев. Такие "сексуальные шалости" и поступки, как овладеть, не спрашивая ее согласия, спящей красавицей, или "обесчестить", изнасиловать девушку в отместку за отказ выйти замуж за героя, представляются народному сознанию вполне естественными, справедливыми, даже героическими. Конечно, эти сюжеты уходят в дохристианские времена, но на них продолжали воспитываться крестьянские дети и в XIX в.
Естественным дополнением гипертрофированной оппозиции души и тела было такое же резкое противопоставление "чистой" - духовной или супружеской - любви и "грязной" сексуальности, чувственности. Их соотношение всегда вызывало острые споры, политизировалось и связывалось с вестернизацией страны. Уже в XVIII веке, а то и раньше, в русском общественном сознании "Запад" выступает в двух прямо противоположных ипостасях. Одни мыслители связывают с европеизацией идею индивидуализации и утончения любовных чувств и переживаний. Другие, как автор знаменитого очерка "о повреждении нравов в России" князь М.М. Щербатов, наоборот, считают западное влияние развращающим, подрывающим основы исконно-русского целомудрия и нравственности. Договориться между собой эти люди, разумеется, не могли.
Как же возникло и чем поддерживалось это уникальное единство отрицающих друг друга противоположностей - патриархальщины и женственности, бестелесной духовности и бесстыдной похабщины, целомудренной любви и бездуховной похоти? На мой взгляд, оно вытекает из общих особенностей российской истории.
Как писал Василий Ключевский, "история России есть история страны, которая колонизуется. Область колонизации в ней расширялась вместе с государственной ее территорией". Для понимания особенностей русской сексуальной культуры эта экстенсивность особенно важна.
Растянувшийся на несколько столетий процесс христианизации, в который все время включались новые народы и народности, был во многом поверхностным, верхушечным. В народных верованиях, обрядах и обычаях христианские нормы не только соседствовали с языческими, но зачастую перекрывались ими.
Древнеславянское язычество не отличалось ни особым целомудрием, ни особой вольностью нравов. Как и многие другие народы, славяне считали сексуальность космическим началом. Женственная березка в русских песнях нежно и страстно сплеталась с могучим дубом. Мать сыра-земля оплодотворялась небесным дождем. В славянской мифологии существовали многочисленные женские божества. Особенно важны были рожаницы - девы, определявшие судьбу человека при рождении. Аграрным женским божеством плодородия и одновременно покровительницей брака была Лада.
Рожаницам соответствовало загадочное мужское божество - род. Некоторые исследователи приписывали ему особое значение, ставя впереди рожаниц и обозначая, как имя собственное, с прописной буквы. Однако это, по-видимому, неверно.
Как у других племен, у славян существовали многочисленные оргиастические обряды и праздники, когда мужчины и женщины сообща купались голыми. Мужчины символически оплодотворяли Землю, например, сеяли лен без штанов, иногда и вовсе голыми, а женщины, задрав подолы и демонстрируя небу свои гениталии, тем самым вызывали дождь. В некоторых районах Украины еще в XIX веке вместо ритуального совокупления на полях в период посевной существовал обычай перекатывания парами по засеянному полю и т.д. Некоторые брачные обряды включали в себя фаллические элементы - демонстрацию, облизывание и целование "срамоты мужской" и т.п.
Типичный древнерусский фаллический образ - животное, чаще всего лев, с длинным не то хвостом, не то половым членом, представлен даже в орнаментах средневековой церковной архитектуры (храм Покрова на Нерли, Дмитриевский собор во Владимире и др.)
Для понимания дохристианского сексуального символизма очень важна история и семантика русского мата. Язык ругательств и оскорблений, так называемая инвективная лексика, очень древен. Категории архаического сознания располагаются как бы между двумя полюсами: святого, наделенного божественной благодатью и воспринимаемого как нечто особо чтимое, дорогое, и демонического, нечистого. Оба эти понятия трактуются также в переносном смысле, как чистое и нечистое: "грязное" = низкое = низменное = непристойное.
Поскольку и боги, и демоны представляли для людей опасность, в обыденной жизни от них старались держаться подальше, не вызывать и не называть их всуе, без надобности. Инвективная лексика эти запреты нарушает, причем сила оскорбления прямо пропорциональна значимости нарушаемого им запрета.
Тут есть своя этническая, культурная специфика. В национальных культурах, где особенно высок статус родственных отношений по материнской линии, большую роль могут играть сексуальные оскорбления матери ("мат"). В культурах, особенное внимание обращающих на сексуальную жизнь общества, наиболее грубыми оскорблениями будут словосочетания с коитальным смыслом, необязательно обращенные на мать или других родственников оскорбляемого; таковы, например, англоязычные культуры. Итальянская, испанская, многие другие католические культуры для достижения сходного эффекта прибегают к оскорблению наиболее почитаемой святыни - Мадонны. Очень грубо звучат бранные слова, включающие нарушение некоторых табу, связанных с чистоплотностью, если именно это человеческое качество особенно ценится в данной национальной культуре, например, японской или немецкой.