Сексуальный миф Третьего Рейха
Шрифт:
Во время попытки путча было убито четверо полицейских, а также пятнадцать его товарищей и один посторонний человек. Сейчас он сидел у Хелены Ганфштенгль, показывал свою опухшую руку и жаловался на невозможные боли и на то, что потерял своего телохранителя. Хелена заметила, как он был разочарован. Она пошла наверх на чердак и постелила ему постель в маленькой комнатке, которая служила ее мужу спальней и кабинетом. Эрнста Ганфштенгля в этот вечер дома не было. Он проспал попытку путча в своей мюнхенской квартире. Но так как он считался доверенным лицом Гитлера, то все же переехал на время к югу от Мюнхена, поближе к австрийской границе.
В ту ночь Гитлер, чтобы хоть как-то согреться,
До этого момента Гитлер напрасно ждал свою машину. Хелена пошла в каморку Гитлера и предупредила, что полиция уже недалеко. «Эти свиньи никогда не схватят меня. Я застрелюсь!» – закричал Гитлер и схватился за свой браунинг. Итак, Гитлер опять хотел застрелиться. Но Хелена Ганфштенгль «спасла» ему жизнь – так, по крайней мере, описывал это Эрнст Ганфштенгль в своих мемуарах. Она подошла к нему и при помощи приема джиу-джитсу (в Нью-Йорке она ходила на курсы) отняла у него оружие. Пистолет полетел по коридору и приземлился на мешок с мукой.
После этого Хелена прочла нотацию своему гостю. Она говорила о движении, о множестве приверженцев фюрера, о том, что многие верят ему. Она достала несколько листков бумаги, ручку и заставила Гитлера продиктовать его политическое завещание. Она собиралась передать его своему адвокату. Решимость Хелены подкреплялась действием, и Гитлер продиктовал свое политическое завещание. Хелена быстро взяла бумагу и спрятала ее, в то время как полицейские уже стучали в дверь. Потом она пошла к входной двери и пригласила полицейских войти. Гитлер молча стоял за ней на лестнице. В то время как Хелена собирала самые необходимые вещи для первых дней в тюрьме, Гитлер снимал белый купальный халат Эрнста. Он отказался взять с собой этот халат – он был ему слишком велик – и спустился вниз в пижаме. Кто-то накинул ему на плечи его макинтош, к которому все еще был прикреплен Железный крест 1-го класса. Хелена дала Гитлеру еще два шотландских дорожных покрывала, чтобы он не мерз в тюрьме. Полицейские повели его к машине и поехали с ним в Вейльгейм. Спустя несколько минут после отъезда Гитлера от Бехштейнов загородному домику Ганфштенгля в Уффинге подъехала машина.
В Ландсберге Гитлер объявил голодовку. И каждому, кто хотел это услышать, он кричал в лицо: «Все! Конец!» Отговорить его не смог ни тюремный психолог, ни председатель его партии. Был только один человек, который мог его еще спасти: Хелена Ганфштенгль. Она поговорила с его адвокатом, который взял завещание Гитлера и сказал: «Откройте ему глаза! Объясните ему, что вы спасли его от смерти не для того, чтобы он сейчас заморил себя голодом». Хелена навестила Гитлера и уговорила его. Вскоре после этого Гитлер закончил свой недельный пост и вновь начал есть с аппетитом. О самоубийстве речи больше быть не могло. Эти заявления вряд ли были сделаны серьезно – для этого Гитлер выражался и вел себя слишком театрально.
В тюрьме Гитлера навестило более пятисот посетителей, среди них – многочисленные благотворительницы и подруги пожилого возраста, начиная с Каролы Гофман с ее тортами с взбитыми сливками
Так же и Карин Геринг ездила к Гитлеру в Ландсберг, чтобы посмотреть вблизи на своего кумира. Гитлер великодушно дал ей автограф – он нацарапал свою подпись на обратной стороне одной фотографии, изображающей его на фоне крепости в Ландсберге. Хелена Ганфштенгль уже ждала Гитлера, когда он 20 декабря 1924 года был выпущен из тюрьмы. Она пригласила его провести сочельник на новой вилле в Мюнхене недалеко от Херцогпарк, в которую переехала ее семья. Гитлер придумал для хозяев и их трехлетнего сына Эгона совершенно неожиданный рождественский сюрприз. Прежде чем представить его, он попросил своего старого друга Эрнста Ганфштенгля сыграть ему на пианино «Песнь любви» из «Тристана и Изольды». После этого Хелена накрыла рождественский стол: индейку (главное блюдо), на десерт – различные сладости и венское печенье. Гитлер выпил немного вина. Он сильно поправился в тюрьме и потому отказывал себе сейчас в мясе и алкоголе.
После еды и вручения подарков наступило время подарка Гитлера: он приятно поразил семью тем, что маршировал по комнате взад-вперед. При этом он имитировал шум сражений времен Первой мировой войны. Он трещал, свистел, гремел, выл так, как будто бы Ганфштенгли сидели прямо перед окопами. Они слышали прямо под рождественской елкой залпы орудий, шум гаубиц и мортир. При этом Гитлер подражал шуму выстрелов так же замечательно, как и вою снарядов в воздухе и грому взрывов. Другого такого рождественского вечера семье Ганфштенгль пережить еще не приходилось.
Один раз между Хеленой Ганфштенгль и Адольфом Гитлером случилась встреча, которая осталась в ее памяти как очень неприятная, в то время как он, вероятно, считал ее в высшей степени эротичной. Гитлер в этот вечер навестил Ганфштенглей и допоздна засиделся в их гостиной. Потом Эрнст Ганфштенгль на пару минут вышел из дома, чтобы вызвать такси для своего гостя. Гитлер использовал это время и опустился на колени перед Хеленой. Он бросился к ее ногам, назвал себя ее «рабом», жаловался, как плохо, что он встретился с ней слишком поздно. В то время как Гитлер наслаждался этим «горько-сладким» событием, Хелена отчаянно пыталась поднять его на ноги. И ей удалось это сделать как раз перед возвращением ее мужа.
Конечно, сразу же после отъезда Гитлера она рассказала ему, что случилось. Но Эрнст Ганфштенгль не воспринимал это трагично, он считал, что «бедный парень сидит в своем одиночестве, как в ловушке, и чувствует время от времени потребность выступить в роли миннезингера». В этот вечер Ганфштенгль верил еще, что Гитлер влюблен в Хелену. Но в последующие годы он стал свидетелем множества подобных сцен. Он был рядом, когда Гитлер заваливал всех возможных женщин цветами и целовал руки. В течение этого времени Ганфштенгль пришел к выводу, что это странное поведение не имеет ничего общего с «эротическим желанием», а только лишь с другой формой желания – желанием показать себя. Он считал Гитлера «органическим импотентом», человеком, которого приводили в глубочайшее возбуждение не женщины, а только собственные речи. Хелена Ганфштенгль разделяла эту точку зрения. Позже она сказала о Гитлере: «Он существо среднего рода, но не мужчина».