Секта
Шрифт:
На «исповеди» Калистратов поделился своими наблюдениями, высказав робкое предположение, что в прошлой жизни вполне мог быть кучером у графа Дракулы.
«Духовник» отнесся к его идее с кислой улыбкой.
— Вы читали роман Стокера? — спросил он после некоторой заминки.
Никакого Стокера Калистратов не читал. Раньше он интересовался только научной фантастикой, но, поступив на новую работу, вообще не брал книгу в руки.
— Значит, вы видели фильм, — заключил опекун. — Какой именно? «Дракула Князь Тьмы»? «Сын Дракулы»? «Невеста Дракулы»?
Точного ответа Калистратов дать не смог, но подтвердил, что кино про вампиров смотрел, и не один раз,
— И вы узнали себя в этом кучере?
Калистратов подтвердил. Его уверенность, казалось, произвела благоприятное впечатление. Тем не менее «духовник» счел своим долгом прояснить ситуацию:
— Видите ли, любезный, — он снизошел до того, что погладил Славу по голове, — есть большая разница между киногероем и реальным, скажем так, персонажем. Дракулы, которого вы видели на экране, никогда не существовало, а следовательно, и кучера. Между тем Владек, граф фон Дракула, действительно жил в Трансильвании и, будучи владетельным сеньором, имел вассалов, приближенных и штат обслуги, включая, разумеется, кучеров. Я бы сказал, гайдуков…
Калистратов узнал множество интересных вещей. Притом не только про Дракулу, у которого, оказывается, есть наследник, тоже граф Дракула, живущий в Германии. По мнению «духовника», настоящим вампиром был Тепеш, отпрыск побочной ветви. «Но это не имеет особого значения», — успокоил он приунывшего Славу, обогатив его скудную эрудицию массой самых разнообразных сведений о природе вампиризма, включая психический, энергетический и сексуальный. Так, к примеру, Калистратов узнал, что, помимо суккубов, высасывающих мужскую силу, существуют еще и инкубы, которые досаждают по ночам женщинам. В отличие от вампира-кровососа, который не отражается в зеркалах, боится дневного света, креста и чеснока, избавиться от инкуба практически невозможно. Распознать его можно только по оставленной сперме, синей и холодной, как лед. Благодаря дьявольскому, недоступному простым смертным дару инкуб способен вконец умучить даже самую похотливую нимфоманку.
Покончив с демонологией, в коей оказался куда как горазд, «духовник» перешел к вопросам практическим, куда более волновавшим Славу, чья потенция была настолько далека от инкубовой, что смешно даже сравнивать. Особенно ныне, когда она, по причине штрафных очков, падала, как ртуть в термометре в зимнюю стужу. Отлучение от горячего варева давалось особенно нелегко.
— Теперь давайте разберемся с вами, — медоточивым голосом предложил ангел-хранитель, окончательно утвердив Тепеша на роль Дракулы. — Ну почему обязательно кучер? Это же моветон, мой хороший, нонсенс. Ведь у вас такой гороскоп! Солнце в третьем доме, Венера в секстиле с Марсом… Не могли вы быть кучером… Постойте, вы точно помните, что возле вас на облучке никого не было?
Калистратов засомневался и вроде как припомнил, что рядом с ним действительно кто-то сидел.
— Вот видите! — обрадовался милостивый ясновидец. — И знаете, кто это был?.. Да вы же и были! Путешествующий студент или, скажем, юный паж, поступивший на службу к графине Франциске… Пустит она в постель какого-то извозчика — как же! Ведь верно?
Калистратов вынужден был согласно кивнуть. Кучер или конюх, пропахший лошадиным навозом, и потом графине как-то не с руки.
— Молодой, любопытный, отважный, вы залезли наверх, чтобы полюбоваться ландшафтом. Дорога шла через лес… Правильно? Вот видите: через лес… Полная луна сияла в ночном небе, разгоняя легкие облачка, пахло влажной листвой, в чащобах колдовским светом вспыхивали гнилушки и все такое… Кучер, знай себе, нахлестывал лошадей — гнедые в яблоках, шоры, плюмажи… Это его одолевал суеверный ужас, а вам все нипочем. «Мальчик резвый, красивый, влюбленный» — сорвиголова! А вот когда ваш кучер наделал в штаны от страха или вообще свалился к чертовой матери, вы и перехватили вожжи. Потому и запомнили себя сидящим на облучке. Какой же из вас кучер, голубчик, гайдук! Вы же потомственный дворянин, а следовательно, паж, вернее, оруженосец Тепеша, его стремянный. Вот так: стремянный.
Калистратов настолько вжился в образ, что ему мог бы позавидовать самый сенсетивный актер, прошедший школу Станиславского. Во сне его преследовали призраки краснорожего, с большими нафабренными усами Тепеша и бледной, как смерть, Франциски. Графиня всегда появлялась в бесстыдно распахнутом пеньюаре, и он бежал от нее по бесконечным замковым переходам. Мелькали мрачные залы со стрельчатым сводом, с лязгом обрушивалась с постаментов рыцарская арматура, и совы с фосфорическими глазищами выпархивали из клетки забрал.
И всякий раз, оглядываясь на виновницу ночных кошмаров, он не различал ее отражения в сумеречных глубинах, затянутых паутиной зеркал.
Обычно она настигала его в подземном склепе, где покоилась пара опустевших, со сдвинутыми крышками саркофагов. И где-то в самом углу обязательно возникал третий — заурядный дощатый гроб, предназначенный ему лично. Не стремянному Латоесу, а безымянному бомжу, который был когда-то инженером-технологом Калистратовым.
Явилось ли это провидением? Как знать…
От нестерпимой жути развязки спасал звон рельса: послушников созывали на ночные радения. К холоду и постоянному недоеданию добавлялся хронический недосып.
Но самым тяжким испытанием обернулись часы, проведенные в так называемом «волшебном шлеме», внешне напоминавшем космический. Возможно, первоначально он и был таковым, но списанный за ненадобностью, а то и просто украденный, подвергся существенной доработке. Не исключено, что в том же «почтовом ящике», где трудился Слава. Будучи инженером, он быстро разобрался в назначении вмонтированных внутрь устройств и на собственном опыте убедился в их дьявольской эффективности.
Шлем совмещал в себе систему датчиков, подключенных к энцефалографу, подведенные к вискам электроды, трубку, по которой поступал газ, и стереофоническую систему. Пока писалась энцефалограмма, снимая с различных участков мозга отчаянные сигналы, череп, в который этот вопящий электрическими всплесками мозг был заключен, подвергался изощренным пыткам. Сначала перекрывался доступ воздуха, и наступало удушье. Снабжение живительным кислородом возобновлялось буквально за секунду до клинической смерти, но не успевал испытуемый отдышаться, как на его лобные доли обрушивался разряд высокого напряжения, что опять-таки приводило к кратковременной коме. Иногда вместо электрошока использовали неизвестный наркотический газ, после которого наступал дремотный паралич. И все это происходило на фоне льющейся из наушников похоронной мелодии, перемежавшейся звуковыми сигналами предельной для слуха силы. Всегда одними и теми же, одними и теми же, одними и теми же. Зрение тоже подвергалось критической нагрузке. На стекле, куда была вмонтирована невидимая схема на жидких кристаллах, постоянно мелькало цветное изображение всевозможных фигур и знаков, в которых немыслимо было разобраться, настолько быстро одни сменялись другими. Ползли бесконечные ряды цифр, вспыхивали какие-то бесформенные пятна, взрывались звезды, рушились и возникали вселенные.