Сектор круга IV: Овны, Волки и Козлы, Кутолин Сергей

Сектор круга IV: Овны, Волки и Козлы

2012 г.

5.00 + -

рейтинг книги

Шрифт:

Кутолин Сергей Алексеевич СЕКТОР КРУГА VI. Овны, Волки и Козлы. «Мы свой, мы новый Мир построим. Кто был ничем, тот станет всем».– Интернационал. Клим начинал понимать, что у времени нет ни начала, ни конца не в том смысле, что реальное время не кончается, а в том, что как у Гомункула, личное время бесконечно и не имеет своих границ лишь бы это время удерживалось памятью. А память, как понимал Клим, исчезала после физической смерти. Ни диво дивное являл собой Гомункул и, по крайней мере, для него и у него с памятью всё было в порядке, а перевоплощение в пространстве и времени его, как он говорил «микробосуществовании», не было временем как в откровении Апостола: «ВРЕМЕНИ не БУДЕТ!». Из-за этого «фильтра», создаваемого стереотипами времени и нашими стереотипами, нам трудно воспринимать взгляды и точки зрения других людей, смотрящих на мир через свои собственные «фильтры», и тем более тяжело понимать и принимать людей, которые руководствуются критериями Вечного. Говоря языком современной науки, человек подобен замкнутой системе, которая не способна расти и изменяться, потому что практически не контактирует с окружающим миром. Говоря теми же терминами, в представлении Гомункула человек должен быть «открытой системой», то есть взаимодействовать с космосом и другими людьми, быть способным достойно отдавать и достойно получать. Из-за этой внутренней слепоты мы не способны отличить Истинные вещи от подделок, одетых в красивую мишуру. Например, между истинной магией, как представлял ее Гомункул, и современными взглядами на нее существует колоссальная разница, а настоящий врач и мистик по Гомункулу не имеет ничего общего с современным экстрасенсом или приверженцем психотехник и медитаций. Ведь и Магия, и искусство Врачевания, и Алхимия основаны не на знании человеком набора пассов, не на способности работать с различными полями и даже не на знании законов природы, а, прежде всего, на величайшей внутренней чистоте и стремлении к истинному Благу. Никакие магические силы не достигаются путем различных техник, а естественным образом открываются в человеке, являясь лишь отражением его высокой духовности и мудрости как у самого Эхнатона, указавшего путь к написанию Псалмов Псалмопевца. Вот почему не существует границ жизни и смерти, времени и пространства. Но стремящегося открыть эти силы в себе ждет долгий и трудный путь. «Необходимо искать и стучаться, обращаясь к всемогущей Силе внутри нас, и сохранять ее недремлющей; и если мы будем делать это правильным образом и с чистым, открытым сердцем, мы получим то, о чем просим, и найдем то, что ищем, и двери Вечного, что были заперты, откроются перед нами.…Все, что приходит от „духов“, есть колдовство. Такие духи фальшивы, и мы не верим в них; но мы верим в силу той мудрости, которая правит небесами и с которою можно познать все таинства природы. Колдовство называют магией, но магия есть мудрость, а в колдовстве никакой мудрости нет. Истинная наука знает все. Вечная часть всех вещей существует без времени, без начала и без конца.

Не бывает утраченных надежд. Все, что кажется невероятным, неправдоподобным и невозможным, может стать поразительно истинным в вечности». Гомункул, как и Парацельс, не верил, что что-либо может произойти вопреки законам природы, но он никогда не заявлял, что все законы природы уже известны. Он отвергал слепой фанатизм и легковерие невежественного духовенства своего времени, он требовал права читать Библию в свете своего собственного разума и отрицал мнения других, если находил их неверными, даже если эти мнения авторитетно и догматично провозглашались официальными хранителями науки или религии. Встреча Клима с Гомункулом заставляла его, хотя бы временно, отвлечься от быстротекущих событий его семейного времени, обратив внимание на такие общетеоретические вопросы Бытия, к которым он в силу полученного образования, не имел возможности отвлекаться. Но события, в том числе общественно – политического характера, явно свидетельствовали об изменении Эпохи. А это уже была Судьбоносность! А Гомункул, в очередной раз, встречаясь с Климом, говорил ему: «Смотри и слушай!». Клим смотрел и слышал такие подробности событий и фактов, которые казались ему фантастическими и еретически неправдоподобными, так что приходилось пить горькую чашу сознаваемых фактов до дна, хотя вся его натура противилась виденному и слышанному и хотелось чистым и ясным языком сознания говорить об оных днях, что создателем и строителем мощного государства СССР был созидатель Лаврентий Павлович Берия, которого так любил и привечал Мироныч, тот самый «мальчик из Уржума», «незапятнанный лидер большевизма», которого так зверски убили «люди заговора против доброго Сталина» – люди злодеев Каменева, Зиновьева, Троцкого и их камарильи. Этот самый честный из честных ленинцев Мироныч, т.е. просто Сергей Миронович Киров, помог Берии, с которым был знаком ещё по Баку, обойти первого секретаря Грузии Гегечкори и жениться на его дочери без согласия отца – грузина, никогда не забывавшего, что еще Иосиф Сталин называл Лаврентия «наш Большой Мингрел». Большой мингрел Берия старался, как мог везде и всегда, а его оболгали, его расстреляли, а сам де он был «агнец», который только и думал о счастье народов советской империи. По линии жены Нины у Берии были два знаменитых родственника Гегечкори: один – убежденный большевик, его именем назвали район в Грузии, другой, живший в изгнании в Париже, – министр иностранных дел в меньшевистском правительстве Грузии. (Позднее это явилось основанием для обвинения, сфабрикованного против Берии, в том, что он через свою родню связан с империалистическими разведками.). А любвеобильный Мироныч, которому, конечно, не хватало не только женской, но и девической ласки, так что по страсти он завсегда был близок к людям Кавказа, а потому понимал Большого Мингрела, никто как другой, этот самый Мироныч погиб в Ленинграде от своей страстной похоти к женщинам и неопытным девушкам. НКВД подробно выяснял интимные отношения Сергея Мироновича с артистками Большого театра и Ленинградского театра оперы и балета. Мильда Драуле прислуживала на некоторых кировских вечеринках. Эта молодая привлекательная женщина также была одной из его «подружек». Ее муж Николаев отличался неуживчивым характером, вступал в споры с начальством и в результате был исключен из партии. Через свою жену он обратился к Кирову за помощью, и тот содействовал его восстановлению в партии и устройству на работу в райком. Мильда собиралась подать на развод, и ревнивый супруг убил «соперника», застрелив его прямо в затылок, когда он барахтался на этой самой Мильде, не успев снять шинели и исподнего, так что следы его спермы, этого поистине Великого деятеля Революции, сохранились на его кальсонах, тихонечко пролежавших в запасниках Музея до тех пор, пока не были подвергнуты анализу судебной экспертизы, но уже в 21 веке. Великие тайны убийства этого милого друга, смертью своей положившего начало «кировскому потоку» репрессированных, замученных и расстрелянных без суда и следствия сохранялись в строжайшей тайне до нынешнего текучего времени. Всеми, от Хрущева до Горбачёва, создавался миф о здоровом ядре в ЦК во главе с Кировым в противовес Сталину и его единомышленникам. Вся семья Николаева, Мильда Драуле и ее мать, были расстреляны через два или три месяца после покушения. Мильда и ее семья, невинные жертвы произвола, не были реабилитированы до 30 декабря 1990 года, когда их дело всплыло на страницах советской прессы. А ведь именно Мироныч подал мысль Сталину приблизить Берия, с одной стороны, а с другой наблюдать за действиями в бане мойщицы – масажистки над любовницей дорогого Иосифа Виссарионовыча, которая после этой самой бани шествовала в постель к нему. Он с чувством внутренней радости слышал слова мойщицы – массажистки, обращенной к голой женщине, лежавшей перед ней: « А можно вас поцеловать в грудь!». Мироныч умел создавать приятную психологическую обстановку для своего друга. И такие моменты Сталин в нём очень даже ценил. Лишь немногие ведали, что бывший мальчик Коба ещё в детстве жалостливо обращался с животным: собрал кучу живых лягушек да сбросил их на острые камни с обрыва, их страдания радовали его. А, увидев свою мать после долгих лет разлуки, он обратился к ней со словами: «А, и ты здесь, старая шлюха!», он защищал мать от побоев отца, и лютая ненависть к нему стали основой его ненависти ко всем, кому он мог мстить, кому он хотел мстить и на кого в будущем он хотел бы пролить страдания. Вот почему он долго и упорно ждал, ждал, как верный ленинец, которым он никогда не переставал быть, но если гений Ленина касался тактики и стратегии против своих текущих и будущих противников, как, например А.А. Богданова (Малиновского), то для выросшего из Кобы человека: хитрость, зависть, злость являли собой непременный приступ наблюдения за всеми веселящимися по жизни. Одна из постоянных любовниц Сталина ведущая оперная актриса Большого театра, народная артистка РСФСР, народная артистка Грузинской ССР, трижды лауреат Сталинской премии В. А. Давыдова рассказывает о своем высокопоставленном любовнике: "Сталин – кривоногий, низкорослый, костлявый, неуравновешенный, грубый, завистливо-капризный – лежит рядом со мной на одной кровати, и я обязана его целовать, обнимать, ласкать… Рассмотрела его как следует: роста маленького, тело на редкость некрасивое, костлявое, ключицы выпирают, позвонки выделяются, туловище узкое и короткое, а руки и ноги чрезмерно длинные. Правая рука длиннее левой… В его характере: злобность, помноженная на злопамятство, мстительность и неверие… Со Сталиным я была в интимной связи 19 лет. Он меня любил по-своему и всегда с нетерпением ждал моего появления… Могу сказать, что все годы вынуждена, была притворяться, играть в страсть". И. В. Сталин, по свидетельству его бывшего секретаря Бориса Бажанова, "всегда спокоен, хорошо владеет собой. Скрытен и хитер чрезвычайно. Мстителен необыкновенно. Никогда ничего не прощает и не забывает – отомстит через 20 лет… Он не глуп и не лишен природного здравого смысла, с которым он очень хорошо управляется". У Сталина было ещё два качества. Он не любил критику, терпеть не мог критики в свой адрес. Он также никогда не считал себя виноватым, виноватыми были другие, и за это он наказывал их очень сурово, вплоть до расстрела. Но наказать своего лютого врага от НКВД Орлова, бежавшего в Америку, он не сумел. Так хитёр, умён и изворотлив был для него этот враг. Орлов был связан личной связью с «Иваном Васильевичем» (так Орлов обращался в своих сообщениях к дорогому Иосифу Виссарионовичу). Настоящая фамилия Орлова-Никольского – Фельдбин, он же «Швед» или «Лева» в материалах оперативной переписки. На Западе, впрочем, он стал известен как Александр Орлов. В начале 30-х годов Орлов возглавлял отделение экономической разведки Иностранного отдела ОГПУ, был участником конспиративных контактов и связей с западными бизнесменами и сыграл важную роль в вывозе новинок зарубежной техники из Германии и Швеции в Союз. В 1934-1935 годах Орлов был нелегальным резидентом в Лондоне, ему удалось закрепить связи с известной теперь всему миру группой: Филби, Маклин, Берджес, Кэрнкросс, Блантидр. Орлов был хорошо осведомлен о нашей агентурной сети в Англии, Франции, Германии и, конечно, в Испании. Орлов направил из Америки письмо лично Сталину и Ежову, в котором свое бегство объяснял тем, что опасался неизбежного ареста на борту советского судна. В письме также говорилось, что в случае попыток выяснить его местопребывание или установить за ним слежку он даст указание своему адвокату обнародовать документы, помещенные им в сейф в швейцарском банке. В них содержалась информация о фальсификации материалов, переданных Международному комитету за невмешательство в гражданскую войну в Испании. Орлов также угрожал рассказать всю историю, связанную с вывозом испанского золота, его тайной доставкой в Москву со ссылкой на соответствующие документы. Это разоблачение поставило бы в неловкое положение, как советское правительство, так и многочисленных испанских беженцев, поскольку советская военная поддержка республиканцев в гражданской войне считалась официально бескорыстной. Плата, полученная СССР в виде золота и драгоценностей, была окружена тайной. Орлов просил Сталина не преследовать его пожилую мать, оставшуюся в Москве, и если его условия будут приняты, он не раскроет зарубежную агентуру и секреты НКВД, которые ему известны. Среди этих секретов было и привлечение к работе Орловым Вильяма Фишера, позднее известного, как Рудольф Абель. Только много позже, после смерти дорогого Иосифа Виссарионовича, этот поиздержавшийся в частной жизни профессор одного из американских университетов ради гонорара публикует свою книгу: Orlov A. The secret history of Stalin's crimes. N.Y., 1953, где приводятся сведения о психоаналитических особенностях жизни руководителя СССР, превратившего Россию в имперскую державу. В анналах истории содержится только одно упоминание о действительно гомосексуальной связи в жизни Сталина. Предположительно, любовником был венгерский еврей К. В. Паукер, начальник личной охраны Сталина в начале и середине 30-х годов. Паукер, описанный Орловым как обладатель «неприлично красных и чувственных губ и страстных черных глаз», был целиком предан Сталину. Орлов вспоминает, как он узнал об особенных отношениях между Паукером и Сталиным: «Летом 1937 года, когда большинство руководства НКВД было уже арестовано, я случайно встретил в одном из парижских кафе некоего Г., венгра по национальности, который был подпольным агентом зарубежного отдела НКВД и старинным приятелем Паукера. Полагая, что он недавно приехал из Москвы, и, надеясь узнать у него последние новости об арестах, я присел за его столик. «С Паукером все в порядке?» — пошутил я, даже и, не предполагая, что что-нибудь может тому грозить. «Как ты можешь!» — воскликнул он, глубоко потрясенный, как будто я сказал что-либо кощунственное. «Паукер значит для Сталина гораздо больше, чем ты предполагаешь, он более чем друг… и более чем брат. Уж это-то я знаю», — сказал он с многозначительным ударением» (р.224, 352–353). Паукер исчез во время многочисленных чисток 1937 года вместе с остальными. Если у Сталина и были с ним сексуальные отношения, он не был склонен к сентиментальному их восприятию. Сталин мог вообще не воспринимать их как гомосексуальную связь, если он, допустим, играл в них чисто «активную» роль (например, позволяя Паукеру делать минет). На той же странице, где Орлов описывает рассказ Г. о гомосексуальности Сталина, он также цитирует сделанное Г. описание вечера, на котором Паукер изображал Григория Зиновьева перед расстрелом. Зиновьев падал на колени и обнимал ноги палачей: «Сталин наблюдал за каждым движением «Зиновьева» и громко хохотал. Заметив, что Сталину понравилась эта сцена, гости потребовали, чтобы Паукер повторил представление. Паукер повиновался. На этот раз Сталин смеялся так безудержно, что согнулся пополам и обеими руками держался за живот. А когда Паукер сымпровизировал и, вместо того чтобы упасть на колени, воздел руки к небу и воскликнул: «Услышь, Израиль, наш Бог — единственный Бог», Сталин больше не мог этого вынести и, задыхаясь от смеха, знаками велел Паукеру прекратить представление» (там же, 353). Особенностью дорогого Иосифа Виссарионовича была любезность и обходительность, когда этого требовали не столько обстоятельства, на которые он, скорее всего, плевать хотел, а то чувство художественного гостеприимства, которые возникали по причине его кавказской национальности и Клим с удовольствием лицезрел, как и всегда по желанию Гомункула, некоторые индивидуальные картины Кремлевского бытия: Когда в зал вошли физиолог Иван Павлов и химик Николай Зелинский, все, аплодируя им, встали… Сталин произнес тост: «За советскую науку». Павлов поклонился и выпил большую рюмку водки. Калинин попросил его сказать пару слов.

— Вчера я отпраздновал свое восьмидесятилетие,—

тихим голосом начал Павлов, но его прервала овация. Тост, поднятый за советскую науку, очень необходим. Я сейчас узнал, что здесь присутствует Ягода. Мне бы хотелось посмотреть на это чудовище, которое давит науку нашей страны.

Никто не ожидал от Павлова такой смелости. В зале стало шумно. Сталин подошел к Павлову.

— Продолжайте, пожалуйста, Иван Петрович, мы вас слушаем, — сказал он спокойно.

— Несколько дней назад я работал в лаборатории вместе с американскими коллегами. Вдруг ввалились агенты ГПУ, забрали все бумаги со стола, нескольких моих ассистентов увезли на машинах. Мы старались выяснить, в чем дело, какова причина обыска и ареста, но не получили никакого ответа…

— Иван Петрович, — прервал Павлова Сталин, — даю вам слово, что ваши сотрудники будут освобождены и вернутся в институт. Товарищ Ягода будет наказан. — Потом обратился к Калинину: — Михаил Иванович, вы назначаетесь председателем комиссии по расследованию ареста сотрудников Ивана Петровича Павлова. Прошу вас досконально все изучить и освободить людей.

Лицемерный Калинин кивнул головой. На этом банкете Сталин высказался публично еще раз:

— Пришло время притормозить органы ГПУ, которые чересчур много на себя взяли. Пора ими заняться. Как вы считаете, товарищи?

После этих слов все, аплодируя, поднялись. Здесь находились и будущие жертвы: Тухачевский, Гамарник, Фельдман, Егоров, Каменев, Ежов, Рыков, Бухарин, Агранов и многие, многие другие…

После банкета Валерия Барсова на своих коротеньких ножках направилась к сцене, петь. Несмотря на свои сорок лет, она прекрасно выглядела. Иосиф Виссарионович не сводил плотоядного взгляда с ее декольте. Потом конферансье торжественно объявил: «А сейчас выступит наша изумительная Кармен — Вера Давыдова!»

Ворошилов и Тухачевский преподнесли любовнице Сталина цветы. В полночь гости разошлись. И Ворошилов, и Тухачевский предложили Давыдовой место в машине. В их спор со смехом вмешался Сталин:

— Что это: два волка спорят из-за добычи? Учтите, на вашей дуэли секундантов не будет!

Наглядные картины для Клима множились. Он, конечно, понимал, что жизнь науки не определяется лишь противоборством героев и злодеев. В условиях существующей власти мудрого творца и учителя И.В. Сталина не могло быть даже и намёка на явное сопротивление гению партии Маркса– Энгельса – Ленина – Сталина, если сам великий Сталин прилюдно обращал внимание на «отвратительное поведение» Крупской, делавшей свои замечания. Он открыто вещал об этом: «Если Крупская пользуется одним унитазом с Лениным, то это не дает ей права критиковать нашу партию». Когда любимец Сталина Чкалов, настолько любимец, что ему было позволено обращаться к самому Сталину по имени, когда этот любимец отказался от назначения министром МВД страны по предложению дорогого Иосифа Виссарионовича, то и погиб в «случайной» авиационной катастрофе. Нет, и не могло, быть таких героев в стране Советов, которые могли обойтись без благословения Гения Сталина.

Только конформист-приспособленец имел право на жизнь и утверждение своих научно – технических, литературных, новаторских идей при Сталине, а это означало продолжение мысли гения Ленина относительно скудо умости интеллигенции вообще, и науки в частности. Ленин не мог простить либералам «охмурения» своего родного брата Александра, который не пошёл на конформизм и соглашательство с властью Александра Третьего и был повешен решением Суда Империи. Мудрый Сталин от всех форм живой интеллектуальной собственности требовал, по крайней мере, конформизма, т.е. соглашательства без всяких «принципов и оговорок».

Выдающимися конформистами были президент Академии наук А. Н. Несмеянов, академики С. Е. Северин и В. А. Энгельгардт. Участь конформистов трудна. Им приходится сотрудничать со злодеями и терпеть неодобрение современников. Да и грань между героизмом, конформизмом и злодейством тонка. И едва ли утешеньем им может быть сознание выполненного долга – спасенье тех, кого такой ценой удается спасти, долга сохранения важного для всех нас «общего дела». Джордано Бруно не был конформистом.

«Николай Иванович Вавилов – биолог, автор выдающихся научных работ, академик Академии наук СССР, академик и президент Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук имени Ленина (ВАСХНИЛ), президент Всесоюзного Географического общества, создатель и директор знаменитого Всесоюзного Института Растениеводства (ВИР), директор Института Генетики АН СССР, знаменитый путешественник и исследователь, член академий и научных обществ Чехословакии, Германии, Англии, Испании, США, Мексики, Болгарии, Индии, почетный президент 7-го Международного генетического конгресса 1938 г. в Эдинбурге, неотразимо обаятельный человек – был арестован 6 августа 1940 г. и, после многомесячных пыток, 9 июля 1941 г. приговорен к расстрелу. 26 июля 1941 г. Президиум Верховного Совета СССР отказал в просьбе о помиловании. Однако его не расстреляли. Он пробыл в камере смертников до конца июня 1942 г., когда смертную казнь ему заменили 20-летним тюремным заключением. 26 января 1943 г. Н.И.Вавилов умер от голода в Саратовской тюрьме. Сергей Иванович Вавилов – физик, автор выдающихся научных работ, академик Академии наук СССР, научный руководитель Государственного Научного Института (ГОИ), организатор и директор знаменитого Физического Института АН СССР (ФИАН), редактор научных журналов и популярных изданий, член Государственного Комитета Обороны (ГКО), неотразимо обаятельный человек, президент Академии наук СССР, умер на этом посту своей смертью 25 января 1951 г.».

Сведём ученых – ителлигентиков всех мастей к простым исполнителям наших поручений, скромно оплачиваемых надсмотрщиков и будем оплачивать их труд не выше заработной платы рабочего или вообще не оплачивать, используя инструмент репрессии, как форму достижения покорности, а их соглашательская политика с политикой партии есть партийная наука, партийная литература, партийная жизнь в условиях, где «народ и партия едины». Вся буржуазная мораль и заключается в том, что последователи всей этой гнилой интеллигенции видят: »Расцвет российской науки, связанный с именами К. Ф. Кесслера, Г. Е. Щуровского, Великой княгини Елены Павловны, принца А. П. Ольденбургского, А. П. Богданова, генерала Шанявского, купца X. С. Леденцова, сотен (по их мнению) выдающихся ученых —, а остановка расцвета де не переобучение их сознания в пролетарское, а репрессии, административный и идеологический пресс, завершившимися в 1940 г. арестом Н. И. Вавилова и смертью Н. К. Кольцова. Надежды на ослабление этого пресса после Победы в Великой Отечественной Войне не оправдались. Репрессии продолжились. Окончательный разгром биологии произошел в августе 1948 г. на сессии ВАСХНИЛ». Ох, уж эти Овны! Беда с ними, шалунами. И если бы не маршал Берия да генерал Судоплатов всем этим курчатовым, зельдовичам ой как долго бы пришлось ковать оружие, чтобы зачурбанить класс капитала. Куда нам без Понтекорво, Ферми, Фукса да Оппенгеймера. Ребята славные и помогли нам. За что им и низкий поклон. Правда, их не сумели репрессировать как всех этих туполевых, королевых, поликарповых, камковых, кутателадзе и прочих «овых». Приходилось подъезжать к ним на салазках буржуазного менталитета, втираться в доверие, поминая их всегда добрым словом, перевертывая вверх дном белое на черное, доходя до их сознания и ушей милыми байками льстивого подвывания, взывая к долгу честных людей, тем самым, обращаясь в ту ипостась, которая и была на суде в личине Александра Ильича Ульянова. Интеллигент оставался самим собой.

Он не изменялся в поколениях и не был конформистом. Опять же Хейфец познакомился с молодым Бруно Понтекорво, тогда студентом, учившимся в Риме. Хейфец рекомендовал Понтекорво связаться с Фредериком Жолио-Кюри, выдающимся французским физиком, близким к руководству компартии Франции. В дальнейшем именно Понтекорво стал тем каналом, через который в СССР поступали американские атомные секреты от Энрико Ферми. «Хейфец некоторое время работал секретарем Крупской. Его Хейфец вращался в различных кругах Сан-Франциско, пользовался большим уважением коммунистов и левых (они называли его «мистер Браун»). Опекаемый им светский салон госпожи Брамсон часто посещали нелегально состоявшие в компартии США Роберт Оппенгеймер и его брат Фрэнк. Хейфец рассказывал, что дважды встречался с Оппенгеймером и его женой на коктейле. К тому времени до Хейфеца уже доходили слухи о начале работ над сверхбомбой, но Москва все еще сомневалась в важности и неотложности атомной проблемы. Тогда же Хейфец сообщил, что Оппенгеймер упомянул о секретном письме Альберта Эйнштейна президенту Рузвельту в 1939 году, в котором обращал его внимание на необходимость исследований для создания нового оружия в связи с угрозой фашизма». Опытный профессионал Хейфец прекрасно знал, как расположить к себе Оппенгеймера. Не могло быть и речи о том, чтобы предложить ему деньги, прибегнуть к угрозам или шантажу с использованием компрометирующих материалов. Благодаря личному обаянию он установил доверительные отношения с Оппенгеймером через его брата Франка, обсуждая сложную ситуацию в связи с нападением японцев на Перл-Харбор и нависшую над миром угрозу фашизма. Ленинский принцип: «Доверяй, но проверяй!» был использован вполне, когда для анализа данных Хейфица привлекли Семенова. «Семенов пришел в органы госбезопасности в 1937 году. Он один из немногих имел высшее техническое образование, и его послали учиться в США, в Массачусетский технологический институт, чтобы в дальнейшем использовать по линии научно-технической разведки. Он эффективно действовал как оперативный сотрудник под прямым руководством Овакимяна, который работал под прикрытием советской внешнеторговой фирмы «Амторг» в Нью-Йорке. Именно Семенову и его помощнику Курнакову удалось установить прочные контакты с близкими к Оппенгеймеру физиками из Лос-Аламоса, работавшими в 20-30-х годах в Советском Союзе и имевшими связи в русской и антифашистской эмиграции в США. Так стал регулярно действовать главный канал поступления информации по атомной бомбе. Это Семенов привлек к сотрудничеству супругов Коэнов, выполнявших роль курьеров. Лона Коэн передала в 1945 году важнейшие научные материалы по конструкции атомной бомбы. Семенов, используя свои связи в Массачусетском технологическом институте, определил, кто из видных ученых участвует в так называемом Манхэттенском проекте по созданию атомной бомбы, и независимо от Хейфеца сообщил весной 1942 года, что не только ученые, но и американское правительство проявляют серьезный интерес к этой проблеме. Семенов сообщал также, что в проекте участвует известный специалист по взрывчатым веществам Кистяковский, украинец по национальности. Было дано указание использовать агентуру среди русских эмигрантов для обеспечения подходов к Кистяковскому. Однако два наших важных агента в США – бывший генерал царской армии Яхонтов, женатый на сестре жены наркома госбезопасности СССР Меркулова, эмигрировавший в США после гражданской войны, и Сергей Курнаков, ветеран операций ГПУ по эмиграции в США, не смогли привлечь Кистяковского. На связи у Семенова некоторое время находились супруги Юлиус и Этель Розенберги. Научно-техническая информация Розенбергов не имела существенного значения, – они со своими родственниками были подстраховочным звеном, далеким от основных операций. Позднее арест и суд над ними привлек внимание всего мира. Семенову принадлежит, пожалуй, основная роль в создании канала поступления разведывательной информации по атомной бомбе, через который в 1941-1945 годах был получен, как пишет Терлецкий в своих воспоминаниях, секретные американские отчеты, а также английские материалы с описанием основных экспериментов по определению параметров ядерных реакций, реакторов, различных типов урановых котлов, диффузионных разделительных установок, дневниковые записи по испытаниям атомной бомбы и тому подобное. В марте 1942 года Маклин предоставил СССР документальные данные об интенсивной работе по атомной проблеме в Англии. В том же году советская военная разведка привлекла к сотрудничеству Фукса. Детальный доклад Фукса («Чарльз») был доставлен диппочтой после того, как он встретился 19 сентября со своим курьером Гарри Голдом. Доклад содержал тридцать три страницы текста с описанием конструкции атомной бомбы. Позднее мы получили дополнительное сообщение по устройству атомной бомбы через каналы связи от Холла («Млад»), которое передала Лона Коэн. В материалах содержалось подробное изложение главы доклада правительству и Конгрессу США по устройству атомной бомбы, которая по соображениям секретности была опущена в официальной публикации, – докладе комиссии Смита, опубликованном 12 августа 1945 года. Оппенгеймер и генерал Гровс редактировали этот доклад. Фукс сообщил, что Оппенгеймер отказался подписать доклад, опубликованный комиссией, поскольку, как он считал, в нем была дезинформация, направленная на то, чтобы задержать атомные исследования в других странах. Среди материалов, которые были получены в сентябре-октябре 1945 года, были некоторые разделы доклада, не попавшие в отчет комиссии Смита и фотографии помещений заводов в Ок-Ридже. Они были особенно ценными, поскольку в СССР также приступили к строительству предприятий и форсировали работы по созданию первого атомного реактора. Двенадцатистраничная справка-доклад, составленная Семеновым, по устройству атомной бомбы была направлена Берии и Сталину. Этот документ фактически лег в основу программы всех работ на следующие 3–4 года». Так бесславно закончились философские установки о бредовости буржуазной науки и с её эйнштейновскими завихрениями, в которых товарищ Невский, по убеждению Ильича, основательно разобрался и сделал долгосрочные прогнозы о гибели науки эксплуататорского класса отпускников империализма, в котором всегда было, есть и остается подозрение обмана масс, поскольку человек родился от обезьяны, но тут же её убил. Ведь если есть пролетариат, то буржуазия не нужна. Товарищ Сталин как верный ленинец это твердо знал и продолжал заветы Ильича. Отсюда полстраны за колючую проволоку. А те, кто вещает, что наш дорогой товарищ Иосиф Виссарионович Сталин слишком круто обращался со своими предателями и предателями нашей Родины, пусть подумают о том, а зачем же они, хихикая на судебных процессах, где на них громы и молнии метал самый мудрый из мудрых юристов, образованнейший человек, академик, многие годы бывший ректором МГУ, товарищ Вышинский, который в своих пролетарских трудах по юриспруденции выдвинул тезис: «признание обвиняемого и есть доказательство его вины», разве обвиняемые не понимали, что они признали свою вину перед народом, разве после этого они не являются самыми лютыми врагами народа и пособниками зарубежных разведок и разве после таких гнусных деяний они не должны быть расстреляны. Против кого ополчились – против товарища Сталина, против народа, строющего новый Мир рабочих и крестьян, мир, завещанный нам Лениным, проводником и продолжателем дела которого является вождь и учитель товарищ Сталин! Всех расстрелять, всех их пособников сгноить в лагерях, пусть перевоспитываются в лагах и гулагах, отрабатываю свои иудины деньги, полученные от мракобесов капитализма. Туда, их туда. И вот уже в наше время копаются буквоеды в делах репрессированных и всё доказывают, что все эти бухарины, рыковы, гамарники, косиоры оболгали себя во время следствия. Разве такое возможно. Разве в нашей стране были пыточные, психушки и прочие методы, ослабляющие тело, магию человеческой мысли и письменных признаний, когда всенародная очевидность окончательного развития коммунизма открыта навсегда над общей могилой буржуазии, а нашему человеку строителю социализма в отдельно взятой стороне становилось душно на душе от частых раздражений, исходящих от этих врагов народа. Народ надеется на срок ближайшего будущего, когда товарищ Сталин и все его сталинцы, наконец, уведут всех наших внутренних врагов народа, а заодно и буржуазию, в ту загробную жизнь, где сверху донизу все они допьют свою чашу предательства до дна, туда им скатертью дорога. Не становись поперек пути поезда, у которого в коммуне остановка, не становись поперек железной дороги имени верного сталинца Лазаря Моисеевича Когановича. Лазарь Моисеевич Коганович, второе лицо в государстве после дорогого товарища Сталина. Председатель Президиума Верховного Совета. Человек, объединивший органы государственной безопасности в то, что позднее стало знаменитым КГБ. Человек, лично руководивший чистками, охватившими страну в тридцатые-сороковые годы. Человек, репрессировавший людей так, как никто до него. Человек, который лично повинен в смерти не менее 20 миллионов человек. Человек, под чьим руководством строилась это фантастическое московское метро, более двадцати лет носившее его имя. Предатели на земле ещё дышат, а вы коммунизм в словах ищете. За дело, товарищи… Лазарь жадно, двумя руками, ухватил управление страной. События последующих лет превзошли даже самые смелые его мечты. Каганович установил в стране тотальный террор. Русские люди, ещё не оправившись, снова испытали на себе ужас «красного террора» Троцкого, но теперь в исполнении его наследника – Кагановича. Метод работы Лазаря был весьма простым. Он сидел за столом в своём кабинете и отдавал приказы, словно заказывал блюда в ресторане. Завтрак: Крестьянская проблема? – «Усилить голод. Сослать в Сибирь!» Обед: Политическая проблема? – «Расстрелять несогласных. Подозреваемых отправить в исправительные лагеря, которые исправляли только на тот свет». Ужин: Проблемы за границей? – «Усилить нашу деятельность!». Лубянка снова стала тюрьмой, из которой не возвращались. Эта борьба не на жизнь, а на смерть продолжалась до 1939 года, до того времени, как на горизонте забрезжила война с Гитлером. После этого всё моментально оборвалось и стихло, как в своё время и началось. Он уже добился положения, как никто другой. Он, как и в своё время, Троцкий, управлял транспортным отделом ЦК, был председателем Центральной комиссии по проверке партийных рядов, возглавлял комиссию по подготовке Семнадцатого съезда партии. Когда Сталин поехал отдыхать на Чёрное море, именно Лазарь заместил его в Москве. Никто в стране не имел стольких доступов к партийному управлению как Лазарь Каганович. И он напористо продолжал расширять сферу своего влияния. Ничего не оставалось без его внимания. Он даже фальсифицировал результаты секретного голосования по выборам в Центральный Комитет, уничтожив около 300 бюллетеней, где Сталин был вычеркнут, потому что альтернативой Сталину на посту Генсека был не кто иной, как тогда ещё живой Киров, который уничтожал троцкистов с гораздо большей решимостью, чем сам Сталин. Газеты были заполнены Лазарем Моисеевичем Кагановичем. Он был польщён, когда в очередной раз в «Нью-Йорк Таймс» о нём появилась длинная хвалебная статья: «Репутация Лазаря Кагановича по завершению грандиозных проектов в России затмевает самого Сталина. Мистер Каганович – отец идеи машинно-тракторных станций, МТС, в которых верховодят коммунистические комиссары. Эти комиссары руководят коллективизированными крестьянами, стимулируя сельскохозяйственную продукцию, и консолидируют «сельскохозяйственную революцию». Кагановичу так же приписывают либерализацию литературы и искусства, которые произошли в Советской России за последние несколько лет. Он – председатель Моссовета, что является трудным постом, а также и членом Политбюро. Сейчас же он занимается возрождением железных дорог. Это задача многим оказалась не по зубам, однако, не таков мистер Каганович». Ну и что, что при Сталине, миллионы людей были репрессированы, отправлены в лагеря, многие из них погибли. Ну и что? Зато мы впереди планеты всей. Если Сталин наслаждался интимными связями со своими любовницами в роскошных условиях, а заключенным он устроил совсем иную "частную жизнь, в ужасных условиях». Зато люди жили и другим не мешали жить. Рожали детей, и противозачаточные средства им были не нужны.

– Лариса? Где ты. Ее отправили в дальний ОЛП, тоже женский. Начальником там был один армейский капитан, из штрафников. Он не пропускал ни одной бабы. Сидит себе в конторке и наблюдает из оконца. Увидит, какую помоложе, поманит пальцем:

– А ну подь сюда.

– Слушаюсь, гражданин начальник.

– Тебя как зовут?

– Воронкина, Зинаида.

Начальник задумается, повременит несколько, да где там, разве всех упомнишь.

– Зинаида, Зинаида… Ты у меня, кажется, на отметке не была, а?

1 2