Секториум
Шрифт:
Ксюха обиделась. Теперь я знала наверняка, что если вернусь из экспедиции, то первым делом пойду на разговор с Вегой, и, что бы он ни сказал, больше никогда не стану обвинять его в трусости. Я скажу ему, что все, что он делал на Земле, он делал правильно и вел себя гораздо более достойно, чем мы, аборигены, заслуживали. Вот тебе раз! Почему я стала рассуждать о нас в прошедшем времени? Мы еще не достигли цели, мы не знаем, насколько она опасна, а Вега знал. Он боялся за нас раньше, чем мы начинали видеть эту самую опасность с близкого расстояния. Потому что мы, в отличие от него, слепы. А тот, кто слеп, не может решать
— Джон, — попросила я, — поговори с Ксюшей о Сириусе. Она не понимает, где ложные, а где реальные ощущения. — Джон удивленно посмотрел на меня. — Объясни ей, как формируются фальшивые слэпы. Объясни ей что-нибудь про влюбленность, чтобы она понимала, что с ней происходит.
— А надо ли?
— Надо, потому что девчонка страдает по нему до сих пор. А страдания, которые не приносят облегчения, есть фальшивые страдания.
— Сириуса цитируешь? — улыбнулся Джон.
— Все! Разговор окончен. Миша! — обратилась я к самому занятому члену экипажа.
— Подожди, — донесся голос из запертого сегмента.
— Нам надо собраться вместе и поговорить…
— Потом.
— Когда? Миша, так дальше продолжаться не может!
— Подожди! — повторил голос.
— Нам надо собираться вместе хотя бы на час в день.
— Ты мне мешаешь.
Не знаю, спал ли он хотя бы час в сутки. Он вел себя так, словно до окончания работы ему не хватало вечных пяти минут. Словно комиссия ждала его на защиту, а он не мог закончить последнюю формулу в диссертации. Он выбегал из сегмента порыться в аптечке, выпивал допинг, опять запирался. К нему войти имел право только Имо и только потому, что не спрашивал разрешения.
— Что он там делает? — поинтересовалась я однажды.
— Работает, — ответил Имо. — Что же еще?
«Если мы вернемся на Блазу, — думала я, — займусь серьезной наукой. У сигов есть методика обучения самых глупых студентов, если это нужно. Мне позарез надо было понять, что делает Миша за компьютером. Конечно, на учебу уйдут все мои сбережения, но если Адам меня простит, для него это сущая мелочь. Он обязательно простит, потому что с момента возвращения и до конца своих дней я буду являть собой образец добродетели. И еще, когда я вернусь, обязательно разыщу Хабу, но не стану рассказывать ему о проблемах. Скажу ему то, что никогда не говорила, но часто слышала от него: что рада его видеть, что скучала, что он классный парень и я горжусь тем, что жизнь свела нас в одной компании, таких разных и несуразных. Потом я явлюсь на работу и продемонстрирую бэтам еще одно человеческое свойство, о котором они не подозревали. Я скажу, что люблю их, что они подарили мне вторую жизнь на чужой планете, и я счастлива с ними работать. Представляю, как они удивятся».
— Идите сюда! — донеслось из запертого сегмента.
Занавес исчез. Этого призыва экипаж ждал ежедневно, ежеминутно, и, как только он прозвучал, тишина воцарилась на палубе.
— Идите сюда, сказал! — повторил Мишин сердитый голос. — Приехали!
— Это шутка? — спросил Джон, когда увидел в поле экрана «белую планету».
— Или старая запись? — предположила я.
Ближе всех к истине оказалась Ксюша:
— Это та самая?.. Вы здесь уже были?
Борисыч почесал бороду и не ответил.
— Борисыч, — настаивала она. — Это та самая или не та самая?
Миша показал пульт управления, взмокший в его ладони. Кнопка хода погасла.
— Если это чья-то шутка, убью! — сказал он, и все посмотрели на Имо.
Имо не шутил. Он честно передал управление Мише. Изображение поступало с внешних трансляторов. За последние четыре года оно не изменилось.
— Так, — сказал Миша. — Что-то я не наблюдаю контакта. Что-то я не заметил ковровых дорожек и пионеров с цветами.
Имо пошел к трапу.
— Куда? — Миша выпрыгнул вслед за ним. — Без меня с корабля ни шагу!
Они оба влезли в капсулу, следом за ними вошла я, за мной, ни слова не говоря, Ксюха… уперлась руками в дверь, чтобы ее не выставили.
— Борисыч, я здесь без тебя не останусь!
Миша вынес ее в коридор на себе, но она увернулась, и снова оказалась в капсуле.
— Прекратите! Успокойтесь вы оба! — попросила я. — Никто не уйдет с корабля, пока мы не успокоимся, и все не обсудим…
— Мертвая зона! — закричал Миша. — Чего ее обсуждать? Мне надоело! Хватит! — он потащил Ксюху из трапа за шиворот, но на его пути оказался Джон, похоже, единственный, кто сохранил трезвый рассудок.
— Никто никуда не уйдет с борта, — сообщил он с редким для себя самообладанием. — С этого борта никто никуда не уйдет, потому что трап не работает.
Действительно. Только теперь все заметили, что не вышла ни одна панель. Никто из решительно настроенных членов экспедиции не смог выйти за борт, не сработал даже выход в багажник, в котором хранился «Марсион» — единственное транспортное средство, способное встать на грунт «белой планеты».
Миша пошел к своим приборам. Имо вышел из трапа и вошел в него еще раз. Трап не работал, капсула не отходила. На корабле воцарилась мертвецкая тишина, которая никак не была похожа на отсутствие контакта. Мрачную мысль я оставила при себе, но Миша ее выразил как нельзя более точно:
— Мы в плену, господа! — сообщил он. — С чем вас горячо поздравляю.
— Вы просто не умеете ждать, — ответила я.
— Что ж, — сказал Миша. — Будем учиться, — и демонстративно возлег на матрас. — Когда надоест, скажете.
Он закрыл глаза и дождался, пока толпа уйдет из его сегмента. Имо пошел к трапу, чтобы еще раз убедиться. Джон с Ксюхой пошли ему сочувствовать. Миша не спал неделю подряд. Я надеялась, что он отключится, если ляжет. Миша лежал. Время шло. Не летело, а ползло по стенам. Прошел час, детей что-то рассмешило в коридоре, потом они полезли в старые коробки, нашли какой-то хлам и притихли. Миша не спал, делал вид… Он вскочил с матраса только однажды, когда по звуку из коридора понял, что Ксюха лезет в трап. Он выскочил, надавал ей по попе, накричал на Джона и Имо, которые подпустили ее к капсуле, затем снова улегся.
Сутки на корабле не уснул никто. Пассивный контакт продолжался, неосязаемый и безмолвный… но экипаж успокоился, разбрелся по углам. Имо опять стал рисовать, потому что делать было совершенно нечего. У меня испортилось настроение. Я представила, что будет, если мы не вернемся на Блазу. Я не извинюсь перед Адамом, не поговорю с Вегой, не разыщу Махмуда…
— Миша, — спросила я тихо, — ты спишь или притворяешься?
— Сплю, — сказал он.
— В твоем «парусе» есть аварийный режим? — Миша приоткрыл опухший глаз. — Чтобы в самом пакостном случае мы все-таки смогли вернуться.