Секториум
Шрифт:
В качестве последнего аргумента Джону была предложена схема обитания блазианских землян, которая не соответствовала распределению пятен ни количественно, ни качественно. Последний аргумент человечества против службы безопасности Сигирии, благодаря которому мы до сих пор живы.
— Это ненадолго, — сказал Джон, ознакомившись с ландшафтом в деталях. — Скоро они поймут, что здесь земной след. Поймут, когда найдут Махмуда.
— Хаба здесь ни при чем! — возразил Миша. — Хабу даже на допрос не таскали!
— Еще как при чем. Пока вы сидите под облучателем, Хаба бегает по Блазе кругами, бессистемно и бесконтрольно. Он такой же носитель макрослэпатического феномена,
— Хаба? — переспросили мы в изумлении.
— Он ведь здесь нелегал, — напомнил Джон. — Служба безопасности его не знает. Пока он бегает по Блазе в статусе нелегала, бояться нечего. — Он еще раз осмотрел проекцию и окреп в своем убеждении. — Конечно, у Хабы своя манера подчиняться геомагнетизму. И на Земле, и здесь, он перемещается по схожей траектории.
— Воистину, нет бога, кроме Аллаха, — сказала я, но Миша со мной не согласился.
— Кто это такой? — спросил он. — Что за Хаба? Впервые слышу.
— В самом деле, кто такой Хаба? — поддержала его Ксю. — Ирина Александровна?..
Я не знала, что и ответить.
— Разве я говорила про Хабу? Я сказала: нет бога, кроме Аллаха.
Все подозрительно посмотрели на меня, потом на Джона.
— Джон, — сказал Миша, — нет никакого Хабы.
— А Хаба, — спросил Джон, — знает, что его нет? Вы можете его об этом информировать?
Хаба не носил коммутатор, не пользовался общественными узлами связи, никогда не предупреждал о своем визите, потому что не умел это делать. Искать Хабу на Блазе — все равно что ловить в пустыне бешеного верблюда.
— Меняем транспортную кодировку башни, — осенило Мишу. — Меняем все коды, чтобы ни одно такси не пришло сюда по старому адресу. Всех надо предупредить! Немедленно!
Предупредили всех, только Имо остался при своем салоне, даже не сменил код дверного замка.
Среди ночи меня снова разбудил полтергейст: «нехорошо отказываться от приглашения», — прочла я в почтовой строке коммутатора и задумалась. Фраза составлена по-русски, блазиане строят предложения иначе, да и иностранцы-земляне тоже. Назойливые преследователи боятся Джона и предпочитают контактировать не со мной, а с Ксю. Они не могут открыто общаться с нами, но уверены, что зададут полетную программу кораблю. И главное: им позарез надо выманить нас из Галактики. Зачем? Я вспомнила леляндров, которых Имо в детстве лепил из пластилина. Тогда чертовщина утихла, да и сейчас она его не тревожит, потому что вся конура изрисована такими же странными фигурами. Одного леляндра, подаренного лично мне, я сохранила в банке. Зеленый человечек с сердцем вместо головы и сквозными дырами вместо глаз, не утратил с годами ни целебных свойств, ни безобразного облика. Текст пропал, но к утру пришло новое послание, точно такое же, ничем не отличающееся от тех, что приходят к нам на компьютерные узлы ежедневно.
Миша днем и ночью работал, наверстывая упущенное. Джон сидел возле компьютера, чтобы Миша имел возможность работать, и ужасно тяготился этим. Вега скрывался от допросов. Имо не делал ничего, но его рисунки последних безумных дней все больше напоминали леляндров. Я решила ему позвонить, чтобы удостовериться, где-то в глубине своего флионерского естества, он все еще с нами.
— Хочешь, я слеплю новый оберег? — предложил он.
Имо сидел в мастерской, и плел ремень из проволоки.
— Попробуй, — сказала я, — только Джон считает, что этим радикально проблему не решить.
— А ты готова решать ее радикально? — вдруг спросил мой сынок, и я растерялась.
Ответы на все вопросы в Секториуме испокон веков знал только Вега. Он же решал, что можно и нужно делать. Особенно хорошо он знал, чего делать нельзя, и умел убеждать. Только на вопросы, связанные с Имо, Вега ответов не знал, поэтому насторожился с первого дня его появления и не расслабился даже тогда, когда перестал быть шефом.
— Зачем Птицелов прислал его тебе? — спрашивал он каждый раз, когда был недоволен моим младшим сыном.
Вега всегда был недоволен тем, чего не мог понять. Спустя много лет, он так и не избавился от навязчивого вопроса:
— Зачем тебе отдали ребенка? Чтобы защищал? Так пусть защищает, хватит чудищ на себе рисовать!
— На что вы намекаете? — не поняла я.
— У его корабля есть режим скорости, на котором распадаются макрослэпы. Если Мише удастся ввести этот режим раньше, чем вы окажетесь в гостях…
— Я его разгоню с одного пинка!!! — влез в разговор Миша. — Лучше посоветуй, как забрать пульт у жадной Макаки?
— Птицелов знал, что делает, — продолжил мысль Вега. — Похоже, он заранее предвидел такого рода опасность. Не исключено, что его корабль — единственная возможность выпутаться.
— Насколько хватит одного сеанса разгона? — спросила я. — На год? На месяц? Пока есть источник, макрослэп будет восстанавливаться сам.
— И каждый раз вы будете разгонять корабль, — повторил шеф. — Потому что другого выхода я не вижу.
— Але, — снова вмешался Миша. — Шеф, а пульт?
— Да, — согласилась я, — Имка пульт не отдаст.
— Что же он, совсем бестолковый? — вздохнул шеф и задумался. — Хорошо, я с ним поговорю.
Вега лично пошел в салон. Миша висел на связи, чтобы первым узнать результат. Ксюша висела на Мише, чтобы узнать результат второй. Джон делал вид, что этот результат известен ему заранее. Я не хотела знать ничего. Идея казалась мне стоящей и не такой уж рискованной, если Миша уверен в том, что сможет управлять этим сумасшедшим транспортом. Если он клялся своим здоровьем, что выполнит на трех кнопках любой маневр — уже полдела. Но Миша клялся, что «три кнопки» — это самая гениальная панель управления, и классная защита от глупых Макак, гуляющих по космосу без дела. Трехкнопочный ребус Миша решал не один год и был уверен, как никогда. Кроме того, он был уверен, что такого пульта достаточно для управления кибер-Вселенной, создать же кибер-Вселенную Миша грозился из двух кнопок, а в наследство человечеству оставит одну — чтобы училось думать, но не смогло себе навредить. Появление четвертой кнопки в этой безупречной системе Миша считал предвестием апокалипсиса, и был так заразителен в своих убеждениях, что ему не смог возразить даже ученый сигирийский совет.
— Вы будете смеяться, — сказал Миша без злорадства, снимая с уха коммутатор, — но Имка послал шефа дальше, чем меня.
Джон встал с дивана.
— Теперь я пойду говорить, — заявил он. — Пусть меня пошлет.
Миша засобирался с ним.
— Хочу посмотреть, куда… — объяснил он.
Ксюха тоже обулась и натянула мой плащ.
— Составлю компанию всем посланным, — сказала она. — Ирина Александровна, вы не обидитесь, если я на прощанье тресну ему по шее?
Мне ничего не осталось, как следовать за ними. Надо было удостовериться, что по шее получит Имо, а не случайный посетитель салона. Ольга Васильевна, заметив столпотворение у башни, задраила дверь. Эта женщина продолжала любить Имо, как хорошего мальчика. Ее бы огорчило известие, что мальчик вырос и унаследовал от отца не лучшие черты характера. Ей незачем было знать о цели нашей вылазки.