Селфи со многими неизвестными
Шрифт:
– То есть всего три комплекта?
– Да, – кивнула она.
– Скажите, Нина Сергеевна, а вы наводили справки у консьержа?
– Знаешь, Женя, спросила. Он сказал, что посторонние сегодня вообще не заходили в подъезд. К девочке Трофимовых только забежала одноклассница, но она здесь часто бывает. Честно говоря, меня интересовало, не возвращалась ли Рита. Но Дмитрий, так консьержа нашего зовут, говорит, что сегодня видел мою внучку один раз рано утром, когда она в колледж уходила.
– А у вас были основания подозревать, что Рита вернулась раньше и куда-то снова ушла?
– Я знаю ее расписание. Внучка могла прийти раньше, только если сбежала
– И она могла закурить сигарету в квартире?
– Все подростки рано или поздно пробуют табак, – при этих словах щеки Нины Сергеевны зарделись румянцем, – но Рита знает мое отношение к курению. И наслышана об остром нюхе бабушки. Не думаю, что это она. Но и других вариантов придумать не могу, не получается. Разве что решить, что бабка начинает потихоньку в маразм впадать и все навыдумывала.
– Нет, на таком выводе мы останавливаться не будем, – ободряюще улыбнулась я, – Рита могла зайти с приятелем, который не подозревал о запрете на курение. Или вышло другое недоразумение. Или девочка действительно бунтует и решила не останавливаться на полумерах. В любом случае все в конце концов выяснится.
– Надеюсь, что так и будет.
– Кстати, небольшой совет. Сегодня и в ближайшие дни не расспрашивайте Риту обо всем этом. Просто будьте настороже и внимательно наблюдайте.
– Повторится ли нечто подобное?
– Да. Вы же не заметили явных признаков обыска или пропажу каких-то вещей?
– Все остальное на месте, так что нет, не заметила. И, говоря откровенно, воровать у нас особо нечего.
– Скажем, это не совсем так, – окинула я внимательным взглядом комнату. – За полминуты я насчитала семь предметов, которые могли бы заинтересовать домушника. И это только в гостиной. Так что, кто бы сегодня ни явился сюда, он, вероятно, не имел намерения ограбить квартиру.
– А что же тогда? – испугалась она.
– Пока не знаю. Если хотите, я останусь сегодня на ночь. И вообще побуду несколько дней, чтобы исключить все возможные риски и оценить степень опасности.
– Не думаю, что в этом есть необходимость, – медленно протянула подопечная, – нет. Это действительно не мог быть посторонний человек или, скажем, вор. Может, правда Игорь заходил? Или Рита куролесит? В любом случае все это ерунда. Я разволновалась, а нервы и без того расшатаны.
– Бдительность никогда не бывает лишней.
– Вы правы, Женечка, ой, прости, ты права. Но, думаю, это обычное недоразумение, и рано или поздно оно обязательно разъяснится. Давай больше не будем об этом.
– Как скажете.
Поскольку тема вторжения в жилище была объявлена закрытой, мы с Ниной Сергеевной ее больше не касались. Но я отметила для себя, что странное происшествие может быть не просто недоразумением, а звеном в цепи загадочных событий. И решила не торопиться сбрасывать его со счетов.
Мы немного поболтали о разной ерунде. Обсудили последние новости, погоду здесь и в Тарасове, тенденции на ниве государственного и частнопредпринимательского бухучета. Потом я задала несколько вопросов о юности тети Милы и Нины Сергеевны, и собеседница пустилась в долгие воспоминания. Я не прерывала ее, полагая, что в таком странном семейном деле пригодиться может любая информация, тем более что подопечная плавно перешла к рассказу о замужестве, а потом и к рождению сына.
– Ты не представляешь, Женечка, каким Игорек рос замечательным
– Какой же?
– Постоянно бояться за своего ребенка. – При этих словах на глаза женщины навернулись слезы.
– Э, – замялась я, – даже не знаю, что сказать. Профессия военного обычно напрямую связана с риском. Кстати, мне любопытно, Игорь ее сам выбрал?
– Да, кажется, он всегда хотел быть офицером, и мы всей семьей это обсуждали. И я не была против. Профессия военного мне всегда казалась благородной. Но о риске я как-то никогда не задумывалась. Просто в голову не приходило, пока не столкнулась со всем этим непосредственно.
– Помню, вы говорили, что Игорь служил в горячих точках.
– Сначала он попал в Афганистан, – при этих словах на лицо женщины легла тень. – Тогда Игорь еще не был офицером, его просто призвали на общих основаниях. Отобрали в десантную роту спортивных, владеющих приемами рукопашного боя мальчишек. Мы тогда не знали, куда их пошлют, и ребята сами не знали. Сын уже из учебки часто звонил нам. Рассказывал, правда, о казарменном быте довольно скупо, наверное, их предупреждали, чтобы не болтали лишнего. Но кое-что проскальзывало. Говорил: «Приемы отрабатываем, стрельбу и часто паримся в бане». Я из этих слов никаких выводов не сделала.
– Их готовили к другому, жаркому климату, – с пониманием кивнула я.
– Муж тоже все сразу понял. Он хоть и не военный был, но на оборонную промышленность работал, с военными много общался и понимал все их шифры. В общем, Толик все понял, но сказал мне не сразу. Постепенно подготавливал, что ребят, вероятнее всего, готовят к отправке в Афганистан. А когда до меня дошло, вот тогда случилась настоящая истерика. Я рыдала и умоляла мужа что-нибудь сделать. С Игорем разговаривать не могла. Только трубку в руки возьму – сразу в слезы, а расстраивать его не хотелось. Вообще, знаешь, Женя, это в корне неправильно – отправлять мальчишек, почти совсем еще детей, на войну. Это меняет их самих и калечит сердца их матерей.
– Так испокон веков заведено. Молодые, обычно гибкие, быстро учатся, хорошо приспосабливаются. Преступление – отправлять под пули совсем не подготовленных мальчишек. А что до изменений – все люди меняются. Но, соглашусь с вами, перемены, которые могут произойти на войне, более разительны. Так Игорь попал в Афганистан или нет?
– Конечно, попал. Избежать этого было нельзя. Но я Толика день и ночь умоляла, плакала, устраивала истерики. Постоянно нервничала, не могла есть, спать, сильно похудела, лицо стало страшного землистого цвета. Не было ни секунды покоя, пока сын находился там. Оставалось только молить Бога, чтобы отвел от ребенка погибель. Игорь пробыл в Афганистане триста шестьдесят шесть дней, ровно год и один день. И я начинала и заканчивала каждый свой день на коленях с молитвой Николаю Чудотворцу, чтобы сотворил чудо и мальчишка мой вернулся ко мне живой и невредимый. И он действительно вернулся, но был уже другим. В глазах, знаешь, появилось что-то неуловимое и пугающее, – она не выдержала, расплакалась и потянулась за упаковкой бумажных платочков, лежавших на комоде. – Ой, прости меня, Женечка! Все-таки разревелась.