Сельва не любит чужих
Шрифт:
Смерч закрутил человека, оторвал от земли, будто невесомую игрушку, швырнул вверх, вниз, подхватил, не позволив разбиться о твердь, снова подбросил и уронил вдали оттуда, где взял, с размаху швырнул в буйный, вспенившийся поток лесного ручья, в считанные мгновения обернувшегося морем крутящейся, дыбящейся, воющей влаги…
Последним, что успел увидеть Дмитрий, был ярко-оранжевый сполох, рванувшийся прямо навстречу откуда-то сбоку, где никак не могло находиться небо.
Затем наступило Ничто.
И когда лесной царь Тха-Онгуа
Вот он, лежит совсем близко, у самой кромки ручья, снова ставшего тихим и ласковым, лежит, распластавшись на мокрой глинистой земле, и не слышит, как раздвигаются кусты, не видит вынырнувшего темного широкоскулого лица, украшенного рядами насечек. Н'харо Убийца Леопардов над лежащим чужаком. За ним, в высоком кустарнике, вырастают еще две плохо различимые в тумане фигуры.
Мгамба и Дгобози не спешат приближаться. Они наготове, и, если Н'харо что-нибудь угрожает, их копья не позволят недругу причинить старшему ущерб.
– Красногубый! – говорит Н'харо, не оборачиваясь, и на темном лице его – омерзение, словно по коже проползла гнусная жвиргха. – Красногубый!
Двое младших обмениваются короткими взглядами.
Этого, который лежит, принесла белая звезда, в том нет сомнений; они прошли вслед за ним от рубежа сельвы до погибшей деревни мохнорылых и с трудом нашли после того, как отъярился Тха-Онгуа. Он – посланец Незримых, иначе не может быть. Но он – красногубый, а красногубые приносят зло…
– Он прошел через ярость Тха-Онгуа, – после долгого молчания говорит смышленый Мгамба.
– Его шкура лишена пятен, – добавляет приметливый Дгобози.
Н'харо-вожак согласно щелкает языком.
Действительно, этот красногубый не похож на тех, несущих зло. Те облачены в пятнистые шкуры, не пропускающие воду. На этом – одеяние серебристое, словно отблеск полной луны. И он в одиночку прошел тропой Тха-Онгуа, что не под силу никому из красногубых, одетых в пятнистое…
Трудно решать, когда нет рядом мудрых старцев.
– Дынгуль! – коротко приказывает Н'харо.
Мгамба и Дгобози радостно вскрикивают. Мудр вожак, мудр, словно старый дгаанга! Как просто, как верно решил! Конечно же: дынгуль! Испивший настой чудесного корня не знает устали в течение трети дня, но и не может кривить душой, даже если пожелает того…
Незнакомца бережно перевернули на спину. Поднесли к обметанным губам калебас, осторожно влили в рот глоток пряной влаги, затем еще один.
Затрепетали ресницы. Дрогнули и разошлись веки.
– Ты кто? – спросил Н'харо, коверкая говор мохнорылых; язык красногубых вовсе не был известен ему, но ведь всякий знает, что оба племени Пришедших хоть и не дружны, но состоят в близком родстве и без труда понимают друг друга.
– Кото т-тыы?
Принесенный белой звездой молчал, словно не понимая.
– Й-э! –
Красногубый пошевелил головой. Скривил губы, напрягаясь, вытолкнул с трудом:
– Земляни…
– Йа-хэй! – не удержался от радостного возгласа юный Мгамба. – Земани!
Все трое заулыбались. Йа-хэй-йо! Не о чем больше спорить. Найденный у ручья назвал себя, и в шепоте его нет злобы. Он не притворяется: никому не под силу обмануть дынгуль. Он – земани, принесенный белой звездой, и пусть никто никогда не слыхал о таком племени, но точно известно: от земани, хоть и красногубых, людям дгаа не бывало никакого зла.
Раз так, его нужно нести к старцам, к вождю, к дгаанге.
К тем, кто понимает больше, чем обычные воины.
– Земани умер, – сообщил Дгобози.
Н'харо, все еще улыбаясь, рассеянно кивнул. Конечно, умер. Короткой смертью, смертью дынгуль. Так бывает с каждым, впервые отведавшим волшебного настоя. Никакой беды в этой смерти нет, ее можно прогнать, и она уйдет. А для земани сейчас лучше быть мертвым, чтобы не стать помехой тем, кто понесет его через сельву.
– Йу-тхэ, – негромко пожелал Мгамба. – Спи, земани!
Красногубый не откликнулся.
Он плыл куда-то, и ласковая упругая волна была похожа на тихий вечер. Мысли постепенно стирались, делаясь тяжелыми и тусклыми. Лишь страх еще покалывал: явь это или бред? Он так мечтал встретить людей, что мог вызвать их силой воображения…
Неужели сейчас все исчезнет?
«Все хорошо, Димка, – говорит Дед, и большая мягкая ладонь осторожно касается затылка, приглаживая вихры. – Все хорошо, внучок…»
Его поднимают и несут.
Или ему это кажется?
Глава 2
Дела пограничные
1
ВАЛЬКИРИЯ. Форт-Уатт. 27 декабря 2382 года
Как сказано, так и есть: желанна для ничтожных, населяющих Твердь, снисходительность облеченных властью, но и вдвойне ужасен для них благородный гнев. А посему пусть будут низкорожденные усердны в служении и да остерегутся заслужить немилость…
В половине дневного перехода от стойбища Железного Буйвола великий Канги Вайака, Ливень-в-Лицо, повелел каравану остановиться. Покинув пуховые подушки, сошел он наземь из громадного своего паланкина, положенного по рангу носителю титула Левой Руки Подпирающего Высь. Ничем не выдавая гнева, подождал, пока свитские выстроятся в шеренгу. Неторопливо и бесстрастно обвел взглядом посеревшие лица. И каждый, на ком задерживал свой янтарный взор Канги Вайака, полноправный наместник той части мира, что ограничена ручьем на опушке сельвы, сжимался в комочек, надеясь сделаться незаметным, словно крохотная полуденная тень.