Семь циферблатов
Шрифт:
– Не может этого быть!
– И тем не менее это так.
С минуту леди Мейо молча смотрела на него, притом не столь холодно, как прежде, а экипаж между тем тряхнуло на ухабе, и он свернул в сторону.
– Послушайте меня, мистер Холмс. Мой дорогой Алек уже отправил письмо в полицию на имя сэра Чарлза Уоррена, комиссара.
– Благодарю вас, я видел это письмо. Видел я и печать с гербом Российской империи.
– И тем не менее, – продолжала она, – я повторяю, что парк под присмотром сторожей, дом охраняется…
– Однако лиса всегда
– Речь не только о сторожах! В эту самую минуту бедный Алек сидит в комнате дома старой постройки, с толстыми стенами, и дверь заперта изнутри на два замка. Окна забраны такой плотной решеткой, что сквозь нее и руку не просунешь. Камин старинный, полузакрытый, и с таким узким дымоходом, что человек в него не пролезет, к тому же он зажжен. Как на него может напасть враг?
– Как? – пробормотал Холмс, покусывая губы и постукивая пальцами по колену. – Одну ночь он, пожалуй, и может чувствовать себя в безопасности, ибо…
Леди Мейо сделала едва заметный нетерпеливый жест.
– Ни одна мера предосторожности не была забыта, – торжествующе произнесла она. – Даже крыша охраняется. Слуга Алека, Трепли, с похвальной быстротой доставив письмо в Лондон, возвратился поездом, который пришел раньше, чем ваш, взял лошадь в деревне и в настоящую минуту находится на крыше Холла, преданно охраняя своего хозяина.
Эффект, произведенный этой речью, был необычен. Шерлок Холмс вскочил на ноги и, дабы не упасть, схватился за поперечину; ветер поднял полы его плаща.
– На крыше? – переспросил он. – На крыше? – Затем он повернулся и схватил кучера за плечи. – Подстегни-ка лошадей! – крикнул он. – Ради Бога, подстегни лошадей! Нам нельзя терять ни секунды!
Над головой передней лошади несколько раз громко щелкнул кнут. Захрапев, лошади галопом рванулись вперед. Нас подбросило, и в наступившем замешательстве послышался сердитый голос леди Мейо:
– Вы не помешались рассудком, мистер Холмс?
– Скоро вы узнаете это. Мисс Форсайт! Вы на самом деле слышали, чтобы великий князь когда-либо называл этого человека Трепли?
– Я… нет! – запинаясь, произнесла Силия Форсайт; вопрос поверг ее в изумление, и она не знала, что отвечать. – Как я уже говорила вам, Ча… – о Господи! – великий князь называл его Треп. Я подумала…
– Вот именно! Вы подумали. Но на самом деле его зовут Трепов. По вашему первому описанию я сделал вывод, что это лжец и предатель.
Изгороди проносились мимо, звенели удила и сбруя, мы летели вместе с ветром.
– Возможно, вы припомните, – продолжал Холмс, – с каким замечательным лицемерием взирал этот человек на то, как его хозяин разбивает часы? Это был взгляд, полный смущения и стыда, не так ли? Можно было бы подумать, глядя на него, что мистер Чарлз Хендон сошел с ума. Откуда вам стало известно о пяти других часах, которых в действительности не было? Вам Трепов рассказал о них. Прятать часы или настоящую бомбу в шкафу действительно было бы сумасшествием, если бы великий князь Алексей и вправду когда-либо делал это.
– Но, Холмс, – возразил я, – если уж Трепов его личный слуга…
– Быстрее, кучер! Быстрее! Да, Уотсон?
– Наверняка у Трепова была масса возможностей убить своего хозяина, ножом или, скажем, ядом, без этого дополнительного эффекта с бомбой.
– Этот, как вы выразились, дополнительный эффект для революционеров обязателен. Без него они не действуют. Их жертва должна быть уничтожена в огне и грохоте, иначе в мире не заметят ни их самих, ни того, сколь они сильны.
– Ну а что же письмо сэру Чарлзу Уоррену? – спросила леди Мейо.
– Оно, несомненно, было выброшено в ближайшую канаву. Ага! Похоже, это и есть Грокстон-Лоу-Холл.
Последующие события этой ночи несколько перемешались у меня в голове. Помню вытянутое в длину низкое строение из красного кирпича в стиле Якова I, с окнами, разделенными средником, и с плоской крышей; казалось, оно несется нам навстречу по усыпанной гравием дорожке. Пледы отброшены в сторону. Леди Мейо, словно выйдя из оцепенения, принялась раздавать короткие указания группе встревоженных слуг.
Мы с Холмсом поспешили вслед за мисс Форсайт; из холла мы поднялись наверх по дубовым ступенькам широкой лестницы, устланной ковром, после чего оказались перед приставной лестницей с узкими ступенями, ведущей на крышу. У подножия этой лестницы Холмс остановился и коснулся руки мисс Форсайт.
– А вы оставайтесь здесь, – тихо произнес он.
Он опустил руку в карман, и раздался металлический щелчок; я понял, что и Холмс вооружен.
– Идемте, Уотсон, – сказал он.
Я последовал за ним по узким ступеням. Он осторожно приподнял люк, ведущий на крышу.
– Ради Бога, ни звука! – прошептал он. – Стреляйте, если увидите его.
– Но как нам найти его?
И опять холодный ветер пахнул нам в лицо. Мы крадучись двинулись вперед по плоской крыше. Вокруг нас стояли высокие, с расплывчатыми очертаниями дымовые трубы, железные закопченные крышки над ними сияли при лунном свете как серебро. В дальнем конце, где на фоне неба была видна стропильная нога фронтона, возле одиноко стоявшей, омытой лунным светом трубы, затаилась темная фигура.
Голубым огоньком вспыхнула спичка, засветившаяся затем чистым желтым светом, и спустя мгновение послышалось шипение зажженного запала, вслед за тем в трубе загрохотало. Холмс бросился вперед, огибая дымовые трубы и парапеты, по направлению к ссутулившейся фигуре, торопливо отступавшей в сторону.
– Стреляйте, Уотсон! Стреляйте!
Наши револьверы выстрелили одновременно. Я видел, как Трепов резко повернул к нам свое бледное лицо, и в ту же секунду вся дымовая труба поднялась в воздух столбом белого пламени. Крыша вздыбилась под моими ногами, и я, почти теряя сознание, покатился по свинцовым полосам, в то время как черепки и осколки кирпичей летели над головой и с шумом ударялись о железные крышки над трубами.