Семь дней в искусстве
Шрифт:
Впрочем, когда затихают разговоры и толпы расходятся по домам, настоящее блаженство – остаться в зале в окружении прекрасных произведений искусства!
Глава 1
Аукцион
Ноябрьский полдень в Нью-Йорке, 16:45. Кристофер Бёрг, главный аукционист «Кристис», проверяет звук. Пятеро рабочих ползают на коленях с линейками в руках и рассчитывают такое
Бёрг опирается на трибуну из темного дерева и с легким английским акцентом выкрикивает в пустой зал:
– Один миллион сто. Один миллион двести. Один миллион триста. Это с покупателем от Эми по телефону. Это не вам, сэр. И не вам, мадам. – Он улыбается. – Один миллион четыреста тысяч долларов даме сзади… Один миллион пятьсот… Благодарю вас, сэр.
Кристофер Бёрг смотрит на воображаемый список телефонов, который будет подготовлен сотрудниками «Кристис» незадолго до торгов, и размышляет, стоит ли подождать еще одного предложения. Он терпеливо ждет, кивает, подтверждая, что телефонный покупатель не пойдет дальше, и снова смотрит в зал, чтобы окончательно психологически оценить двух других воображаемых покупателей.
– Готово? – спрашивает он любезным тоном. – Продано… Один миллион пятьсот тысяч долларов джентльмену у прохода, – и Кристофер так резко и сильно ударяет молотком, что я подпрыгиваю.
Молоток расставляет все точки над i и выносит приговор. Он завершает каждый лот, но это также небольшая расплата для тех, кто не сделал достаточно высокую ставку. Бёрг весьма искусно размахивает морковкой: Это уникальное произведение искусства может стать вашим! Разве оно не прекрасно?! Посмотрите, сколько людей хотят получить его! Присоединяйтесь, сделайте жизнь веселее, не беспокойтесь о деньгах… Затем в мгновение ока бьет палкой всех, кроме одного, готового заплатить больше, будто любые соблазны и буйства арт-рынка проявились в ритме одного лота.
Пустой зал – мизансцена тревожного сна аукционистов и актеров. И тем и другим снится, что их застали голыми перед аудиторией. Однако в самом повторяющемся кошмарном сне Бёрг не может вести торги, поскольку его аукционные заметки выглядят как неразборчивая абракадабра.
– Вижу, как сотни человек начинают беспокоиться, – поясняет Бёрг. – Актеру подана реплика, а он не может выйти на сцену, а я не могу начать торги, потому что не могу разобраться в собственных записях.
Многие готовы умереть, лишь бы заполучить «секретную книгу» Бёрга. Она вроде сценария торгов. Сегодня в ней шестьдесят четыре страницы, по одной на лот произведений искусства. На страницах приводится схема, где кто сидит, с пометками, кто, как ожидается, сделает ставку и является ли этот человек агрессивным покупателем или «любителем легкой наживы», ищущим халявы. На каждой странице Бёрг также записал суммы, оставленные заочными участниками торгов, и резерв продавца (цена, ниже которой работа не должна продаваться) и т. д. Для почти сорока процентов лотов указаны страховые суммы, гарантированные каждому продавцу независимо от того, будет его работа продана или нет.
Два раза в год (в мае и ноябре) в Нью-Йорке и три раза в год (в феврале, июне и октябре) в Лондоне «Кристис» и «Сотбис» соответственно проводят крупные торги произведений современного искусства. Совместно они контролируют девяносто восемь процентов мирового аукционного арт-рынка.
Слово «торг» предполагает скидки и выгодные покупки, но аукционные дома стремятся добиться максимально высокой прибыли. Более того, именно эти невероятные суммы превратили аукционы в зрелищный вид спорта для высшего общества.
Сегодня
– К моменту торгов, – объясняет Бёрг, – я уже иду полным ходом, не сворачивая. Полсотни раз репетирую торг, сводя себя с ума, и перебираю все возможные варианты будущих событий. – Бёрг поправляет галстук и одергивает темно-серый пиджак. Его стрижка настолько обычная, что не нуждается в описании. У него прекрасная дикция и сдержанные жесты. – На вечерних торгах, – продолжает он, – аудитория настроена враждебно. Настоящий Колизей, где зрители держат наготове большие пальцы, чтобы поднять или опустить их [5] . Они хотят дойти до всеобщей катастрофы, моря крови, вопят «Уволоките его!» – или жаждут рекордных цен, невероятного азарта, хохота – этакая вечеринка в театре.
5
Жесты, используемые древнеримской толпой: поднятый большой палец руки, вероятно, означал помиловать побежденного гладиатора, опущенный обрекал его на смерть (примеч. ред.).
Бёрг считается лучшим аукционистом, мастером своего дела. У него репутация человека по-настоящему обаятельного и обладающего жестким контролем над залом. Я представляю его уверенным дирижером оркестра или авторитетным церемониймейстером, а не жертвой гладиаторских боев.
– Если бы ты только знала, как я боюсь, – признается он. – Аукцион – одно из самых скучных занятий, известных человечеству. Люди сидят по два часа, а этот идиот всё бубнит и бубнит… Здесь жарко. Неудобно. Люди засыпают. Для нашего персонала это очень напряженная работа, а для меня – настоящий ужас.
– Но выглядит так, будто ты хорошо проводишь время, – возражаю я.
– Это виски, – вздыхает Бёрг.
Его воображение выходит далеко за рамки цен, которые он объявляет. У игроков даже в самой беспримесной части мира искусства есть характер. Бёрг выглядит совершенно обычно, но, как выясняется, его внешняя заурядность, по крайней мере частично, преднамеренная.
– Я всегда беспокоюсь, что стану манерным и начну вести себя карикатурно. У нас есть небольшая армия коучей и преподавателей речи, которые наблюдают за нами. Нас снимают на видео, а затем делают разбор отснятого, чтобы мы избавились от дефектов речи, убрали суетливые движения и другую ненужную манерность.
Давление общественного мнения – относительно новое явление для тех, кто занимается современным искусством. Искусство художников-современников не продавалось публично с помпой вплоть до конца 1950-х.
Карьера художника вроде Пикассо совершалась частным образом. Люди могли знать его как знаменитого художника, говорить что-то вроде «мой ребенок может рисовать не хуже», но их не волновали суммы, которые платят за работу такого художника, – они их просто не знали.
Теперь же художники могут попасть на первые полосы национальных газет только потому, что на аукционе за их работы заплачены огромные суммы. Более того, с момента, когда работа покидает мастерскую художника, до ее публичной перепродажи проходит всё меньше и меньше времени. Спрос коллекционеров на новое, свежее, молодое искусство находится на небывало высоком уровне, но, как объясняет Бёрг, это также вопрос предложения:
– У нас заканчивается запас старых работ, наш рынок приближается к сегодняшнему дню. Из оптового магазина подержанных вещей мы превращаемся в нечто, близкое к розничной торговле. Нехватка старых работ выводит на первый план новые.