Семь главных лиц войны, 1918-1945: Параллельная история
Шрифт:
После второго летнего наступления в 1942 г., который привел вермахт на Кавказ, война «демодернизировалась». Этот перелом был тем более важен, что боевая мощь советских вооруженных сил неуклонно нарастала. Многочисленным немецким частям пришлось заняться рытьем окопов, и это крайне изматывало солдат, привыкших легко продвигаться вперед. Они становились безразличными и вялыми, легко ударялись в слезы, и никакие слова их не успокаивали. Количество пищи уменьшалось, мясо исчезло из солдатского рациона. Кухни на колесах больше не проходили по дорогам. Немецкая армия вновь оказалась в условиях войны 1914–1918 гг.
Такая ситуация сложилась под Сталинградом с конца 1942 г.
Гитлер полностью отдавал себе в этом отчет.
23 января 1943 г. Геббельс записал: «В убежище фюрера мы со Шпеером сидели у камина в течение долгих
9 марта Гитлер объявил Геббельсу, что больше не желает иметь подобных союзников на Восточном фронте. А в октябре он презрительно отозвался о примкнувшей к рейху армии генерала Власова, когда под Курском дезертировало много русских солдат-власовцев. Все они бежали с поля боя. Отныне речь уже не шла о войне «Европы против большевизма». Затем фюрер разозлился на Геринга, обещавшего отправлять окруженным по 300 тонн провианта в день, но так и не сумевшего преодолеть планку в 150 тонн. Вскоре эта цифра вообще упала до 40 тонн в день из-за плохой погоды и разрушения взлетно-посадочных полос{212}. В особенности он был разгневан на военачальников, которые, по словам Геббельса, «своими удручающими новостями делали фюрера подозрительным, чего не бывает, когда речь идет о старых товарищах по партии». Однажды за завтраком Гитлер вновь вернулся к вопросу об итальянцах, которые «никогда до этого не были настолько трусливыми». Вдруг позвонил Цейцлер. Он сказал, что большевики прорвали немецкую линию на протяжении шести километров: «Наши войска более не в состоянии сопротивляться, их настолько выкосили голод и холод, что они полностью потеряли способность сражаться». Эта новость глубоко поразила фюрера.
Не меньше волновало его поведение маршала Паулюса и его генштаба. Гитлер был сильно удручен тем, что они сдались в плен русским, а не покончили с собой. Мало того: генерал Зейдлиц создал Национальный комитет «Свободная Германия», а затем и Союз германских офицеров, требовавший от солдат вермахта прекратить боевые действия. Все это, конечно, давало фюреру повод укрепиться в своих подозрениях насчет верховного командования.
Тогда было принято решение ограничить в Германии размах торжеств в честь годовщины прихода Гитлера к власти (30 января), а Геббельс в берлинском Дворце спорта выдвинул свою программу тотальной войны (Totalkriegsf"uhrung). В кинохронике «Дойче вохеншау» мы видим, как он заражает своей воинствующей истерией молодые партийные кадры, и те, наэлектризованные, в ответ на его клич «Вы хотите тотальной войны?» дружно кричат: «Да!»
Хотя неслыханные победы, одержанные Гитлером на международном и внутреннем поприщах в течение предыдущих восьми лет, обеспечили ему незыблемую популярность в Германии, сам он пришел в полное смятение от русской кампании, растоптавшей его самоуверенность, а также от бомбардировок союзников, которые принимали все более разрушительный характер. Города Вупперталь, Гамбург, Вильгельмсхафен, Эмден, затем Эссен стали жертвами мощнейших бомбежек, пока Гитлер не решился эвакуировать часть населения из Берлина. «Мы оказались перед лицом английского террора связанными по рукам и ногам», — писал Геббельс{213}. Проблема бомбардировки немецких городов была самой острой. Гитлер не выдерживал очной ставки с ужасами войны, впрочем, как и Геринг. Ни разу он не посетил попавшие в беду города. Не то чтобы его парализовал физический страх: скорее, он не хотел видеть горькой правды. Фюрер также ни разу не появился на фронте. Можно заметить, что начиная с осени 1941 г. его практически не видно в кинохронике «Дойче вохеншау»: один раз его показали пролетающим в самолете над Минской областью, в другой раз — с генштабом, да еще — рассматривающим маленькую переносную печку, придуманную для обогрева солдат. И публичные выступления Гитлера прекратились, вопреки настойчивым просьбам Геббельса, который в течение лета 1943 г. хотел поставить вопрос о Сталинграде, о событиях в Италии и об аресте Муссолини. Фюрер ограничивался лишь диктовкой текстов (дважды), прежде чем снова, наконец, выступить публично 9 ноября 1943 г.
Конечно, Гитлер еще сохранял определенное влияние на свое окружение. И, тем не менее, на людях его видели все меньше и меньше. Он заперся у себя в бункере, наблюдая оттуда за военными операциями. Как и у Геринга, у Геббельса сложилось впечатление, будто «фюрер постарел лет на пятнадцать за последние три с половиной года войны». «Сущая трагедия наблюдать, как он изолируется и ведет столь болезненный образ жизни. Он никогда не выходит подышать свежим воздухом, не находит больше никакого способа расслабиться. В своем укрытии он работает и без конца перебирает в уме свои планы. Он решился вести войну по-своему, совершенно по-спартански, и нам, по всей очевидности, не удастся тут что-либо изменить, — писал Геббельс 2 марта 1943 г. — Иногда он очень устает от жизни и говорит, что смерть его больше не пугает».
Безусловно, долгое время смерть пугала фюрера. Точнее, он боялся, как бы смерть не забрала его раньше, чем он «завершит свой труд». Его здоровье пошатнулось и стало ухудшаться, а потом и военная удача от него отвернулась. Отсюда, согласно Альберту Шпееру, и проистекало его болезненное нетерпение. В мае 1938 г. Гитлер приготовил собственноручно написанное завещание, и с тех пор беспокойство никогда его не покидало. Находясь под постоянным присмотром личного доктора Мореля, Гитлер пичкал себя медикаментами (в период между 1936 и 1945 гг. он принимал около тридцати различных видов таблеток), без конца перелистывал медицинские журналы, избегал ходьбы на лыжах, предупреждал Еву Браун, что та должна будет обходиться без него, и т. д. Часто бледный, постоянно подавленный, Гитлер страдал от того, что у него дрожали руки, и всеми силами пытался это скрывать. Его мучили приступы гастрита, вздутие живота, его зрение ослабло, а глаза потухли и стали выпученными{214}.
Главное, Гитлер потерял часть своих голосовых возможностей. Он также знал, что, когда он говорит, у него изо рта течет слюна. Вскоре он подхватил желтуху. Все это и определяло поведение фюрера, его упорное желание как можно меньше появляться на публике. Однако между двумя приступами депрессии он оказался вполне способен вновь обрести дар внушения. К нему вернулись былые приступы ярости и энтузиазм, побуждающий строить новые планы на будущее.
В 1945 г. он поднял боевой дух маршала Буша, которого отправил в отставку из-за того, что тот хотел сократить свои линии на советском фронте.
Покушение на фюрера 22 июля 1944 г. резко ухудшило его состояние: у него начали кровоточить слуховые проходы, сотни деревянных осколков вонзились ему в ноги, и с тех пор он ходил с большим трудом. Но, чудесным образом избежав смерти, Гитлер, казалось, обрел новый стимул, и дрожь в руках у него на некоторое время прекратилась. И все же он стал развалиной. «После Сталинграда генералы в него больше не верят», — писал Геббельс{215}. А Йодль даже позволял себе шутки насчет фюрера.
Генерал фон Рундштедт заметил, что «видный стратег начала войны превратился в простого капитана второго ранга».
В сентябре 1943 г. Геббельс осмелился впервые спросить у фюрера, нет ли возможности «раньше или позже договориться со Сталиным». За лето, в результате падения Муссолини и потери Средиземноморской Италии, ситуация для Германии резко ухудшилась. СССР же, наоборот, после победы красноармейских танков под Курском вернул себе Орел, Брянск, и, главное, Харьков, тогда как Гитлер заверял свое окружение, что этот город и вся донецкая индустрия останутся в руках вермахта.