Семь корон зверя
Шрифт:
Отдых, рассчитанный на целых три недели, шел своим чередом. Знакомая незнакомка Ирена появлялась на пляже почти что каждый день и на правах уже старой знакомой устраивалась на ближайшем лежаке. Она и с Лерой была отменно вежлива и мила, и на седьмой день знакомства Лера, по своей собственной инициативе, уже заняла для Ирены на всякий случай соседний топчан.
А на восьмой день пляжных отношений состоялся роковой для Бореньки и Леры разговор. Никогда бы он не случился, не такой Боря был человек, чтобы приоткрыть чужому и постороннему темный уголок своей души, да что там чужому, и родного бы не допустил, но зацепило его и потащило,
Началось же все совсем невинно. Захотелось Бореньке эрудицией блеснуть перед молодой дамой. Сначала пересказывал чуть что не в лицах поход Иисуса Навина на Иерихон, и про Моисея на горе, о смерти Аарона и наказании Мириам, потом пустился в собственные комментарии к изложенному. Тут до сей поры трепетно внимавшая ему Ирена и затеяла с Боренькой словесную пикировку, довольно презрительно отозвалась о пророке, так и не вошедшем в дарованную его народу землю, а первосвященника Аарона и вовсе обозвала дураком. Будто человеческие немощи, старость и смирение перед волей Божьей и даже сама смерть не вызывали в ней уважения, а лишь пренебрежение к ним, какое бывает у бесстрашного глупца, намерявшего себе два срока жизни. Такого Боренька стерпеть не смог, был задет и оскорблен в своих страхах, к тому же солнце припекло ему голову. И он выступил:
– Да как вы можете, Ирена! Сбросьте хоть на мгновение пелену с глаз, и вы увидите! Только, ради Бога, оставьте свое легкомыслие. Вы только вообразите, какое это отчаяние понимать, что уходишь навсегда и никогда, вы слышите, никогда не увидишь плодов собственного труда и счастья, будущего своего народа, ради которого страдал и сражался, за который заступался и перед Богом. И все напрасно. Дальше жизнь пойдет без тебя, кончился твой срок, а дело, тобой начатое, только на середине.
– Зачем же так трагично? Может, Моисей как помер, так, наоборот, от радости и обалдел. Что можно ничего не делать. Уселся себе на облаке, будто в киношке, и прикалывался, как внизу за него другие отдуваются. На заслуженном, так сказать, отдыхе, – ответствовала Бореньке Ирена, и было видно, что она-то не прикалывается, а так в действительности и думает.
– О Господи! – выдохнул Боря и завелся не на шутку. – Да если бы наверняка знать, что это облако у тебя будет и жизнь внизу «смотри – не хочу»! Но неизвестно же! Оттуда, знаете ли, никто еще не возвращался. Или для вас это новость? Ах, согласны? А раз согласны, то должны же вы допускать и такую возможность, что никакого облака и нет вовсе. И мир, вполне возможно, погибает в момент твоей собственной смерти. Все, конец, финита ля комедиа, ужас какой!
Боренька опять представил себе бесконечную пустоту, ожидающую его за гранью жизни, и весь пошел бледными пятнами, крупными пупырчатыми мурашками. И это несмотря на тридцатипятиградусную черноморскую жару и палящий обеденный зной. О собеседнице на этот миг он даже и позабыл. Но Ирена о себе напомнила.
– Вы что, помереть, что ли, боитесь? – прямо и грубо, совсем бестактно спросила она. Весь вид ее и тон были высокомерны, неприятны, с налетом немыслимого в данной ситуации превосходства и совершенно непонятного небрежения.
– А вы будто нет? – отпарировал Боря, а все равно что ответил утвердительно.
– Я? Я – нет! – И Ирена засмеялась. И опять в превосходной степени.
«Ненормальная какая-то, – подумал Боренька, – или издевается. Нет, не похоже. Совсем даже искренне надо мной смеется. От души. Дура просто, тут рыдать надо, а ей смешно». Он почувствовал желание плюнуть на их спор и уйти куда-нибудь, хоть в море, хоть в гостиницу, чтобы потешно не расплакаться при ней от обиды и поднявшегося в нем панического страха, но Ирена остановила его.
– А что бы вы, Боря, дали, чтобы никогда не умирать? – спокойно, со смешком спросила и, увидев по Боренькиным глазам, что тот готов ее ударить, торопливо добавила: – Я не подкалываю вас, я серьезно. Что бы вы дали за это?
Окончательно сведенный с ума собеседницей, смертью, солнцем и жарой, Боренька слетел с катушек и ответил, будто и не с Иреной говорил, а адресовался в более высокие сферы:
– Что бы я дал? Вы еще спрашиваете! Да что угодно! Да! Что угодно! Любая цена слишком большой не будет!
– И из дому бы ушли, и из университета? Чтобы родных никогда не увидеть, и знаменитым ученым тоже никогда не стать?
– Да что там родные, что дом! Я бы, как Вечный жид, по земле ходил. И счастлив был бы! – почти закричал в ответ Боря, а в голове бешено крутилось: «Глупость какая, бессмыслица, все ерунда!»
– Вы только потише, а то люди на нас оборачиваются, – осадила его Ирена и затем спросила нечто и вовсе несуразное: – Ну а, к примеру, младенцев вы бы стали убивать? Если так нужно для вечной жизни. Как в книжке, не помню какой, где купались в ванне из крови младенцев для вечной молодости.
– Младенцев царь Ирод истреблял, и еще фараон Рамсес, – машинально поправил обалдевший Боренька, и тут до него дошел смысл сказанного Иреной. – Вы что, с ума сошли? Или с вами солнечный удар приключился? Что за идиотские, чудовищные провокации?
– Вы же сами сказали, что готовы на все. Вот представьте, что это и есть то самое «все». Ну так как? – И голос у Ирены задрожал, зазвенел возбуждением.
– Я от своих слов не отказываюсь, – только и смог выдавить из себя ничего уже толком не понимавший Боренька, но вдруг его горячечный мозг явил ему картину подобного обмена, и Боря озвучил его результат: – Стал бы, чего уж скрывать. Да только это пустой разговор. Даже если я скажу вам, что согласен, так это всего лишь слова. И у вас, и у меня.
– Да-а, грех смеяться над убогими!.. – нараспев, глумливо протянула на одной ноте Ирена. – А вот мы и проверим. Завтра и проверим, какой вы храбрый. И честный.
– Что проверим? – Боря уже не искал смысла в ее словах и диалог с Иреной решил вести как психиатр с заговаривающимся, беспокойным пациентом.
– Как что? Правду вы говорите или, извините за выражение, гоните... Насчет младенцев. Хотите испытать себя? Или передумали?
– Отчего же, не передумал. Извольте! – Боря подыгрывал помешавшейся на его глазах, видимо, от жары девице, словно воспринимал ее всерьез. Что ж, с сумасшедшими так и надо. Только как ее к здоровым людям выпустили? Вот в чем загадка...
– Отлично. Правда, мне надо спросить позволения у одного лица. Вы не против?
– Нет, что вы, спрашивайте, – милостиво согласился Боренька, а про себя подумал, что новая знакомая его наверняка будет просить врачебного согласия на посещение ее в дурдоме.
– Тогда завтра я сообщу вам ответ. Если «да», то будьте готовы. И кстати, вашу подругу вы намерены брать с собой в вечную жизнь? Иначе ее придется убрать.
– Зачем же? Я возьму ее с собой, – великодушно определил Лерину судьбу Боренька, играть так уж играть до конца. – Она мне еще пригодится.