Семь лет в Тибете. Моя жизнь при дворе Далай-ламы
Шрифт:
Каждый год в Кьироне проходит настоящий спортивный праздник продолжительностью несколько дней. Главные дисциплины тут – скачки, стрельба из лука в длину и в высоту, а также прыжки в длину и в высоту. А для самых крепких есть тяжелый камень, который нужно поднять и пронести определенное расстояние.
Я, ко всеобщему восторгу, тоже поучаствовал в некоторых соревнованиях и даже чуть не выиграл забег. Я шел первым практически всю дистанцию с самого старта. Но мне были незнакомы местные приемы: на последнем и самом крутом участке пути один из участников нагнал меня и схватил за штаны. Я от неожиданности остановился и оглянулся. Этого негодяй и добивался: он опередил меня и первым дотронулся до финишного камня. Обескураженный этой хитростью, под общий смех я получил второй приз.
Спортом в Тибете занимаются только мужчины, женщины же про эмансипацию не слыхивали и довольствуются тем, что готовят еду для пикника и разливают пиво.
Даже помимо праздников, жизнь в Кьироне была достаточно разнообразной. Летом через деревню каждый день проходили караваны. После сбора урожая риса в Непале мужчины и женщины привозили сюда корзины зерна, чтобы обменять на соль. Это важнейший продукт экспорта страны, ее добывают в бессточных озерах Чантана, после чего месяцами на спинах яков и овец везут к границе, где выгодно обменивают на рис, который здесь ценится много выше.
Товары из Кьирона в Непал переносят батраки, потому что дорога идет по узким ущельям, а кое-где для перехода через скалы высечены ступени. Большую часть носильщиков составляют непальские женщины, увешанные дешевыми украшениями и в коротких юбках, открывающих взору их мускулистые ноги.
Однажды нам довелось наблюдать непальцев за сбором меда. Тибетцы этим не занимаются, поскольку это запрещено официальным распоряжением правительства, ведь их религия не разрешает лишать животных пищи. Но здесь, как и везде в мире, люди любят обходить запреты, поэтому тибетцы вместе со своими пёнпо просто платят за удовольствие полакомиться сладким. Они предоставляют непальцам собирать мед, который, вообще-то, мог доставаться им самим бесплатно, а потом покупают у них свое любимое лакомство.
Сбор меда в этих краях – довольно опасное занятие, потому что пчелы любят прятать соты под скальными выступами в узких ущельях. В расселины опускают длинные бамбуковые лестницы, и по ним, свободно раскачиваясь в воздухе, люди спускаются вниз на семьдесят-восемьдесят метров. Под ними ревет река Кози, и обрыв веревки означает для сборщика меда верную смерть. Во время сбора разъяренных пчел отпугивают дымом. Добыча складывается в специальные емкости и поднимается другой веревкой. Самое главное в этом деле – слаженность действий, потому что крики или иные сигналы в шуме реки было бы не разобрать. В тот год в ущелье близ Кьирона мед собирали одиннадцать непальцев в течение недели, и цена на лакомство явно не соответствовала той опасности, которой они подвергались во время работы. Я очень жалел, что у меня нет кинокамеры, чтобы запечатлеть это потрясающее зрелище.
Когда закончились обильные летние дожди, мы начали систематически обследовать окрестные вытянутые долины. Часто, взяв с собой продукты, картографические материалы и компас, мы уходили в экспедиции на несколько дней. Мы жили на альпийских лугах вместе с пастухами, которые, совсем как у нас, летом присматривали за скотом, пасущимся на пышных горных пастбищах. Сотни коров и самок яков щипали сочную травку среди заснеженных горных вершин. Я часто помогал взбивать масло, за что получал в награду золотисто-желтый свежий кусок. Чтобы масло быстрее застывало, с глетчеров приносят лед и бросают его в огромные маслобойные чаны.
Всякую хижину в горах охраняют резвые и очень агрессивные собаки. Обычно они сидят на цепи, и по ночам их лай отпугивает пантер, волков и диких псов. Эти сторожевые собаки крепко сложены, к тому же их кормят в основном молоком и сырой телятиной, что делает их еще сильнее и опаснее. Я пережил несколько весьма неприятных столкновений с этими зверями. Однажды такая собака сорвалась с цепи, когда я проходил мимо, и попыталась схватить меня за горло. Я увернулся, но тут псина вцепилась мне в руку и отпустила ее только после долгой борьбы. Моя одежда превратилась в лохмотья, но собака после схватки осталась неподвижно лежать на земле. Остатками рубашки я перевязал себе раны, глубокие шрамы от которых видны и по сей день. Впрочем, собачьи укусы зажили довольно быстро благодаря тому, что я регулярно окунался в один из целебных источников, куда в это время года, к сожалению, гораздо чаще наведываются змеи, нежели тибетцы. Как мне потом рассказали пастухи, в той схватке несладко пришлось не только мне. Пес после этого случая целую неделю пролежал в углу и ничего не ел.
Во время прогулок нам встречалось огромное количество земляники, но те места, где ягод было больше всего, кишели пиявками. Из литературы я знал, что эти гады – чума многих гималайских долин, а теперь мне на собственном опыте пришлось убедиться, насколько беззащитен перед ними человек. Они падают на животных и людей с деревьев, проползают через любую дырочку в одежде, даже через отверстия для шнурков на ботинках и присасываются к телу. Если их тут же оторвать, то кровопотеря будет больше, чем если дать им насосаться крови – тогда они отпадают сами. В некоторых долинах пиявок так много, что защититься от этих тварей просто невозможно. Как они выбирают себе жертву, я не знаю, но часто спастись от них помогал мне быстрый бег. На теплокровных животных этих мест часто сидят дюжины паразитов, присосавшихся к естественным отверстиям их тел. Лучший способ отпугнуть пиявок, который я знаю, пропитывать солью носки и штанины брюк.
В ходе вылазок мы собрали обширный картографический материал и сделали множество набросков, но найти подходящий для побега путь нам так и не удалось. Без специального снаряжения, да еще с тяжелым багажом все перевалы были непреодолимы. А мысль возвращаться по знакомому пути через деревню Дзонка нам не грела душу. Поэтому мы направили еще один запрос в Непал, желая точно узнать, вышлют нас оттуда в Индию или нет. Ответа так и не последовало. До того момента, когда нам надлежало покинуть Кьирон, оставалось еще два месяца, и мы посвятили это время тщательным сборам. Чтобы увеличить наши финансовые запасы, я ссудил одного торговца под обычные в этих краях тридцать три процента. Впоследствии я очень пожалел об этом, потому что он постоянно оттягивал выплату долга, отчего наш план тайного отъезда едва не пошел прахом.
Наши отношения с миролюбивыми и покладистыми сельчанами становились все более тесными. Тибетцы работают, как и наши крестьяне, используя не то что каждый час, а каждую минуту светлого времени дня. В сельскохозяйственных районах Тибета явственно ощущается недостаток в рабочей силе, так что здесь неведомы нищета и голод. Общины обеспечивают всем необходимым монахов, которые не участвуют в крестьянском труде, а заботятся только о благополучии души. Крестьяне живут вполне зажиточно, у них в сундуках хранятся чистые праздничные наряды для всей семьи. Женщины сами ткут и шьют платья дома.
Полиции в нашем понимании этого слова здесь не существует, а преступников всегда судят публично. Наказания довольно жестоки, но в некотором смысле только такие и возможны, учитывая здешний менталитет. Я слышал про человека, который украл золотую лампадку в одном из храмов неподалеку от Кьирона. Его изобличили и наказали, по нашим понятиям, бесчеловечным образом. Ему публично отрубили руки, а изувеченное тело зашили в сырую ячью шкуру. Потом ее высушили и сбросили в глубокое ущелье.
Но нам самим таких страшных наказаний видеть не довелось, да и, кажется, с течением времени нравы тибетцев смягчаются. Однажды я наблюдал за публичной поркой, которая мне показалась даже недостаточно суровой. Наказывали монахиню, принадлежавшую к реформированной буддийской церкви, [26] которая предписывает строгое безбрачие. Эта монахиня от монаха той же церкви прижила ребенка, которого убила тотчас после рождения. Их обоих изобличили и поставили к позорному столбу. Об их преступлении объявили во всеуслышание и каждому назначили по сто ударов плетью. Во время экзекуции местные жители просили власти проявить милосердие, как обычно предлагая им деньги. В результате приговор был смягчен, и в толпе, где многие плакали, раздался вздох облегчения. Монаха с монахиней изгнали из округа, лишив религиозного сана. Нам такое сочувствие показалось странным и почти необъяснимым. Добросердечные поселяне одарили преступников деньгами и съестными припасами, так что эта пара покинула Кьирон и отправилась в паломничество с полными мешками всякой снеди.
26
Имеется в виду школа Гелуг, основанная Чже Цонкапой (1357–1419), реформатором тибетского буддизма, который вернул в монастыри традиции строгого соблюдения монашеской дисциплины и изучения философии, устранив искаженные интерпретации учения Будды и ложные практики. – Примеч. ред.