Семь лет в Тибете. Моя жизнь при дворе Далай-ламы
Шрифт:
Так, без особых приключений, я добрался до дома моего индийского друга, того самого, который год назад принял у меня на хранение деньги и вещи. Уже наступил май, а мы как раз договаривались, что он в этом месяце будет ждать меня каждую полночь. Я специально не стал сразу подходить к дому, а сначала надежно спрятал свой рюкзак – ведь предательство было все же вполне вероятно.
Луна ярко освещала дом. Я спрятался в тени хлева и дважды тихо позвал своего друга по имени. Тут дверь распахнулась, он бросился ко мне, упал на землю и стал целовать мне ноги. По щекам его текли слезы радости. Он сразу провел меня в уединенную комнату с огромным замком на двери, засветил лучину и открыл какой-то сундук. В нем лежали все мои вещи, бережно зашитые в чистые хлопковые мешки. Глубоко тронутый его верностью, я распаковал свои пожитки и вознаградил этого человека. А потом воздал должное еде, которой он меня стал потчевать. Я попросил его к следующему дню раздобыть мне продуктов и шерстяное одеяло. Он пообещал выполнить это и в придачу подарил мне шерстяные штаны и шарф домашней вязки.
Следующий день я проспал в ближайшем лесу, а вечером пошел забирать свои вещи. Мой друг еще раз щедро накормил меня, а потом немного проводил. Он нес часть моих вещей и не поддавался на уговоры отдать их все-таки мне. А бедняга был совсем тощий от недоедания, и ему было тяжело идти в моем темпе. Так что скоро я попросил его повернуть назад и после сердечного прощания снова остался один.
Наверное, было немного за полночь, когда произошла очень неприятная встреча: вдруг прямо передо мной, посреди тропинки, вырос медведь. Он стоял на задних лапах и рычал. Мы не слышали приближения друг друга из-за шума Ганга. Я направил свое примитивное копье на сердце зверя и потихоньку попятился, не спуская с него глаз. За первым же поворотом тропинки я быстро развел костер, выхватил из огня горящую палку и, размахивая ею перед собой, отважился вернуться к месту встречи с медведем. Но там уже никого не было. Потом я узнал от тибетских крестьян, что медведи нападают только при свете дня, а ночью они сами всего боятся.
После десяти дней пути я снова добрался до деревни Нэлан, которая год назад стала для меня роковой. Но на этот раз я вышел на месяц раньше, и жителей в деревне еще не было. Но как же я был рад снова встретить там четверых своих товарищей по лагерю! Они обогнали меня, пока я останавливался у своего индийского друга. Мы расположились в одном из открытых домов и первую ночь проспали без помех. К сожалению, у Заттлера случился приступ горной болезни, он чувствовал себя кошмарно и был не в силах продолжать путь. Он решил вернуться, но пообещал нам сдаться властям не раньше чем через два дня, чтобы не подвергать нас опасности. Копп, который в прошлом году вместе с профессиональным борцом Кремером этим же путем добрался до Тибета, присоединился ко мне.
Но до перевала, по которому проходит граница между Индией и Тибетом, мы вчетвером добрались только через семь долгих ходовых дней. Эта проволочка произошла из-за ужасной ошибки: от стоянки Тирпани мы двинулись вверх по самой восточной из трех долин, но скоро поняли, что ошиблись дорогой. Чтобы сориентироваться, мы с Ауфшнайтером поднялись на вершину, откуда должны были хорошо просматриваться окрестности. С этой высоты мы впервые увидели перед собой Тибет. Правда, мы слишком выбились из сил, чтобы в полной мере насладиться этим долгожданным зрелищем. А кроме того, давал о себе знать недостаток кислорода, ведь находились мы на высоте около 5600 метров. К огромному нашему разочарованию, выяснилось, что придется возвращаться обратно до самого Тирпани. А оттуда до перевала рукой подать. Эта ошибка стоила нам трех дней пути, что, конечно, не способствовало особому душевному подъему. Чертыхаясь, мы двинулись обратно к разветвлению долин. Провизия была у нас строго распределена по дням, так что мы начали беспокоиться, хватит ли нам еды, чтобы добраться до следующего населенного пункта.
От Тирпани мы пошли, слегка поднимаясь вверх, по бесснежным лугам вдоль питающегося ключами ручья, одного из притоков Ганга. Еще неделю назад это был бурный поток, который с оглушительным шумом низвергался в долину, а теперь он змеился тихим ручейком по предвесенним заливным лугам. Через несколько месяцев все здесь зазеленеет, а стоянки, пока различимые только по закопченным камням, давали представление о том, как летом через горные перевалы тянутся караваны из Индии в Тибет.
Вдруг нашу тропу пересекла отара горных овец. Грациозно подпрыгивая, словно серны, они скрылись из виду, даже не заметив нас. К сожалению, исчезнув из виду, они избежали и наших желудков. А мы с таким удовольствием отправили бы одну такую овечку в котелок и наконец досыта поели! Еще долго после этого происшествия воображение рисовало нам разнообразные картины охоты.
У подножия перевала мы разбили свой последний лагерь в Индии. И вместо того, чтобы порадоваться полным мискам бараньей похлебки, о которой столько мечталось, нам пришлось довольствоваться лишь несколькими лепешками, испеченными на горячих камнях. Было очень холодно, от колючего гималайского ветра, дувшего по всей долине, нас защищали лишь каменные глыбы.
Это было 17 мая 1944 года. В этот достопамятный день мы наконец достигли высоты перевала Цанчок-Ла. [5] Из карт мы знали, что высота этого перевала 5300 метров. Наконец мы достигли границы между Индией и Тибетом, о котором столько грезили, и теперь ни один англичанин не мог нас арестовать. Мы наслаждались давно забытым чувством безопасности. Мы не знали, как с нами поступят тибетские власти, но, так как наша родина не воевала с Тибетом, мы, конечно, надеялись на приветливый прием.
5
Ла в переводе с тибетского означает «горный перевал». – Примеч. ред.
Перевал был отмечен грудой камней, украшенной молитвенными флагами, которые благочестивые буддисты посвящают своим богам. Хотя было очень холодно, мы сделали в этом месте долгий привал, чтобы отдохнуть и обдумать свое положение. Местного языка мы почти не знали, денег у нас было очень мало, но самое главное – совсем закончились съестные припасы, нас мучил голод, и поэтому нужно было как можно скорее добраться до какого-нибудь поселения. Но насколько хватало глаз, вокруг были лишь пустынные долины и горы. Правда, судя по картам, на нашем пути должны были повстречаться какие-то деревни.
Нашей главной целью, как я уже упоминал, были удаленные еще на тысячи километров от этих мест японские рубежи. Наш план состоял в том, чтобы добраться сначала до священной горы Кайлас, а оттуда, двигаясь вдоль берегов Брахмапутры, достичь Восточного Тибета. По словам нашего товарища Коппа, который в ходе прошлогоднего побега добрался до Тибета, но был выслан обратно, наши карты оказались довольно точны.
Преодолев очень крутой спуск, мы вышли к руслу Опчу, где сделали полуденный привал. Отвесные горные стены возвышались со всех сторон долины, образуя каньон. Никаких поселений здесь не было, и только забытый посох указывал на то, что иногда через эти места проходили люди. С другой стороны долины поднимались стены из крошащихся пород, на которые нам теперь предстояло взобраться. Темнеть начало еще до того, как мы достигли плато, и мы снова разбили холодный бивуак. На протяжении нескольких последних дней в качестве топлива мы использовали только колючие кустики, скудно росшие по склонам. Но здесь не было и их, так что на жалкий костерок пошли несколько с трудом найденных сухих коровьих лепешек.
Тибет не терпит чужаков
На следующий день, еще до полудня, мы добрались до первой тибетской деревни под названием Касапулин. Это поселение состояло из шести совершенно заброшенного вида домов, и, когда мы стали стучать, внутри ничего не шелохнулось.
Потом мы обнаружили, что все жители прилежно трудятся на окрестных полях, засевают их ячменем. Согнувшись в три погибели, они быстро, как машины, клали в землю зернышко за зернышком. Вид этих людей вызвал в нас чувства, подобные тем, что должен был испытывать Христофор Колумб, впервые встретив американских туземцев. Как они нас примут? Дружелюбно или враждебно? Впрочем, поначалу они вовсе нас не замечали. До нас не доносилось никаких звуков, кроме криков похожей на ведьму старухи. Но и их причиной были не мы, а бессчетные дикие голуби, готовые наброситься на только что засеянную землю. До самого вечера местные жители не удостоили нас и взглядом. Так что в конце концов мы встали лагерем неподалеку от одного из домов и, как только с наступлением темноты люди начали возвращаться с полей, предприняли попытки вступить с ними в торговые отношения. Мы предложили им деньги и хотели получить в обмен одну из их овец или коз. Но местные жители держались очень настороженно и не желали ничего нам продавать. Так как в Тибете не существует пограничных застав, здесь с детства привыкли сторониться чужаков, а что-либо продавать иноземцам запрещено под страхом сурового наказания. Поэтому нам не оставалось ничего другого, как припугнуть их, иначе бы нам пришлось голодать. Мы пригрозили, что отберем животное силой, не заплатив, если они нам добровольно ничего не продадут. И так как выглядели мы все четверо довольно крепкими, в итоге это сработало. Уже совершенно стемнело, когда они наконец согласились отдать нам за неслыханную сумму старого козла, которого еще надо было пригнать. Хотя было понятно, что нас надули, мы ничего не сказали, стремясь установить насколько возможно дружеские отношения с местными жителями.
Нашего «золотого» козла мы зарезали в каком-то хлеву и уже после полуночи, голодные как волки, смогли отведать полусырого мяса.
Следующий день мы посвятили отдыху и более внимательному осмотру домов. Они были построены из камня, с плоскими крышами, на них было разложено и сушилось то, что здесь использовали в качестве топлива. Жившие в этих краях тибетцы были совсем не похожи на обитателей внутренней части страны, с которыми мы познакомились позже. Торговля с Индией и регулярно проходящие здесь караваны совершенно испортили их. Они грязны и смуглы, их узкие глазки беспокойно бегают. Веселости, которой славится этот народ, у этих людей нет и в помине. Все дела они исполняют нехотя. В этих краях они поселились только потому, что в сезон прохода караванов на продаже продуктов сельского хозяйства здесь можно выручить хорошие деньги. А еще эти шесть домов у границы, как выяснилось позже, были чуть ли не единственной деревней без монастыря.