Семь минут
Шрифт:
Он подошел к стене за диваном, притронулся к чему-то, и стена разъехалась, открывая узкий проход.
— Уносите свою задницу! — приказал продюсер. — И никогда больше не показывайтесь здесь.
— Не беспокойтесь, — заверил его Майк Барретт и нырнул в тоннель. Он увидел, что Квондт собирается закрыть выход. — Мистер Квондт…
— У меня нет времени. Я должен спуститься к фараонам.
— Мистер Квондт… продавец автографов, которому вы продали письма…
Стена стала соединяться, и Барретт услышал голос:
— Олин Адамс, «Лавка автографов Олина Адамса», Пятидесятая
Стена закрылась. Барретт отвернулся и где-то впереди увидел свет.
Через полтора часа Майк Барретт сидел в своем уютном и надежном кабинете и описывал встречу с Норманом С. Квондтом Эйбу Зелкину, который ходил взад-вперед перед его столом.
— И этот Квондт курил сигару, как ты, — добавил Барретт. — Только у тебя не каплет слюна, как у него.
Зелкин посмотрел на свою сигару.
— Мне не из-за чего распускать слюни, в отличие от него.
— Ну и тип! — покачал головой Барретт. — Какое мерзостное занятие бизнес. Съемки крупным планом фелляций, куннилингуса, педерастии, оргазмов, не говоря уже об искусственных мужских членах, и все это делается во имя сексуальной раскрепощенности и в целях науки. Может, эти порнофильмы и не приносят особого вреда, так же как честно написанные книги или снятые картины, и все же что-то мерзкое есть в людях, которые их создают, в этих квондтах, от которых меня тошнит. Может, это покажется тебе непоследовательным, но таких людей, как Норман С. Квондт, нельзя допускать в бизнес.
— Если его поймают, он получит пять лет.
— Никто его не поймает, он скользкий, как угорь. Такие люди превращают слово «секс» в неприличное. Из-за них секса стыдятся нормальные люди вроде нас с тобой. Больше всего меня злит, Эйб, что, защищая свободу печати и слова, мы заодно защищаем всех этих скользких квондтов. Они порочны и бесчестны, но нам приходится прибегать к их услугам. Если мы выступаем против цензуры, значит, мы должны выступать против всей цензуры. Только хотелось бы провести черту и выделить тех, кто заслуживает защиты, и тех, кого нельзя защитить. Но кто проведет эту черту, кто сделает выбор? Где найти такого мудрого и справедливого судью?
Зелкин остановился, и его похожее на тыкву лицо посерьезнело.
— Не переживай ты так, Майк. Мы защищаем не Квондта, Джадвея. Заодно свободу может получить и Квондт. Пусть это и звучит высокопарно. Он назвал тебе фамилию торговца автографами… Олин Адамс, да?.. Хорошо, пока это наша самая большая находка в борьбе против Дункана. И очень своевременная. Сегодня до перерыва мы согласовали кандидатуры восьмерых присяжных. На завтра остаются только четверо. Если все пройдет нормально, значит, процесс начнется в понедельник. Вот почему я считаю твою находку очень своевременной. Я очень рад, что полиция не застукала тебя с Квондтом и голыми девицами.
— Я тоже доволен. Могу себе представить газетные заголовки. «Защитник принимал участие в сексуальной оргии с голыми красавицами». Это для нас был бы занавес.
Зазвонил телефон, и Барретт снял трубку.
— Я дозвонилась до Нью-Йорка, мистер Барретт, — сообщила Донна. — Нам повезло, и мы застали мистера Адамса. Он уже закрывал магазин. Мистер Олин Адамс на первой линии.
— Спасибо, Донна. Вдруг нам повезет и дальше. Поэтому выясните, когда самый ближайший рейс на Нью-Йорк. — Он посмотрел на Зелкина. — Она дозвонилась до Олина Адамса, Эйб. Скрести пальцы на удачу. — Барретт нажал на кнопку, рядом с которой горела лампочка. — Мистер Олин Адамс?
— Да, сэр, — ответил издалека тихий голос. — Чем могу служить, мистер Барретт?
— Говорят, дней десять назад вы купили несколько писем Дж Дж Джадвея, автора «Семи минут». Я узнал об этом сегодня от джентльмена, который продал вам их.
— Письма Джадвея? Да, вы правы, я купил их.
— Они все еще у вас, мистер Адамс? — спросил Барретт и с тревогой замер.
— Конечно. У меня едва было время распаковать их, не говоря уже о том, чтобы занести в каталог. Сейчас мы разбираем две большие коллекции: рукописи Уолта Уитмена и переписку Мартина Лютера Кинга. Мы купили их до приобретения писем Джадвея.
Барретт показал Зелкину два пальца, знак победы, и ликующе сказал:
— Мистер Адамс, я очень рад, что письма Джадвея до сих пор у вас, потому что хочу купить их. Вы знаете, что в них?
— Нет, мистер Барретт. Сейчас я не могу ответить на ваш вопрос, потому что уже все закрыл и собирался уходить домой. Может, завтра…
— Возможно, вы сумели бы сказать, хотя бы в общих чертах…
— Когда они прибыли неделю-две назад, я распаковал посылку, чтобы убедиться в подлинности писем. Если я не ошибаюсь, там четыре письма. Три подписаны самим Джадвеем, а четвертое напечатано на машинке, но на обороте стоит подпись мисс Макгро, возлюбленной мистера Джадвея, насколько я знаю. Всего девять страниц.
— А содержание, мистер Адамс?
— Сейчас не могу вспомнить. Я очень бегло просмотрел их. В основном они касаются литературы: разбор книг, какие-то биографические сведения для обложки. Мне трудно вспомнить, потому что Уолт Уитмен…
— Мистер Адамс, я хочу их купить, не читая.
— Я бы на вашем месте не стал этого делать. Это было бы крайне неосмотрительно.
— Мне все равно. Они мне нужны немедленно. Можете назвать цену?
— Ну, у меня не было времени оценить их…
— Назовите цену, и не бойтесь завысить ее.
— Гмм… очень трудно, мистер Барретт. Это первые письма Джадвея, которые, по моим сведениям, появились на рынке. Никаких аукционов по его документам еще не проводилось.
— Но вы уже приблизительно должны знать цену, мистер Адамс, — настаивал Барретт, стараясь сдержать нетерпение. — Назовите устраивающую вас цену.
После недолгого молчания он вновь услышал голос торговца автографами:
— Мы продали за пятьдесят долларов письмо Синклера Льюиса и однажды за двести пятьдесят — письмо Уолта Уитмена. Джадвей не относится к таким знаменитостям, но, с другой стороны, по нему еще ничего нет, а шум из-за его книги может заставить некоторых коллекционеров в один прекрасный день гоняться за ними. Мне думается, что, если Джадвей станет знаменитым, эти письма могут потянуть, скажем, на восемьсот долларов.